– С другом.
– А точнее?
– Не важно, как его зовут. Он спас мне жизнь этим выстрелом. Я непременно отправился бы на тот свет, если бы он не сделал вид, будто пристрелил меня.
– Как же вас угораздило попасть в подобную ситуацию?
– Если хотите знать, то случилось все это из-за того, что я очень доверял одной женщине, у которой было нечто крайне ценное. Она меня предала!
Онести очень хотелось узнать, что это была за женщина и какими необыкновенными ценностями владела, если чуть не стала причиной смерти Джесса, но спросить об этом впрямую она не осмелилась. Джесс же мгновенно воспользовался паузой в их разговоре и сказал с улыбкой:
– Теперь ваша очередь!
– Моя очередь? В чем?
– В откровенности.
– А именно?
– Начать с того, зачем вам понадобилось непременно попасть в Галвестон?
Онести долго думала, прежде чем ответить. Конечно, она могла бы и дальше рассказывать легенду о давно потерянном брате. Но Джесс уже слишком много для нее сделал, а потому заслуживал большего, нежели ложь. В то же время опыт был наилучшим советчиком. К тому же Онести понимала, что ее жизнь зависела от умения сохранить тайну.
– Там я могу найти нечто такое, что утеряла в своей жизни, – ответила она. – И не успокоюсь, пока не найду это.
Сделав подобное признание, Онести тут же пожалела о нем. Ей вдруг показалось, что теперь она стала выглядеть очень слабой, жалкой и зависимой. Она бросила недоеденную куриную ножку в помойное ведро и вытерла сальную руку о юбку.
– Я, конечно, не уверена, что вы это поймете...
– Напротив, я понял гораздо больше, чем вы, возможно, хотели...
Онести смотрела в глаза Джесса, ставшие неожиданно детскими, и читала в них невысказанную, таящуюся где-то в недрах души исповедь. Она чувствовала, как между ними возникает невидимая связь, зарождается чистая, нежная дружба, которая при других обстоятельствах могла бы перерасти в нечто гораздо более глубокое, вечное и нерушимое...
Онести была готова рассмеяться над собственной глупостью. Могут ли их отношения длиться долго и стать глубокими, если они основаны на лжи? Значит, надо просто стараться сохранить то, что успело сложиться. А надежды на нечто более серьезное – глупы и даже опасны!
– Я устала, Джесс, – сказала она, тяжело вздохнув. – Позвольте мне прилечь возле лошадей и чуть-чуть вздремнуть.
– Надеюсь, мне не придется вновь разыскивать вас, когда надо будет уезжать? Я бы не хотел тратить на это время!
Грубоватая фраза Джесса разрушила наметившееся было примирение.
– Не беспокойтесь, – сквозь зубы Онести. – Я не хочу, чтобы вы тратили что-нибудь на меня. Особенно свое время!
Она повернулась и пошла к лошадям. Глядя вслед Онести, на ее ссутулившуюся спину и опущенную голову, Джесс принялся проклинать себя: «Ну зачем я это сказал?»
Его размышления прервал приближающийся скрип колес. Он мгновенно смыл с тела остатки мыла, выскочил из ванны и бросился туда, где оставил одежду. Но ее там не оказалось...
– Черт побери! Онести, куда вы дели мою одежду? – завопил он.
Ответа не последовало. Джесс почувствовал, как комок подступает к его горлу.
– Помогите мне, Онести! – вновь закричал он истошным голосом. – Иначе я исполосую вас до полусмерти!
Скрип колес приближался и слышался уже совсем рядом. Джесс стыдливо прикрылся ладонью, как фиговым листком, и обернулся.
Две молодые монахини с интересом наблюдали за ним из открытой двери только что подкатившего фургона...
Дальше дела пошли еще хуже.
За спинами монахинь в глубине фургона Джесс различил лицо человека, которого не видел уже лет десять и не желал бы увидеть вообще.
Мистер Купер!
Когда-то он был первым лудильщиком в небольшом городке штата Канзас. Причем его кошелек был толще, чем у местного шерифа, и это стало вызывать подозрения у членов городского муниципалитета. Для расследования дела в город под видом разорившегося скототорговца приехал Джесс. Он довольно быстро разоблачил преступную шайку, занимавшуюся кражей и перепродажей ворованного скота, в которой состоял также означенный Купер...
– Вы слышали его, святой отец? – задыхаясь от негодования, воскликнула монахиня, что была чуть повыше. – Вы слышали, как он угрожал расправой той бедной овечке?!
«Бедной овечке?» – усмехнулся про себя Джесс, но вслух сказал:
