выигрывает от тех книг, от которых проигрывает издатель (англ.)).
НАДГРОБИЕ КНИГОТОРГОВЦА
Подходит время, когда жизненный ассортимент книготорговца истощается и Смерть отказывается выдавать товар под вексель. Говорят, что Бенджамин Франклин об эпитафии на своем надгробии позаботился заранее. Вот этот столь часто цитируемый текст:
БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН,
ИЗДАТЕЛЬ ПОДОБНО ПЕРЕПЛЕТУ СТАРОЙ КНИГИ,
ЛИШЕННОЙ СВОЕГО СОДЕРЖАНИЯ,
ЗАГЛАВИЯ И ПОЗОЛОТЫ,
ПОКОИТСЯ ЗДЕСЬ ЕГО ТЕЛО
НА РАДОСТЬ ЧЕРВЯМ.
НО САМО ПРОИЗВЕДЕНИЕ НЕ ПРОПАЛО,
ИБО, СИЛЬНОЕ ВЕРОЙ, ОНО ВНОВЬ ВОЗРОДИТСЯ
В НОВОМ,
ЛУЧШЕМ ИЗДАНИИ,
ПРОВЕРЕННОМ И ИСПРАВЛЕННОМ
АВТОРОМ.
На надгробие Франклина этот текст не попал. На его могиле в Филадельфии, где он покоится вместе с женой, лежит простая каменная плита, и на ней всего лишь:
BENJAMIN
AND FRANKLIN DEBORAH
1790.
Шутка Франклина не оригинальна. Множество вариаций такого сравнения ходило по миру задолго до Франклина. Бостонский издатель Джон Фостер в 1661 году так увековечил память о себе на собственном надгробии:
Тело, некогда полное жизни, сброшено в корзину, как старый календарь.
Но неактуально оно только сейчас,
еще будет в нем жизнь.
Этот прах в день воскресения вновь будет издан, без опечаток и краше.
Бог, автор великий, сделает это, повелев: Imprimatur (В печать (лат.)).
Отрывок из эпитафии лондонского книготорговца Джейкоба Тонсона (умер в 1736):
Замедли шаг, взглянув на эти плиты:
Покоится здесь книжник знаменитый,
В тираж отдавший жизни сочиненье,-
Ты видишь пред собою оглавленье.
Хотя тираж и канул весь в могилу,
Он твердо верил: есть такая сила,
Которая родит своим дыханьем
Расширенное новое изданье.
А на могиле лондонского книгопечатника Джона Хьюма в 1829 году высекли такую надпись:
БРЕННЫЕ ОСТАНКИ ДЖОНА ХЬЮМА
ПОКОЯТСЯ ЗДЕСЬ,
ПОДОБНО СНОСИВШЕЙСЯ ЛИТЕРЕ
В ОЖИДАНИИ СРОКА,
КОГДА В ГОРНИЛЕ СТРАШНОГО СУДА
ВНОВЬ ОТОЛЬЮТ ЕЕ И ВОССТАНОВЯТ
В НАБОРНОЙ КАССЕ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ.
Чтобы не кончать за упокой, вспомним Джона Дантона, который прославился тем, что написал историю своей жизни. У него был счастливый, очень счастливый, но очень короткий брак: молодая жена его рано скончалась. Дантон недолго ходил в трауре и через полгода женился вновь. И чтобы обосновать столь скорое утешение, он пишет в своей книге: 'Я поменял только лицо, женские добродетели в моем домашнем круге те же. Моя вторая жена -- не что иное, как первая, но лишь в новом издании, исправленном и расширенном, и я бы сказал: заново переплетенном'. Редко услышишь более откровенное мужское признание. Любитель книги ценит именно первое издание, в каком бы состоянии оно ни находилось. Но библиофильский подход в других областях его жизни, видимо, не действует. Предыдущая глава | Содержание | Следующая глава
* СЛОВАРЬ ДРАГОЦЕННОГО ЯЗЫКА И ГЕОГРАФИЯ ИЗЯЩНОСТЕЙ
Время действия -- XVII столетие. Место действия -- дворец маркиза де Рамбуйе. Здесь, в знаменитом голубом салоне госпожи де Рамбуйе, собирались поболтать драгоценные парижские дамы; здесь они высиживали драгоценные законы об отношениях между мужчинами и женщинами. По этим законам, женщина всегда на пьедестале, и мужчина может смотреть на нее только снизу вверх. Взгляд снизу вверх следует понимать не как непристойное запускание глаз под юбку, подобное тому, какое мы видим на картине Фрагонара 'Качели', а как свободное от всех земных страстей мечтательное и набожно-очарованное созерцание высшего существа. Женщина вправе требовать от мужчины почитания, обожания и служения. В награду мужчине может быть обещана дружба и нежное отношение. Но не больше. Чистые, как ангелы, драгоценные дамы, правда, вынуждены порою этими принципами по отношению к мужчинам пренебречь, но это не значит, что обожатели драгоценных дам могут даже подумать о том, чтобы воспользоваться открывшимися при этом греховными возможностями. Необходимо, словом, удовлетворяться исключительно воздушной, бескровной и бестелесной любовной игрой.
