сантиметр мне и нужен. Вытянув губы как можно дальше и согнувшись как можно ниже, мне удается прижать горящий конец сигареты к узлу веревки, стягивающей мои руки. Она начинает дымиться. По ванной комнате распространяется запах паленого. Я уже веселюсь, когда - бац!- сигарета выпадает у меня изо рта и скатывается на пол. Вот непруха! В тот момент, когда дела начали улучшаться! Я изо всех сил натягиваю свои путы и с радостью констатирую, что в том месте, где тлела, веревка разделилась на волокна. Возобновляю усилия, и веревка сдается. Массирую запястья... Уф, уже лучше... Я снимаю веревки, привязывающие меня к спинке стула, а когда дохожу до ног, замечаю, что узел находится сзади, а у меня нет ни ножа, чтобы перерезать веревку, ни спичек. Бросаю взгляд на тело корявого, неподвижно лежащее у моих ног, наклоняюсь к нему и тщательно обыскиваю. Нахожу пистолет, а в моем положении 'вальтер' калибра семь шестьдесят пять стоит во много раз дороже самого огромного золотого самородка. Едва я успел взять его, как появляются мои уголовнички. Я знаю, что действовать надо быстро. Удача сопутствует тем, кто спускает курок первым. Стреляю в того, кто ближе, то есть в Рюти. Он получает пулю в живот, складывается пополам и орет так, как до него не орало ни одно человеческое существо. Вердюрье все понял в одну секунду. Он так быстро отскакивает назад, что маслина, предназначенная ему, только откалывает кусок штукатурки размером с черепаху. Мне надо снять с себя последние веревки, и поскорее, а то сейчас станет жарко... Крупные беды исправляются сильными средствами. Приставляю дуло к веревке и нажимаю на спусковой крючок. Пуля разрезает ее и делает зарубку на плитке. Я могу двигаться свободно. Это еще не спасение, но все же лучше, чем ничего. Сейчас начнется большой шухер. Я не слышу ни единого звука. Никаких признаков присутствия Вердюрье. Одно из двух: либо он воспользовался замешательством и пошел прогуляться, либо сбегал в свой кабинет за оружием и теперь притаился за консолью и ждет, пока я появлюсь, чтобы отправить меня на два метра под землю. Насколько я успел узнать этого малого, более вероятна вторая гипотеза... Вынимаю из рукоятки магазин. В нем осталось всего два патрона. Обыскиваю труп Рюти. Не знаю, может, войдя в квартиру, он оставил свой шпалер на вешалке, но при нем только складной нож. Никогда не любил такие зубочистки, но эту все-таки беру, потому что, как говорит один мой друг, при нынешней конъюнктуре привередничать не стоит. Теперь я должен просветить вас насчет топографии квартиры, чтобы вы могли просечь, что произойдет дальше. Ванная, куда меня притащили эти придурки, находится в глубине короткого коридора, ведущего в широкую прихожую. Если Вердюрье еще в квартире, у меня есть все основания опасаться. Он знает, что я застрял в этом тупике, а мне его местонахождение неизвестно. Так что ему остается только дождаться, пока я выйду в прихожую, и пристрелить меня. Ко всему прочему у меня осталось только два патрона, а в его распоряжении наверняка целый арсенал. Добравшись до угла, я останавливаюсь. Все тихо, ни малейшего шума... Что делать? Жду так две минуты, затаив дыхание, потом, поскольку я не из тех, кто будет ждать, пока у него между пальцев вырастут грибы, осторожно снимаю шляпу и слегка выдвигаю ее вперед, чтобы она была видна из прихожей. Никакого движения. Если Вердюрье здесь, у него просто железные нервы! Я бы высунул и голову, чтобы посмотреть, как дела, но боюсь, что, сделав это, получу в башку маслину. Тут мне в голову приходит одна идея... Я, пятясь, возвращаюсь к ванной, поднимаю тело Рюти, прижимаю его к себе и несу перед собой, просунув руки ему под мышки. Запыхавшись от груза этого импровизированного щита, выхожу на открытое пространство. Сухо и коротко щелкают два выстрела. Первая пуля входит в грудь Рюти, оцарапав мне тыльную сторону руки, вторая пролетает над нашими головами. Теперь я понял. Вердюрье слева. С его стороны это не очень умно, потому что входная дверь справа. Очевидно, он выбрал этот уголок прихожей потому, что там, насколько я помню, стоит шкаф, за которым можно спрятаться. Значит, я могу отрезать ему путь к отступлению... Напротив узкого коридорчика находится дверь, застекленная в мелкие квадратики, ведущая в столовую, а на одной линии с нею окно, выходящее на улицу... На ту самую улицу, где стоит Равье, закрывая физию номером 'Франс суар' и притворяясь, что читает его. Должно быть, он не слышал выстрелов. Кажется, их никто не слышал... Оно и понятно: стрельба шла в глубине квартиры, что приглушило звуки. Кроме того, линия метро, выходящая после станции 'Пасси' на поверхность, находится меньше чем в двадцати метрах, и шум поездов перекрывает все остальные звуки. Наконец, на углу улицы и набережной есть светофор, и треск машин, останавливающихся перед ним или трогающихся с места, почти не прекращается. Я тщательно целюсь в окно через квадратики стекла, стараясь, чтобы моя пуля не остановилась или не отклонилась из-за деревянной рамки. Стреляю. Попал! Звон, как будто две взбесившиеся собаки затеяли драку в посудной лавке. Грохот выстрела и разбитого стекла вызывает у меня восторг. - Слыхали, Вердюрье?