Он наклонился и сказал ей потихоньку несколько слов; сенные девушки помогли ей встать и отвели в светлицу.
Как только Люда ушла, король обратился к Добрыне:
- Скажи мне, пожалуйста, Добрыня, вернется ли ко мне мое счастье, если я отошлю домой эту девушку.
Добрыня с недоверием посмотрел на короля, он боялся попасть впросак.
- Конечно, конечно, милостивый король! Дома ожидает тебя слава.
Болеслав сомнительно покачал головой.
- Но это не то, что я хотел спросить... Скажи мне, Добрынюшка, что меня ожидает, если я не отпущу от себя эту девушку?
- Сказать правду?
- Да, одну только правду.
- А ты не побоишься услышать ее, милостивый король? Ведь я говорю правду не от себя... я говорил ее и старому Ярославу; предсказал конец Вячеславу и предскажу тебе...
Он остановился на минуту, точно колеблясь. Все замолкли и напрягли слух и зрение, а Болеслав впился взглядом в Добрыню.
- Говори! - В его голосе слышались решительность и гнев.
Прижатый, как говорится, к стене, Добрыня уже не мог вывернуться. Подняв свои седые брови, он вперил свой взгляд в короля и долго смотрел на него.
- Если ты желаешь, все скажу... Знай же, что прежде чем новая луна заблестит на небе, ты умрешь!
Болеслав смерил его презрительным взглядом.
- Ну! Уж ты чересчур много знаешь, - ответил он, помолчав. - Теперь скажи мне, можешь ли ты угадать будущее каждого из присутствующих?
- Могу, Господь дал мне силу прорицательства.
Болеслав снова презрительно посмотрел на него.
- В таком случае, скажи мне, Добрынюшка, что тебя ожидает?
Старик, от неожиданности вздрогнул, но не потерял присутствия духа. Надо было спасаться любым способом.
- Знаю, милостивый король, - смело отвечал он.
- Говори.
- Ты прикажешь своим отрокам повесить меня, но этим не спасешь своей жизни.
Болеслав смотрел на неустрашимого Добрыню и качал головой.
- Теперь я вижу, что ты самый обыкновенный плут. Ты столько же знаешь о том, что случится со мною, сколько и о том, что случится с тобой... Ты не угадал, я вовсе не думаю повесить тебя, а только прикажу выгнать тебя за ворота и больше никогда не пускать на Красный двор... Но - берегись!..
Добрыня сделал попытку оправдаться.
- Милостивый король! - сказал он, кланяясь. - Я говорил людям правду и угадывал их будущее, но ради тебя готов ошибиться, потому что ты милостив.
- Ну, довольно глупостей, твоя ворожба кончилась. Берегись! Иначе ты впрямь угадаешь день, когда я велю тебя повесить, если ты еще хоть один раз осмелишься обмануть кого-нибудь своим колдовством.
Добрыне ничего не оставалось, как только уйти.
- Болех! Прикажи отрокам отворить ворота, - крикнул король, - и пусть его с Богом проваливает на все четыре стороны.
Добрыня, кланяясь, покинул рундук и без оглядки, быстрым шагом вышел в широко открытые ворота. Болеслав по дороге в гридницу сказал Болеху:
- Надо последить за этим стариком. Он, сдается мне, подослан кое-кем с великокняжеского двора. Пошли кого-нибудь узнать, куда он направится.
Добрыня ног под собой не чуял от радости, что посещение короля кончилось для него благополучно. Выйдя за ворота, он двинулся по дороге к Василеву, и не шел, а бежал, оглядываясь, нет ли погони. Но погони не было, только два королевских отрока стояли у калитки и подшучивали над Добрыней, над его дурацкой ворожбой.
Когда Добрыня оглянулся еще разок, ему вслед закричали:
- Эй, старик! Вернись испить королевского меду.
Но Добрыня молча убыстрил шаг.
- Ага! Удираешь во все лопатки...
- Ну, гоп! Гоп!
Добрыня притворялся, что не слышит, но бурчал про себя:
- Черт бы вас побрал с вашим медом, проклятые! Подождите, я вам наварю такого меду, от которого вы не опомнитесь.
Дойдя до леса, он исчез на узкой тропинке, ведшей в Берестово, к дому тысяцкого.
Уже было далеко за полночь, когда Добрыня ступил на двор Вышаты. Хозяин встретил его невесело. Он был бледен и печален. На его лице видны следы тревоги и борьбы с самим собою. Он в свою очередь заметил перемену и в Добрыне.
- Откуда ты, Добрыня? - спросил тысяцкий.
- С Красного двора.
Лицо Вышаты несколько оживилось.
- Ну, что там хорошего?
Добрыня сжал кулаки.
- Что?.. Медом угостил, - отвечал он зло.
Глаза Вышаты загорелись любопытством, еще раз вернулась надежда.
- Медом угостил, а потом, как пса, выгнал за ворота и осмеял, продолжал Добрыня. - Нет, боярин, с ним надо покончить!.. Он сидит здесь на поругание всей Руси, ест наш хлеб, пьет наш мед и гладит по головке княжеских посадников.
Вышата слушал, опустив голову.
- Ну, что Люда? Осталась? - робко спросил он.
- Да, осталась; но придет и ее черед.
Ему стыдно было признаться в том, как он опозорился на Красном дворе.
Воцарилось продолжительное молчание.
- Я знал... даже был уверен, что так случится, - наконец отозвался Вышата. - Сердце человеческое сильнее твоих чар... Я знал, она не будет принадлежать мне.
Добрыня поднял голову и окинул гордым взглядом Вышату.
- Эх, боярин! Твоя Люда не лебедь, и я не сокол, чтобы схватить ее и принести тебе. Ее стерегут там девки и отроки. Погоди, дай срок, надо улучить удобную минуту.
- Ждать! Нет уж, довольно нуждался, пора кончать, - отвечал Вышата, грустно качая головой.
В его словах было столько печали, столько глубокой скорби, что даже Добрыне стало жаль молодого боярина.
- Вот увидишь, скоро она станет бить челом у твоих ног, - утешал его Добрыня.
- Не утешай меня, старик, - ласково сказал Вышата, - я очень любил Люду. Да и неудивительно: мы росли и играли вместе детьми; наши отцы предназначили нас друг другу. Но поди ж ты! Случилось иначе. Нет уж, видно, мою тоску не разгонят никакие чары.
- Погоди, не торопись, - уверенно сказал Добрыня, точно в самом деле верил в силу своих чар. - Увидишь, она будет лежать у твоих ног. Я заговорю, заколдую твою грусть-печаль.
Но у Вышаты, по-видимому, явилась новая мысль, и он не обратил внимания на последние слова Добрыни.
- Впрочем, я никому еще не навязывал своих услуг, - заметил Добрыня, - но тебе я хотел бы помочь. Вижу, ты тоскуешь, и мне жаль тебя, молодой боярин.
Вышата, казалось, успокоился.
- Подожди до первой звезды, и я заговорю твою тоску, - прибавил Добрыня.
