— Мы вам не верим, но все равно заходите.
Я вошел. Комната, темная и грязная, скорее походила на земляную нору, чем на жилище человека.
Мусеф и Торгут стояли в дальнем конце комнаты. Каждый из них стал тенью того, чем был прежде, потеряв, наверное, фунтов сто, отчего желтая кожа обвисла, приобретя сероватый оттенок. Одежду свою они, вероятно, продали, потому как одеты были в лохмотья. Предо мной стояли двое громил, для которых настали трудные времена. Как раз то, что мне было нужно.
— Как поживаете? — спросил я.
— Он спрашивает нас, как мы поживаем, — бросил Мусеф Торгуту. — Он что, слепой — как ты думаешь?
— Что ж, скажи ему, — посоветовал Торгут. — У него в руках двустволка.
— С тех пор как этот проклятый борец с наркотой уделал нас, никто больше не хочет нанимать нас для избиения своих врагов. Этот (…) погубил нашу репутацию, — пожаловался Мусеф.
— И все своими паршивыми приемчиками, когда мы не ждали, — вторил ему Торгут.
Они говорили о Хеллере. Они все еще верили в то, что я им сказал — будто он работал на управление по борьбе с наркотиками. Я почувствовал к ним нежность.
— У меня есть для вас постоянная работа, — сказал я. — Хочу вас нанять, чтобы вы заставляли прислугу у меня на вилле шевелиться как следует. Они неряшливы и плохо справляются со своими обязанностями: подают холодный кофе и теплую дыню, не кланяются, не целуют мне ноги.
— Хотите, чтобы мы их убили? — спросил Мусеф.
— Нет, от вас требуется вот что: позаботьтесь о том, чтобы, как только я шевельну хотя бы мизинцем, они пулей срывались с места и услужливо носились вокруг и при виде меня кланялись три раза, а когда я ухожу, целовали мне ноги.
— Мы можем поучить их свинцовыми трубами? — спросил Торгут.
— Нет, лучше плетками, — сказал я. — А если потребуется — кулаками. Будете сменять друг друга, но один должен всегда дежурить у моей двери. Всегда быть при оружии и, если кто-то, кого я не хочу видеть, попытается проникнуть в дом, стрелять в него. — Они так ненавидят Хеллера, что уж ему-то никогда не бывать у меня в доме.
— Кормежка будет? — спросил Мусеф.
— Все что вам захочется, — пообещал я. В конце концов, эти расходы лягут на базу, а не на мой карман. — Буду даже платить вам время от времени.
— Хвала Аллаху! — сказали оба разом.
— И вот еще что, — добавил я. — Если со мной и моими деньгами что-нибудь случится, то мой друг, самый могущественный банкир в Турции, имеет приказание не жалеть никаких расходов, чтобы вас разыскать и пристрелить.
— Упаси Аллах! — в один голос сказали оба.
— Только в том случае, если прислуга на вилле станет радовать меня, а я и мои деньги будем в полной сохранности, — продолжал я, — вы получите теплое местечко. — Я швырнул пригоршню лир на пол. — Вот, купите себе одежду, и жду вас у себя на вилле.
О, как они накинулись на эти лиры! Подобрав их, они стали на колени и поклонились. Я сделал над их головами милостивый знак и вышел.
Кое-каким переменам все же суждено было свершиться!
— Езжай, езжай! — велел я водителю, и мы погнали через весь город, по дороге мимо шпиля Афьон-Карахисара, в сторону гор, на виллу.
Мы въехали во двор. Нас даже не встретил привратник. Ха, они не догадывались о том, что их скоро ждет. Но целил я все же не в прислугу. БМВ оказался на месте, значит, Ютанк у себя. Я громко постучал ей в дверь и крикнул:
— Это я, открой! У меня для тебя есть новость. — Я знал, что это подействует, и не ошибся.
Она открыла.
