гитарой...
Потом он еще долго ругал и проклинал себя за малодушие и все снова и снова прокручивал в памяти, как на экране видеомагнитофона, тот долгожданный момент, когда она проходила мимо него, стоявшего в вонючем подъезде с ребятами, проходила так близко, что он с трепетом сердца услышал тонкий и горьковатый запах ее духов, и когда он растерялся, струсил и не мог подойти к ней, и то, что рисовалось в мечтах, вдруг, в один миг сделалось таким трудным, почти невозможным, что у него тогда и мысли по- настоящему не появилось, чтобы подойти и что-то сказать ей...
Сейчас он появится... Вот сейчас... С поднятым воротником плаща, с короткой седой стрижкой. Вот он! А теперь она выглянет в окно. Почему же не видно ее? А он уже в машине. Но не отъезжает. Руки на руле, подбородком оперся о руки. И все нет ее в окне... Ну, наконец-то, отъехал... Черт, до чего же противный визг тормозов! Вот и она. Но... Что это она так уставилась в мою сторону?
-- Эй, мальчик! 'Это вы мне?'
- Эй, мальчик, поди сюда!
'Вы меня зовете? Сейчас, сейчас иду...'
- Ты что, оглох?! - говорила она негромко, но властно, а на улице было тихо, свет во многих окнах уже не горел, было очень тихо, только слабый ветерок шелестел в листве дерева, под которым он стоял, и оттого, что она так властно и резко говорила, ему казалось, что она почти кричит, и потому он немножко струсил.
Наконец горло отпустило, он перевел дыхание и дрогнувшим голосом спросил:
- Вы мне?
- А разве, кроме тебя, там еще кто-нибудь есть?
- Нет.
- Тогда иди ты. Подойди.
Он подошел. Он чувствовал, как сжалось сердце.
- Ты что там стоишь каждый вечер? - строго спросила она.
Он молчал, не сводя с ее лица взгляда. Это ее немного смутило, но тем не менее все так же строго она спросила:
- Ты разглядываешь мое окно. Почему?
- Я... я ничего... Просто шел мимо, - выговорил наконец он, ужасно труся, деревянным, не ворочавшимся во рту языком.
- Рассказывай, - сердито проворчала она и уронила пепел с сигареты на тротуар рядом с ним. - Мимо он шел... Хочешь, чтобы я позвонила в милицию?
- Не хочу, - сказал он.
- Понятно, не хочешь, - сказала она. - Ну, так иди. Не стой здесь больше. Тебе сколько лет?
Он даже не успел подумать, стоит ли в данном случае врать, сразу сказал, как оно есть - шестнадцать, сказал.
- Мальчики твоего возраста давно уже в постелях, - сказала она. - Иди, милый, домой...
- Попробуй... Затянись, как сигарету куришь.
- Это же нетрудно. Ты сигарети куришь? Куришь. Вот и это так же.
- Попробуй, не пожалеешь. Закейфуешь - еще благодарить будешь, еще попросишь - не дадим... Ха- ха... Дай ему чинарик, Кент.
- Дать ему?! Да ты что?! Здесь самый смак остался, а ты говоришь, дай фрайеру. Да что он в этом поймет' Ты что, Маэстро?..
- Ничего, ничего, дай, не жмоться. Пусть ему самый смак достанется. Мы не жадные.
- Да, да, мы добрые. Дай ему, Кент. А мы посмотрим, порадуемся за кореша.
- Нет, я не хочу, - нерешительно сказал он, глядя смущенно на протянутый ему рукой Кента в татуировках окурок папиросы.
- Дают - бери, - сказал Маэстро.
- Ты смотри, он еще раздумывать будет! - возмутился Кент. - Бери - спасибо скажешь... Остатки - сладки...
- Да я не очень... - пробормотал он, все еще стесняясь, с одной стороны, и не желая ударить лицом в грязь перед этими парнями - с другой, уже протягивая руку и беря окурок папиросы.
- Затянись как следует, затянись покрепче, несколько раз подряд. Вот так. Теперь подыши, вдохни глубоко. Еще затянись. Крепче. Молодец. Вот, теперь жди прихода...
- О! Посмотрите на него! Посмотрите на его глаза. Он поплыл!
- Закейфовал!
- А, поплыл? Счастливого плавания. Ну как, Закир, нравится?
Закир поднял большой палец, показывая, что здорово.
- Смотрите, Пласткожа идет.
- Очень на педика он становится похож в последнее время.
- Ха-ха-ха...
- Здорово, здорово, Пласткожа.
- Привет хорошим ребятам.
- Говорят, ты на педика похож.
- Кто говорит? Кто говорит, я тому язык оторву!
- Моло-оде-ец!
- Ха-ха-ха! Пласткожа похож на педика...
- Ты что, Закир, заводишься? Схлопочешь, смотри... г- Он уже поплыл... Ты разве не видишь, что мы уже за-кейфовали?
- Я тоже немного с утра поймал кайф... Тоже немного есть приход.
- Ты тоже, да? Ты, Пласткожа, молодец, моло-оде-ец! совсем ты на педика не похож, кто говорит - дерьмо кушает! Ты на них не обижайся, ладно? Извини, Пласткожа, тебе не оставили, ни кусочка кайфа не осталось...
- Закир все вытянул до конца. Как увидел мастырку, так и набросился, все выкурил, ни крошки не осталось...
- Да, он такой, как увидит - ни крошки никому не оставит...
- Да, я такой...
- А! Что я говорил? А еще курить не хотел, говорил, что вообще не курит.
- Друзей морочил.
- Ничего, у меня тоже кое-что найдется. Пласткожа пустой не придет.
- Молодец, Пласткожа. Я же говорил, что Пласткожа пустой не придет.
- Молодец, Пласткожа! Совсем на педика не похож.
- Ха-ха-ха!..
; - Покажи. Ух ты! Где ты берешь такой товар? Подсказал бы, братка, а?..
- Секрет. Ничего, я с вами поделюсь. Первую - по кругу. Бери, Кент, заполняй.
- Кент что, слуга твоего отца, что ли? Сам и заполняй.
- Бери, бери, Кент, не выламывайся. Ты хорошо заполняешь.
- Ты же хорошо заполняешь, Кент, я в этом смысле сказал, что ты обижаешься, ей-богу! Ты заполняешь, как мастер, вот я и хотел, чтобы ты...
- Ну давай... Вот это штука! Вот это товар так товар, сразу видно, что не тухта.
- Дайте мне! - вдруг сказал Закир. - Мне дайте. Я хочу не тухту! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
- О, посмотрите на Закира! Плывет...
- Во вкус вошел.
- Ты будешь в серединке, Закир. Третьим будешь.
- Нет, я хочу первым!
- Первым нельзя. Мастырку поломаешь. Третьим будешь. Вот уже твоя очередь, бери.
- А последним? Тоже нельзя?
- А! Во вкус вошел. Я же говорил!
- Товар Пласткожи, теперь самый смак - хозяину товара...