Нежные, как лепестки роз, уста этих высших существ не могли, конечно же, раскрыться для грубой, повседневной речи. И для собственного употребления они вывели особенный язык, в котором выражения и слова, осужденные как вульгарные, были заменены на более тонкие и изящные. Скопившуюся 'драгоценную' лексику издал один из посетителей салона, писатель Антуан Бодо Сомэз в 'Le grand dictionnaire des Pretieuses' (Большой словарь драгоценностей), вышедшем в Париже в 1660 году. Этот странный словарь содержит в алфавитном порядке словарный набор голубого салона, который иначе, чем белибердой, не назовешь. Здравым умом трудно постичь, почему им не годилось слово 'окно' и почему его надо было окрестить 'дверью стены', причем слово 'дверь' тоже было в свою очередь выброшено за окно, а водворен на его место 'верный страж'. У драгоценных дам не было ни глаз, ни ушей, ни зубов, ни рук, ни ног. Глаз как 'зеркало души' еще пережил прошедшие с тех пор времена, пристроившись в языке нашей эпохи как общее место, но почему 'зеркало' в свою очередь сослано и перетолковано как 'советник грации', понять трудно. 'Нос' фигурирует в словаре как 'врата величавого', причем надо знать, что 'величавый' означает 'ум, мозг'. 'Зубы' -- 'меблировка уст'. 'Рука' -- 'прекрасный двигатель'. Ладно. Но кому пришло в голову назвать 'ноги' 'милыми страдальцами'? Потому что они должны носить тело? Ведь меблировка была не только у уст, но и в салонах, и если дама уставала, она могла сесть на стул, то есть -- пардон -- на 'приспособление для беседы'. И чем она садилась? Почему эта часть тела получила название 'нижнего лукавого' (le ruse inferior)? Ведь она тем и знаменита, что заявляет о себе довольно откровенно. И все-таки не совсем подходил драгоценный язык к теории платонической любви, потому что груди получили название 'подушечки любви'. А, может, они только ими и были? Значительно понятнее вздох замужней женщины в начале беременности: 'Чувствую стук дозволенной любви' (но при этом почему стук в начале беременности?). Метафорический перенос приводит на память слово 'дверь', а выражение 'стучать в дверь', кстати говоря, очень грубое. Правильнее: 'заставить говорить немого'.
Но хватит критиканствовать. Последуем-ка лучше за словарем Бодо Сомэза без всяких комментариев:
Ночь -- богиня теней.
Луна -- факел ночи.
Звезды -- родители удачи и склонностей.
Свеча -- восполнение дня, горение.
Бумага -- немой толкователь сердец.
Книги -- немые мастера.
Книготорговля -- усыпальница живых и мертвых.
Поэт -- младенец, кормящийся грудью муз.
Романы -- приятная ложь, глупость мудрецов.
Пьеса -- глашатай грехов и добродетелей.
Музыка -- рай слуха.
Эхо -- невидимый собеседник.
Слезы -- дочери боли.
Врач -- внебрачный сын Гиппократа (I).
Словарь служит вместе с тем и кладезем образцов драгоценной беседы. Несколько примеров будет достаточно, а то читателем овладеет 'великий пост развлечения', т. е. скука.
Я очень люблю остроумных людей: К остроумным людям испытываю страстную нежность.
Вы говорите очень длинно: Кажется, что во время беседы вы только и делаете, что
роняете капельки мыслей.
Эти слова очень грубы: Чувствительный слух страдает при звуке этих слов.
Эта мадемуазель очень остроумна: Эта мадемуазель не что иное, как экстракт
