— Мне еще никогда, никогда, никогда не было так хорошо. Ты настоящий мужчина!
Я ухмыльнулся от гордости и сосредоточился, а она продолжала стонать подо мной.
Вспышка!
Снова! (…) вас всех подери, меня это отвлекает!
Я сжал зубы и начал снова.
Крошка сражалась со своим фотоаппаратом.
Я погладывал на нее одним глазом. Я должен довести дело до конца!
Кровать ходила ходуном, верхняя половина собралась упасть, но Кэнди ее удержала.
Я немного расслабился, оттягивая момент, а потом насмешливо взглянул на Крошку. Я победил!
Адора захлопотала вокруг лесбиянки по имени Майк. А та, приходя в себя, говорила:
— Да, о да, действительно! Просто восторг! Конец царапанью и щипкам. Они для идиотов.
Настала очередь Милдред. Но, честно говоря, мне было не по себе. Нервы.
Кэнди была очень мила. Она отвела меня в душ, пустила воду и помогла вымыться. Через несколько минут я вернулся. Милдред лежала на спине, укрывшись одеялом до самого подбородка, и пристально смотрела на меня.
У Крошки заело фотоаппарат. Адора помогала ей. И весь мой пыл пропал.
— Хватит с меня! — сердито сказал я. — Немедленно отправьте ее домой!
— Но ее образование… — начала Адора.
— Я ни (…) не пожалею, если она его не получит! — рявкнул я. — Уберите ее отсюда!
— Тише, тише! Успокойся, — снова произнесла Адора. — Ты плохо относишься к молодежи.
Но я чувствовал, что у меня возникли проблемы. Адора сунула мне в рот сигарету и зажгла. Я сделал вид, что затягиваюсь, но эта стерва ударила меня под дых, и я, открыв рот, судорожно вдохнул. Она держала сигарету, и, когда я снова смог дышать из моих легких вышел столб дыма. Я закашлялся, но никотин уже проник в мои легкие. Стены вокруг поплыли.
Адора усадила меня и заставила еще немного покурить.
Лесбиянка по имени Майк подошла, села рядом и погладила меня по плечу. Ее глаза сияли от счастья. Я воспрянул духом и снова обрел уверенность в себе.
Адора настойчиво подтолкнула меня к кровати.
Милдред выжидательно смотрела на меня.
Кэнди проверила, насколько надежно верхняя половина кровати прикреплена к стене, но Милдред уже начала дергаться подо мной, и Кэнди бросила оценивающий взгляд на происходящее на кровати.
Когда послышались стоны, лесбиянка по имени Майк задумчиво улыбнулась.
Вспышка!
Я чуть не слетел с кровати!
Только через несколько мгновений до меня дошло, что это снова не космический корабль.
Большой рот Крошки растянулся в сладкой улыбке.
— Хороший снимок, — сказала она. — У нее был такой вид, словно она вот-вот умрет!
— Убейте эту дуру, — злобно сказал я Адоре.
— Ну почему тебя расстраивают такие мелочи? В конце концов, в ней говорит чувство изящного. Образование и искусство должны идти рука об руку. Она увидела то, что искала, и сфотографировала.
— Я ее убью, — упрямо повторил я.
Адора отвела меня на софу и прикурила еще сигарету. Кэнди налила мне шампанского. Я выпил его между двумя затяжками и начал успокаиваться.
Милдред стонала и извивалась на кровати.
— Никаких фотографий! — заявил я.
— Больше не буду, — пообещала Крошка.
Адора мягко подтолкнула меня к кровати.
Кэнди придерживала верх кровати, когда я снова принялся за дело.
Лесбиянка по имени Майк, все еще задумчиво глядя в пространство, покачивала головой в такт ритмичному колыханию постели.
Я стиснул зубы.
Кэнди вцепилась в спинку кровати, которую трясло, как во время землетрясения.
Наконец я выпрямился и снова с насмешкой взглянул на Крошку. Я добился своего!
Когда Милдред пришла в себя, Адора протянула ей сумочку. И та немедленно достала деньги.
— Мужчины, мужчины, мужчины, — шептала Милдред, шелестя купюрами. — Дайте мне еще мужчину!
Это было очень приятно слушать. Она лежала прикрыв глаза и мурлыкала, словно кошка.
Кэнди принесла мне еще шампанского, и я поднял тост за самого себя. Я проглотил пену и уже выпил полстакана, когда услышал голос:
— А теперь Крошке надо сделать еще несколько фотографий.
Я закашлялся — мне в легкие попало шампанское — и прохрипел:
— Где у нас пистолеты? Я собираюсь пристрелить эту «детку»!
— Взгляни на бедного ребенка! — заговорила Адора. — Ты ее до полусмерти напугал. — Потом она наклонилась к моему уху и ледяным тоном прошептала: — Ты сделаешь то, что велят, двоеженец.
— Но ведь уже нечего снимать! — робко возразил я. — Эти двое уже удовлетворены. Они свое получили.
— Мне нужны демонстрационные фотографии, — встряла Крошка. — Как же я буду выполнять домашнее задание, если у меня нет хорошего примера? Если нечего учить, то я вообще не буду этим заниматься!
— Слышал? — грозно вопросила Адора. — Скажи, чего ты хочешь, Крошка.
— Ну, у фигуристов принято фотографироваться на льду, чтобы усовершенствовать технику катания. Ты сама так говорила, Щипли. А у меня нет таких фотографий.
— Конечно, — мягко ответила Адора.
— Ты справишься с фотоаппаратом? — спросила Крошка, приклеивая жвачку на голову статуэтки Афродиты.
— Конечно, — ответила Адора и взяла фотоаппарат. — Что еще ты хочешь?
Платье Крошки мгновенно оказалось на полу.
Я все еще сидел на софе.
Крошка подошла ко мне и встала прямо передо мной. Потом критически посмотрела на меня и покачала головой.
— Так не пойдет, — сказала она и повернулась к Адоре: — Нам нужна музыка. Я только что купила последний альбом нео-панк-рока, играют «Непослушные мальчишки». Он у меня в сумочке. Небудете возражать, если я поставлю?
Она собралась включить стерео, но я перехватил ее руку. Иметь дело с Крошкой чертовски опасно. Нужно соблюдать осторожность. На диске было написано: «Нео-панк-рок. Морально выдержано. Одобрено Психологической ассоциацией для выпускников школ. 'Непослушные мальчишки': Страхолюд, Пеннис, Трах и Уау-Цыпа».
Ну ладно, прах их всех побери, это какая-то детская ерунда, и если Психологическая ассоциация это одобрила, то все в порядке.
— Ладно, давай! — согласился я.
Крошка уверенно включила стерео, поставила пластинку и включила громкость на всю мощность. Игла опустилась.
Загудели шесть «там-тамов» и три огромных барабана. Пум-пум-пум-пум-пум-пум/Бом-бом-боМ! И снова еще раз, и так без конца! Примитивная, дикая, грубая музыка!
Все присутствующие в комнате женщины начали подпрыгивать в такт барабанному бою. Крошка с расширившимися зрачками отбивала ритм ногами.
Потом вступили электронные инструменты.
Раздался хор, напоминающий пение людоедов:
