11 Карты крапленые.
12 Подозрительный человек.
По тому, как оно лежало в его пальцах, было видно, что он совсем не лох, и Сарычев, понтуясь, слызил (1):
- Лады, корешок, не бери в голову. Воткни перо туда' где оно торчало - При этом он показал зубы, и, посчитав оскал за улыбку, обладатель пера свой клинок опустил, а Сарычев ласково продолжил:
- Ежели хотел бы я тебя расписать, то сделал бы это вот как.
С этими словами, ударив бутылкой о край стола, майор сделал из нее 'розочку' и смачно вонзил ее мутному супостату в вывеску. Для порядка смазал еще по кумполу и, промолвив:
- Это тебе, сука, печать королевская на память, - цвиркнул с презрением и... проснулся.
1 Притворно стушевался.
Было три часа ночи, однако убедившись, что уснуть больше не удастся, майор пошел на кухню ставить чайник. Чувствовал он себя как-то странно - голова была непривычно ясной, а тело легким, казалось, что он еще не проснулся. Сарычев зажег газ, налил в чайник воды и внезапно увидел себя со стороны. Было такое ощущение, будто, открыв какую-то дверцу, он вышел из своего тела и теперь находится там, где цвета можно слышать, а звуки переливаются волшебством красок. Это продолжалось всего мгновенье, но руки у майора задрожали. 'Так, уже вольты пошли'. - Опустившись на табуретку, он призадумался. СПИД СПИДом, но голова-то здесь при чем? Сны эти непонятные, обмороки, как у гимназистки, козла вот черножопого третьего дня умочил. Не пора ли обратиться к Маше по месту работы? И тут же сообразив, что он не взял у нее телефона, Сарычев сплюнул и до самого утра яростно стирал исподнее. Да, с головкой у него, видимо, и впрямь не того...
Переживал он зря. Василиса Прекрасная позвонила сама и категорическим тоном захомутала его вечером в Мариинку. 'Балет! - Сарычев вздрогнул. - Этого еще только не хватало!' Искусство танца Александра Степановича не вдохновляло, к тому же он всегда недоумевал, зачем обязательно в исподнем- то скакать по сцене? Однако, как дама скажет... Тем более такая - с косой по пояс и тягой к общению. Смотри-ка ты, сама позвонила. Молодец. Майор позавтракал и пошел разогревать машину - настало время платежей за гараж.
Снова мела метель, на дороге было неуютно, беспокойно и скользко. На обратном пути буквально на капот 'семерки' кинулся бешеный мужик с чемоданами болезный опаздывал в аэропорт. До Пулкова в принципе, было рукой подать, за стоху-то чего не прокатиться, и майор судьбу гневить не стал, поехал. Несмотря на непогоду и совершенно не в жилу установленный знак ограничения скорости, поспели вовремя, а вот на обратном пути опять с Сарычевым случилось непонятное.
При въезде на площадь Победы он вдруг заметил правый бок не пропустившей его иномарки. Чтобы избежать столкновения, майор дал по тормозам, и на такой дороге его, естественно, вынесло в левый ряд. Кативший там 'Икарус' в шесть секунд измял 'семерке' заднее крыло и, даже не посчитав нужным остановиться, поехал дальше.
Виновник же всего этого безобразия, сидевший в анатомическом буржуазном кресле, резко дал по газам. По принципу батьки Махно - хрен догонишь!
Сарычев вылез, покрутил головой в поисках гаишника, плюнул и, глядя вслед быстро удаляющейся иномарке, внезапно ощутил себя черным колдуном-чертознаем, ведовством, чародеянием да зелейством пробавляющимся, и в сердцах пожелал:
- Чтоб тебе, сука, тошно стало!
В следующее мгновение он увидел, как стремительно удалявшиеся огоньки габаритов начали смещаться вправо, затем до слуха донесся звук удара, и впереди стало быстро разрастаться белое, клубящееся облако. Александр Степанович сел в машину и подъехал поближе. Иномарка буквально обняла столб уличного освещения. Массивный, из армированного бетона поставленный на века. Парил струящийся ручьем тосол из расколотого картера весело бежало масло, пахло вокруг бензином и бедой. Сарычев подошел ближе и сквозь покрытое трещинами лобовое стекло глянул на водителя - тому действительно было тошно.
'Да, сильный нынче гололед'. - Особо удивляться случившемуся Сарычев не стал. Да и возиться с изувеченным крылом тоже. Купил банку 'мовиля', щедро закрасил покореженный металл и успокоился до лучших времен. Дома он с полчаса лупил по мешку, основательно взмок и после душа почувствовал себя голодным, как недобравший в рационе лесной санитар. Захотелось непременно мяса, так что пришлось бежать в универсам, покупать солидный кусок свинины, резать его тонкими ломтиками, солить, перчить и кидать на сильно разогретую чугунную сковородку - всякие там 'тефали' Сарычев не уважал.
