сведениям Морского министерства, в 1910 году в Балтийском море было в плавании, не считая императорских яхт:
тонн нижних чинов
Боевой флот с обслуживающими его судами 222062 12905
Учебные отряды 72259 5905
Портовые и другие суда 60181 1548
Итого: 354502 20358
В составе плавающих судов боевого флота показаны, однако, и те, которые только что были окончены постройкой или ремонтом и лишь выходили в плавание для испытания (63570 тонн при 1200 нижних чинах своей команды), и боевые суда, плававшие в учебных отрядах (26289 тонн при 1691 нижних чинах). Приняв это во внимание, окажется, что в плавании было:
тонн нижних чинов
В Составе боевого флота 132203 10014
В учебных отрядах 98548 7596
Портовые и другие суда 60181 1548
Итого: 290932 19158
Таким образом, учебные отряды по тоннажу и численности команды немногим уступали плававшему боевому флоту с его транспортами. Объяснение этому явлению заключается в том, что во флоте почти все специалисты, даже рядового звания, обучаются в учебных отрядах; для подготовки же в унтер-офицеры той же специальности они проходят второй курс в тех же отрядах.
Для выяснения вопроса, насколько необходимо держаться столь дорогого способа обучения специалистов, мы обращались за разъяснениями к начальнику морских сил Балтийского моря и к указанным нам вице-адмиралом фон Эссе-ном специалистам по артиллерийской и минной частям. По их мнению, обучение громадного большинства младших специалистов может быть ведено вполне успешно на берегу, а затем на судах действующего флота; с принятием же этой меры устранится необходимость в плавании больших учебных отрядов, что должно дать весьма крупные сбережения. На возможность такого изменения в порядке обучения младших специалистов указывает также пример иностранных флотов, в которых нет учебных отрядов соответственной численности. Вопрос этот уже обсуждался в особой комиссии, созванной при Морском министерстве в 1909 году, которая также пришла к заключению о возможности изменить порядок подготовки специалистов и сократить состав учебных отрядов.
Окончательно же устранить затруднения в подготовке специалистов можно лишь путем привлечения большего числа оных на сверхсрочную службу; расходы, потребные на выдачу добавочного содержания сверхсрочно служащим даже покрывались бы экономией от уменьшения числа обучающихся в разных школах. Между тем, преимущества, даваемые сверхсрочным, ныне совершенно недостаточны. В виде разительного примера можно указать на то, что подготовка комендора при двенадцатидюймовом орудии по стоимости выпущенных им боевых припасов обходится свыше 100 000 рублей, а между тем ему за сверхсрочную службу дается лишь около 200 рублей в год, вследствие чего эти комендоры уходят в запас, а на их место приходится опять готовить новых.
Портовые учреждения также не находятся в соответствии с нуждами флота. Их мастерские, имея главной задачей производить ремонт на судах флота, в настоящее время часто почти не имеют работы; чтобы не распускать мастеровых, они работают по несколько дней в неделю, причем работы производятся крайне медленно и обходятся несоразмерно дорого. При таких условиях значительное сокращение береговых учреждений могло бы быть произведено без всякого вреда для дела и также дало бы существенную экономию.
Назначение в плавание массы судов и сохранение береговых учреждений в прежнем составе имело пагубное значение еще и в другом отношении: не взирая на то, что наш флот по числу нижних чинов лишь немногим уступает германскому, команды на судах все же находятся в большом некомплекте, поэтому перевод нижних чинов с одного судна на другое является делом настолько обыденным, что установление в командах флота должной сплоченности, дисциплины и порядка является труднодостижимым.
Не останавливаясь затем на других мерах, могущих дать сбережения в расходах, мы считаем себя обязанными всеподданейше доложить, что, по нашему глубокому убеждению, Морское министерство имеет полную возможность произвести весьма крупные сокращения в своих текущих расходах и что в видах успешного разрешения той задачи, которая для него должна быть главной - усиления кораблестроения в видах воссоздания флота - такие сокращения представляются необходимыми'.
