шел так испокон веков и будет идти до конца мира. Он вынул письмо из кармана и подсунул под дверь. Потом, повернувшись, сбежал по ступеням и обежал вокруг дома. Я сделал это! Я сделал это! Сегодня вечером или завтра утром они его увидят... Он подошел к двери, ведущей в подвал, открыл ее и заглянул: там не было никого. Точно бешеный зверь, билось в топке пламя, бросая на все красные отсветы. Он стоял перед котлом, сквозь щели дверцы глядя на суетливые языки огня. Сгорела Мэри или еще не совсем? Ему хотелось помешать золу и посмотреть, но он не смел; он содрогался при одной мысли об этом. Он повернул рычаг, чтобы подбавить угля, и пошел в свою комнату.
Когда он вытянулся на постели в темноте, он вдруг почувствовал, что дрожит всем телом. Ему было холодно и хотелось есть. Вдруг жаркий, жарче крови, поток страха затопил его, и он вскочил на ноги. Он стоял посреди комнаты, и перед ним мелькали его перчатки, карандаш, бумага. Как он мог про них забыть? Нужно было сжечь их. Скорей, сейчас же. Он зажег свет, подошел к своему пальто, достал перчатки, карандаш и бумагу и засунул их за пазуху. Он подошел к двери, прислушался, потом вышел в коридор и спустился в котельную. С минуту он постоял, глядя в полыхающие жаром щели. Потом он торопливо распахнул дверцу и бросил перчатки, карандаш и бумагу в огонь; он следил, как они задымились, вспыхнули, он захлопнул дверцу и услышал, как их подхватил яростный вихрь тяги.
Странное ощущение овладело им. Что-то жгло внутри, и вся кожа горела. Колени подгибались. Он пошатнулся и, схватившись за стену, беспомощно прислонился к ней. Изнутри, из живота, поползло по всему телу цепенящее чувство онемения, захватило даже голову, глаза, заставило рот судорожно раскрыться. Силы оставляли его. Он упал на колени и ладонями уперся в пол, чтобы не свалиться совсем. Его охватил животный ужас. Зубы у него стучали, пот выступил под мышками, стекал по спине. Он застонал, стараясь не шевелиться. Предметы расплывались у него перед глазами, но постепенно опять обрели четкую форму. Снова он увидел котел. Тогда он понял, что был на грани обморока. Вскоре гул и блеск огня вошли опять в его сознание. Он закрыл рот и скрежетнул зубами, цепенящий столбняк проходил.
Когда он оправился настолько, что мог уже держаться без опоры, он поднялся на ноги и рукавом вытер лоб. Он извелся оттого, что слишком долго не ел и не спал, а волнение еще истощило его силы. Нужно бы пойти на кухню пообедать. Это просто глупо - морить себя голодом. Он поднялся по лестнице и робко постучал в дверь; ответа не было. Он повернул ручку, толкнул дверь и увидел, что кухня залита светом. На столе белыми салфетками было покрыто что-то, по-видимому тарелки с едой. Он постоял, глядя на стол, потом подошел и приподнял край одной салфетки, другой, третьей. Там лежал нарезанный ломтиками хлеб, жареное мясо, картофель, стручковая фасоль, шпинат и большой кусок шоколадного торта. У него рот наполнился слюной. Неужели это все для него? Он оглянулся, недоумевая, где Пегги. Может быть, нужно пойти поискать ее? Но эта мысль ему не понравилась: выйдя из кухни, он обратил бы на себя внимание, а этого ему меньше всего хотелось. Он стоял посреди кухни в нерешительности, ему очень хотелось есть, но он боялся. Он положил свои черные пальцы на край белого стола, и безмолвная усмешка растянула его губы; на одно мгновение он как бы увидел себя со стороны во вспышке мертвенно-бледного света: он убил белую девушку, дочь богатого человека, отрезал ей голову и сжег ее тело в топке котла, солгал, чтобы свалить вину на другого, написал письмо с требованием выкупа в десять тысяч долларов - и вот теперь стоит и не решается тронуть еду, которая наверняка для него же и приготовлена.
- Биггер!
- А? - откликнулся он, еще не сообразив, кто его зовет.
- Куда вы пропали? Вас обед с пяти часов ждет. Берите стул, садитесь и ешьте...