- кричу я.- Я выиграл! Через четыре минуты мои коллеги будут здесь и так разрисуют ваш портрет, что и описать невозможно. Он ворчит что-то неразборчивое, но подозреваю, что для меня это не слишком лестно. И тут начинает сильно вибрировать мое шестое чувство. Я ощущаю, что сейчас произойдет нечто неожиданное. И оно происходит. Все началось с передвижения Вердюрье в мою сторону. Потом нечто пролетело над моей головой. Маленький предмет падает в метре от меня. Я смотрю на него, и мои волосы поднимаются вверх, как будто их притягивает магнит. Маленький предмет оказывается гранатой. Рассказываю я это медленно, но соображаю моментально. Если задержаться здесь на две секунды, граната взорвется и мясо Сан-Антонио придется собирать по кусочкам размером с икринку... А если я очищу коридор, милейший Вердюрье смоется. Когда граната взрывается у вас под задницей, от нее не уйти... А вот от пистолетной пули ~ очень даже возможно. Вылетаю из коридора, как заяц, за которым гонится собака. Полный вперед! Как и следовало ожидать, Вердюрье пускает в дело свою пушку. Но есть одна вещь, которую он не предусмотрел,- всего не предусмотришь его граната взрывается и осколками разлетается повсюду в облаке черного дыма. Взрыв лишает его стрельбу всякой эффективности... А я уже в столовой. В ней две двери - по одной в каждом конце... Бегу ко второй и захожу в тыл Вердюрье. Такой расторопности он от меня не ожидал. Он поднимает свой пистолет, но я оказываюсь быстрее, и моя последняя пуля разбивает ему левую сторону верхней челюсти. Дрыгнув ногами, он падает. Я наклоняюсь и во избежание неприятных случайностей вырываю у него из руки пушку. - Доигрался, придурок?- говорю я ему.- Теперь полежишь в больнице и доставишь много работы пластическому хирургу... Половина его лица осталась нетронутой, зато вторая превратилась в кровавое месиво. - Говори. Мое предложение остается в силе. Что за история с Сен- Лазаром? Он не может ни шевельнуть губами, ни открыть рот. Пытается заговорить, но звуки, вырывающиеся из кровавой дыры, ставшей для него ртом, едва слышны. - В шесть...- в конце концов разбираю я.- Убить... Орсей... - Что?! Я так подскочил, что чуть не стукнулся своей многострадальной головой о потолок. - Что ты говоришь? Он уже ничего не говорит... Лежит без сознания, и я даже не знаю, переживет ли он перевозку в больницу. В эту секунду в дверь энергично звонят. Догадываюсь, кто это. Действительно, передо мной стоит Равье с пушкой в руке. - А, это вы...- произносит он. - Кажется, да. Если вдруг мы оба ошиблись, скоро все разъяснится. - Очень смешно,- мрачно отвечает он.- Это вы стреляли в окно? - Да... - Вам что-то нужно? У Равье очень бесхитростные вопросы. - Да,- отвечаю я,- узнать время. Он, как ни в чем не бывало, смотрит на часы. - Пять часов и... - Ладно. В шесть я должен быть на Сен- Лазаре, а еще лучше пораньше... - Вы не можете выйти на улицу в таком виде! - Это почему? - Потому что все подумают, что вы только что с бойни... Я совсем забыл про то, что залит кровью, своей и чужой. Возвращаюсь в ванную. За несколько минут мне удается привести свою одежду в относительный порядок- Со шмотками все более или менее улажено: тип с пятнами на одежде не привлекает особого внимания, тем более в Париже. Но моя ссадина на голове не может остаться незамеченной. Перед тем как нестись на Сен-Лазар, успею заскочить к аптекарю. Если дела пойдут так и дальше, не знаю, что от меня останется к концу дня... И останется ли вообще что-нибудь... Равье, морщась, осматривает три трупа. - Где бы вы ни появились, оставляете за собой следы...- говорит он. - Займись покойничками,- приказываю я,- и девушкой, лежащей в одной из комнат. Потом позвонишь большому боссу и скажешь, что здесь была заварушка. Скажи, что я вышел на след и позвоню ему как только смогу. Прежде всего мне надо съездить на Сен-Лазар. У меня там свидание. - С кем?- спрашивает Равье. - Со смертью,- отвечаю я.
Глава 19 Без десяти шесть с пластырем на голове я вхожу в огромный зал вокзала Сен-Лазар. Нужно быть чертовски хитрым, чтобы что-нибудь найти в этом муравейнике. Слева пригородные линии, осаждаемые нескончаемым потоком пассажиров, справа - дальние. Это самый спокойный уголок, вернее, наименее забитый народом. Скорый поезд до Гавра доставит богатеньких пассажиров к океанским лайнерам. Среди них есть крупные финансисты в дорогих пальто, дамочки из высшего общества в меховых манто и со смешными собачонками... Где начнется представление? У дальних линий или у пригородных? Кто этот самый Орсей, которого должны убить? Пассажир? Скорее всего. Иначе зачем его убивать на вокзале? На этот счет сомнений быть не может. А теперь, уезжает этот пассажир или приезжает? Это очень важно. Я