Таково было наше заключение, представленное государю и изложенное возможно объективно и в сдержанных выражениях. Личное же мнение мое (и Дмитриева) сводилось к тому, что Морское министерство вовсе не умеет вести свое хозяйство, заведенное на ненужно широкую ногу и на поддержание которого в должном виде не хватало средств, поэтому все его отрасли были в полном расстройстве и упадке. Чтобы привести его в порядок, надо было, раньше всего, сократить бесполезные учреждения и обратить все средства (личные и материальные) на существенные потребности флота, но Морское министерство либо не сознавало этого, либо не решалось на такую меру, которая вызвала бы неудовольствие многих лиц, заинтересованных в сохранении существовавших положения и порядков. При этом мы с разных сторон слышали о существовании в морском ведомстве крупных хищений*. Действующий флот ненавидел Морское министерство, но и в нем обстояло неблагополучно. Команды флота по прежнему были несплочены и ненадежны; нам говорили, что в Балтийском флоте было несколько случаев растраты офицерами казенных денег, случаев, не доведенных до суда благодаря покровительству Эссена, добивавшегося популярности. В общем, получалась картина ужасающего хаоса и грязи.
8 декабря в Государственном Совете Сухотин мне сказал, что мне, вероятно, придется принять Морское министерство; почти одновременно m-ss Austin сообщила, что о том же слышал и ее муж. Этот слух о будто бы предстоящем мне назначении получил, очевидно, большое распространение, так как 18 декабря ко мне заехал председатель Комиссии государственной обороны в Думе князь Шаховской (бывший моряк), которого я почти вовсе не знал. Заговорив о Морском министерстве, он сказал, что во главе его надо бы поставить человека, опытного в управлении и не моряка, притом, лучше всего штатского, а не военного, так как это будет менее обидно для флота; в заключение он добавил, что Гучков разделяет это мнение. Смысл этого сообщения, очевидно, видно, заключался в том, что Дума желала видеть морским министром не меня, а какого-то штатского (как я потом узнал - Рухлова). Я ему сказал, что вовсе не желаю вновь быть министром, а тем более морским, и что не могу представить себе, будто бы государь мог пожелать, чтобы я вновь стал министром. По- видимому, слух о новом моем назначении не имел никакого основания; места морского министра мне не предлагали, чему я был очень рад, так как для упорядочения морского ведомства надо было бы его все если не сломать, то преобразовать, а для этого у меня не хватало знания. Сверх того, я знал симпатию государя к морякам, и что он не допустил бы коренной ломки; с другой стороны, он знал мой взгляд на наш флот, а потому мое назначение являлось совершенно невероятным.
Про события 1910 года мне остается сказать лишь несколько слов.
Летом ко мне на дачу явился некто Преображенский; оказалось, что это тот писарь Рымша, который в 1907 году выдал готовившееся против меня покушение; тогда его судили вместе с участниками покушения (чтобы они не знали, что он их выдал), присудили к чему-то и тотчас отпустили, переменив ему фамилию. Согласно его просьбе, я ему выхлопотал должность в акцизе.
В начале июля мы с женой вновь поехали к сестре и оттуда на водопад Иматру. В Юстиле со мною случилось неприятное приключение: нам отвели комнату в верхнем этаже, куда недавно была построена новая лестница, у которой наверху были забегающие ступеньки; спускаясь с нее вечером со свечей, я зацепил шпорой за ступеньку и полетел вниз по лестнице. Падение сошло удивительно удачно: я только ушиб плечо и ободрал кожу на темени, на руке и ноге. В довершение благополучия, на соседней даче был муж племянницы, доктор Шредер, который сделал мне перевязки и выяснил, что плечо не повреждено. С перевязкой ссадин жене пришлось возиться дней десять*.
В сентябре ко мне зашел отставной генерал Нечаев; он воспитывался при моем отце в Александровском Брестском кадетском корпусе, который в 1863 году был расформирован. Он мне сообщил, что Александровскому кадетскому корпусу в Петербурге даровано старшинство (и, кажется, - знамя) Брестского корпуса; что поэтому старые воспитанники последнего группируются около Александровского корпуса, в музей которого они собирают всякие воспоминания о Брестском корпусе, и он спросил меня, не осталось ли у меня от отца каких-либо вещей, которые я мог бы передать в музей? Я ему передал альбом с карточками двадцати трех лиц, служивших в корпусе в 1859 году, письмо семнадцати кадет к моему отцу при его уходе, группу кадет выпуска 1862 года и письмо, при котором она была прислана, и, наконец, стихотворение одного кадета. Все это хранилось у меня среди вещей, оставшихся после отца, но этим предметам было место не у меня, а в музее, для которого они представляли значительный интерес. Упомяну здесь, что, кроме Нечаева, я встречал еще несколько лиц, воспитывавшихся в корпусах, в коих отец был директором; из них помню Андрея Андреевича Боголюбова и П. П. Харинского. Они мне говорили, что отца боялись, но уважали и любили, а после его ухода о его