'...сколько захочется...' Он уже не слушал. В руках у Пегги было его письмо. 'Вы ешьте, а я вам пока кофе подогрею'. Открывала ли она его? Знает ли она, что в нем? Нет, конверт цел. Она подошла к столу и сняла салфетки с тарелок. От волнения у него дрожали колени и на лбу выступил пот. Ему казалось, что вся кожа у пего пузырится, как от ожога... 'может быть, подогреть мясо?' Вопрос дошел до него откуда-то издалека, и он покачал головой, не зная даже, о чем она спрашивает... 'что вам, нездоровится?'
- Нет, ничего, - пробормотал он.
- Разве можно так долго ходить не евши?
- Я не был голоден.
- Это вам так только кажется.
Она поставила у его прибора чашку и блюдце, потом положила письмо на край стола. Там оно лежало и притягивало его взгляд, как магнит железо. Пегги принесла кофейник и налила ему полную чашку. Видимо, она только что нашла письмо под дверью и еще не успела передать его мистеру Долтону. Она поставила перед ним маленький кувшинчик со сливками и взяла письмо со стола.
- Я сейчас вернусь, - сказала она. - Вот только отнесу это мистеру Долтону.
- Да, мэм, - шепотом отозвался он.
Она вышла. Он перестал жевать и с пересохшим ртом уставился в пространство перед собой. Но он знал, что _нужно_ есть. Если он не будет есть сейчас, это может возбудить подозрение. Он стал набивать себя пищей, наскоро прожевывая каждый кусок и запивая глотком горячего кофе, чтобы он легче проходил. Когда кофе был выпит, он перешел на холодную воду. Все время он напряженно вслушивался, ловя ухом каждый звук. Но ничего не было слышно. Наконец дверь бесшумно распахнулась, и вошла Пегги. По ее круглому красному лицу ничего нельзя было узнать. Следя за ней уголком глаза, он увидел, как она подошла к плите и начала возиться с кастрюлями и сковородками.
- Еще кофе хотите?
- Нет, мэм.
- Слушайте, Биггер, вас, верно, напугала эта суматоха в доме?
- Нет, мэм, что вы, - сказал он, недоумевая, чем он мог навести ее на этот вопрос.
- Уж эта Мэри! - вздохнула Пегги. - Вы подумайте, что только позволяет себе девчонка. Отец с матерью прямо голову потеряли. Ну и дети теперь пошли...
Он торопливо доедал свой обед и ничего не говорил; ему хотелось поскорей выбраться из кухни. Никто еще ничего не знал о Мэри. Он представил себе отчаяние и ужас всей семьи, когда станет известно, что Мэри похищена. Это сразу отведет их подозрения от него. Они подумают, что Мэри похитили белые люди; им никогда не придет в голову, что жалкий, трусливый негр мог сделать это. Они возьмутся за Джана. Подпись 'Красный' и рисунок молотка с кривым ножом наведет на мысль о коммунистах.
- Ну как, сыты?
- Да, мэм.
- Завтра с утра надо-будет выгрести золу из топки, Биггер.
- Да, мэм.
- И к восьми подать машину мистеру Долтону.
- Да, мэм.
- Вам нравится ваша комната?
- Да, мэм.
Дверь резко распахнулась. Биггер подскочил от испуга. В кухню вошел мистер Долтон; лицо у него было пепельно-серое. Он пристально посмотрел на Пегги, а Пегги, с полотенцем через плечо, пристально смотрела на него. Мистер Долтон держал в руке распечатанное письмо.
- Что случилось, мистер Долтон?
- Кто... Где вы... Кто вам дал это?
- Что?
- Это _письмо_.
- Никто мне не давал. Я его нашла под дверьми.
- Когда?
- Да вот сейчас только. А что?
Мистер Долтон обвел взглядом кухню, ни на чем не останавливаясь, просто скользя по стенам широко раскрытыми, невидящими глазами. Потом он снова взглянул на Пегги, он как будто отдавался на ее милость: ждал от нее каких-то слов, которые рассеют надвинувшийся ужас.
- Что с-случилось, мистер Долтон? - снова спросила Пегги.
Прежде чем он успел ответить, в кухню вошла миссис Долтон, нащупывая дорогу протянутыми вперед руками. Биггер видел, как ее белые пальцы, дрожа, шарили в воздухе, пока не встретили плечо мистера Долтона. Они вцепились в борт пиджака с такой силой, что казалось, вот-вот оторвут его. Биггер не