Двое мальчишек сидели на полу, раскрашивая книжку с картинками. Я сказал:
— Я только что посовещался с моим банкиром. Он говорит, что, если моими кредитными карточками будут еще пользоваться, мое финансовое положение станет скверным. А потому, если ты сделаешь по кредитным карточкам еще хоть один заказ, пусть даже на пачку сигарет, — я указал двустволкой на мальчиков, — я застрелю их.
Она в упор посмотрела на меня, увидела победную решимость в моем пристальном взгляде и сказала:
— Ты бы это смог, (…), уж точно.
— Конечно, можешь не сомневаться, — заверил я ее. — Если тебе понадобятся деньги, можешь за ними приходить ко мне и… подползать на коленях. Тебе понятно?
Она хлопнула дверью. Но я-то знал, что она поняла. Придет, куда она денется, и на коленях будет ползать передо мной.
С этим я управился.
Я заплатил Ахмеду за день работы двести банкнот по сто лир. Двадцать тысяч лир — это больше, чем он получал за месяц. Он салютовал двумя кулаками с зажатыми в них купюрами, такой удивленный и довольный. Но ведь, по сути, он был мне единственным другом на этой планете, всегда абсолютно надежным. Когда дело касалось его, негоже было скупиться, даже если мой денежный тюк становился от этого легче.
Сегодня мне пришлось заехать еще в одно место. Там я положил свои деньги в сейф и, надев контрольную звезду и взяв последний мешок, пошел по туннелю на базу.
Боги, как же удивились антиманковцы, увидев меня! Когда я вошел в помещение, где находился их экипаж, все повскакивали на ноги.
— Когда мы вернулись назад, — заговорил Стэбб, насупив брови и тыча в мою сторону зауженной кверху головой, — то узнали, что ангарщики сделали платформу полой и экипаж «Бликсо» набил ее чем-то! Я знал, что с весом у нее какая-то лажа.
— И чем же они ее набили — вам сказали? — поинтересовался я.
— Они этого не знали, — отвечал капитан Стэбб, — а вот вы — знаете.
— Сгущенным шотландским виски, — нашелся я. — Они заполнили ее сгущенным шотландским виски, нужным мне для подкупа чиновников. Но у меня плохие новости.
— Держу пари, что так оно и есть, — молвил Стэбб. — Мы тут бились об заклад: кое-кто считает, что вы провернули это дело и хапнули себе всю добычу.
— А на самом деле, — лихо врал я, — камеры, где хранится золото, находятся в земле на глубине двух миль и далеко за пределами действия фронтового «прыгуна». Меня чуть не схватили. Пришлось пустить в ход и бластик, и полицейский режущий пистолет, пришлось стрелять из обоих стволов обреза. Можете сами убедиться, какой он черный. Но путь я себе расчистил и вот — вернулся.
— Да, — вставил один из механиков, — тут нужно столько хладнокровия…
— Уж это точно, — согласился я. — И перед тем как несправедливо обвинять меня в том, что я увиливаю от расплаты со своими подельниками, взгляните на это. Когда я узнал, что золото для нас недосягаемо, я схватил то, что мог, и дал деру.
Я передал им тяжелый мешок искусственных самоцветов.
Они высыпали часть его содержимого на стол и уставились на меня. И вот что скажу я вам: в ярком искусственном освещении камни, конечно, заиграли и засверкали.
— Только посмотрите! — воскликнул пилот, держа в руке большой лжеизумруд.
— Глядите сюда! — крикнул механик, пересыпая из ладони в ладонь горсть синтетических бриллиантов и бракованных стеклянных рубинов.
— Все они ваши, — важно сказал я. — Разделите их между собой, как вам заблагорассудится. В знак высокой оценки вашей верной помощи и чтобы компенсировать вам отсутствие золота, я все это до последнего камушка отдаю вам.
— Замечательный вы человек, Грис, — сказал капитан Стэбб с увлажнившимися глазами, — хоть вы и офицер!