Когда запахло жареным и на лангетах образовалась корочка, Александр Степанович убавил огонь и, глотая слюни, стал ждать. Момент был самый волнительный. Передержишь - мясо будет жестким, как подметка, поторопишься придется есть сырое. Однако на этот раз свинина получилась как надо - снаружи хрустящая, а внутри нежная, истекающая соком. Убрав полную сковородку, Сарычев слегка осоловел. Минут десять он сидел неподвижно, как обожравшийся удав, потом помыл посуду и отправился бриться по второму разу - щетина у него росла буйно, и уже к вечеру на щеках всегда появлялся синевато-черный отлив.
Потом Александр Степанович отпарил брюки от своего выходного, еще свадебного костюма, смазал гуталином чешские туфли фирмы 'Ботас', оделся и глянул в зеркало. На него смотрел широкоплечий усатый дядька с благородной сединой в густой черной шевелюре. 'Тоже мне, гангстер средней руки'. Александр Степанович состроил отражению рожу и, надев пальто из кожи монгольских коров, пошел заводить остывшую уже машину.
А на улице все мела метель. Власти, тоже разгулявшись, решили объявить войну стихии, потому Сарычев, долго лавируя среди уборочной техники, приехал к Маше с некоторым опозданием. И не в добрый час - весь проезд возле дома был заставлен машинами, так что пришлось запарковать 'семака' раком, то есть носом к парадной. Кое-как заперев машину, он вбежал наверх, перевел дыхание и позвонил.
- Привет. - Маша была в черном облегающем платье, на шее нитка жемчуга, волосы уложены в замысловатую прическу. - Уже одеваюсь.
Майор молча наблюдал, как она положила в сумку пакет с черными 'лодочками' и принялась надевать высокие, теплые сапожки. Ступни у нее были маленькие, как у девочки, весьма аппетитные, весьма...
Внизу их ждал неприятный сюрприз - выезд 'семерке' загородил 'мерседес', стоявший с работающим двигателем на проезжей части. Сарычев снял машину с сигнализации, посадил Машу и резко газанул, надеясь, что водитель иномарки вникнет, оценит ситуацию и даст 'семерке' выехать. Но тот не двинулся с места, и майор понял, что его пытаются достать.
- Из машины не выходи, что бы ни случилось, - небрежно сказал он Маше, вылез и, приблизившись к водительской дверце 'мерса', громко и вежливо попросил:
- А не будете вы так любезны...
Водила в 'мерсе' любезен не был - ответом Сарычева не удостоил. Тогда майор скверно улыбнулся, прижал на всякий случай дверь выставленным вперед коленом и тихо так постучал в окно. Стекло тут же опустилось, и в образовавшуюся щель Сарычев разглядел стриженую башку водителя, его мутные, со странным блеском глаза. В нос шибанул запах паленых веников, как в перегретой парной, - курили 'Леди Хэми'1.
- Дайте выехать, уважаемый, - еще раз попросил майор.
В глубине салона кого-то из пассажиров 'пробило на ха-ха':
- Ты, гля, уважает...
- Ты, козел, мою плацкарту занял, - выдал водила нараспев, под замысловатую пальцовку, - давай теперь со своей лакшовкой на своих двоих канай. Все, свободен.
Он тут же отгородился от Сарычева непроницаемым экраном тонированного стекла, и майор, почувствовав, как им овладевает знакомое чувство ярости, снова ощутил себя бородатым длинноволосым старцем. Дико вскрикнув, он с легкостью пробил кулаком стекло иномарки, нанеся при этом сокрушительный удар по бритой бестолковке водителя. Уже в следующее мгновение Сарычев ухватил его за ухо и дернул с такой силой, что грубиян пулей вылетел из машины.
- Сявки, сидеть! - Александр Степанович быстро распахнул водительскую дверцу 'мерса' и, устроившись за рулем, свирепо глянул на окаменевших от ужаса пассажиров - те были явно не бойцы. Проехав чуть вперед, он заглушил двигатель, сломал ключ в замке зажигания и поспешил к своей 'семерке', попутно отметив, что одноухий все еще пребывает в рауше.** Похоже, чертов старец опять погорячился. А ведь заметут в случае чего его, Сарычева...
- Ну вот, теперь можно ехать, - не глядя на Машу, сказал он, запустил мотор и принялся выруливать.
