в курсе деятельности рогоносца... Но сейчас не время задавать себе вопросы, потому что у меня есть более срочные дела. - Вы что-то потеряли?- спрашиваю я вошедшего любезным тоном. Эффект такой же, как если бы парень сел на оголенный провод под высоким напряжением! Он вздрагивает и оборачивается. Служащий отеля был прав: у этого типа странный взгляд. Представьте себе глаза, черные посередине и окруженные голубоватым кругом. Этот двухцветный взгляд очень неудобен, особенно когда смотришь ему в глаза. Над тонкими губами у него действительно светлые усы. Он сразу замечает мой шпалер, потом его странный взгляд останавливается на мне. - Кто вы такой?- спрашивает тип резким, немного гортанным голосом. - Именно этот вопрос я собирался задать вам, дорогой месье... Тонкой улыбке не удается сделать его жестокое лицо веселее. - Я друг Рибенса,- говорит он. - Серьезно? - Доказательство - вот ключи... - И зачем вы сюда пришли?- спрашиваю я. - Это мое дело. Я, наверное, бледнею и чувствую, что у меня сжимаются ноздри. Не люблю типов, строящих из себя героев, когда я держу их на прицеле. Я делюсь с ним моим недовольством. - Имея в руке такую пушку,- говорю,- можно надеяться на другие ответы. - Вы так считаете? - Я в этом абсолютно уверен. - И что же дает вам право задавать вопросы? - Тот же инструмент, который позволяет надеяться на ответы. Я немного поднимаю пушку. - Видите,- говорю,- он черный, а это цвет траура. На вашем месте я бы отвечал любезнее. - Вы не на моем месте! - К счастью, потому что в этом случае был бы не особенно уверен в своем будущем. - Вы по природе пессимист? - Нет, но я себя знаю и представляю себе, какой может быть реакция людей, интересующих меня. Понимаете? - Понимаю!- твердым тоном отвечает он. - Вы были и другом Ван Борена тоже?- спрашиваю я. Он немного мрачнеет, и светлый круг его глаз становится шире. - Я не знаю, о ком вы говорите... - Вы страдаете амнезией? - То есть? Он ждет. Он осторожен и, видимо, всегда тщательно думает, прежде чем говорить. - То и есть, что, прежде чем проникнуть в квартиру Рибенса, вы проникли в номер Ван Борена и забрали его вещи. Ваш друг Джеф так высоко ценил культ дружбы, что сумел позвонить в отель и предупредить о вашем приезде, хотя в этот момент был мертв, как баранье рагу. Я начинаю читать его мысли. Тип с двухцветными глазами сейчас говорит себе, что я чертовски много о нем знаю, и это его беспокоит, несмотря на уверенность в себе. Он смелый парень, это заметно по его лицу. Он явно не боится и угроз, и машинок вроде той, которой я размахиваю... - Ну и что?- спрашивает он. - Вы обыскали багаж Ван Борена,- отвечаю я,- но не нашли того, что искали... Я знаю, что вы ищете и где это находится. Он вдруг начинает проявлять ко мне большой интерес. - Да? - Да. Между нами устанавливается тишина, нарушаемая, правда совсем немного, какой-то девицей, орущей где-то в доме. Он становится почти торжественно серьезным. - Кто вы такой?- снова спрашивает он. Я пытаюсь ослепить его философской тирадой: - Разве кто-то из нас знает, кто он такой? Разве мы можем быть уверены, что вообще существуем? Только не называйте меня после этого тупицей, а то получите по зубам. Он морщится. -Я думаю, нам следовало бы поговорить о менее отвлеченных, но более полезных вещах. И он обеими ногами перепрыгивает на другую тему: - Так что же вы делаете здесь, если знаете, где находится 'это'? - Вы не единственный друг Рибенса. Тут он заводится. - Послушайте,- говорит он,- вы меня жутко раздражаете. Терпеть не могу зря терять время. Или убейте меня, или отпустите. Если, конечно, вы не предпочитаете поговорить серьезно. - Ладно, давайте поговорим. - Согласен. - Какое отношение вы имеете к Ван Борену? Он пожимает плечами. - Мы опять зря теряем время. - Это ваше мнение, а не мое! - Всегда зря теряешь время, когда говоришь один. Прошлое - вещь мертвая... Вопрос стоит так: вы утверждаете, что обладаете... этим предметом. Вы намерены мне его уступить? Если да, за сколько? Все остальное - пустые слова... Я никогда не видел такого твердого типа. Даже при моем преимуществе он продолжает контролировать ситуацию. Крепкий орешек. Снимаю шляпу! Я бы охотно сыграл с ним в открытую игру, но при нынешнем положении вещей это невозможно. Единственный способ действовать - это допросить его. Потому-то я и предпочитаю его убедить, что камушки у меня. Я принимаю хитрый вид театрального проходимца. - Сколько вы мне предлагаете? - Я ничего не могу вам предложить,- отвечает он.- У меня нет полномочий делать это... Мне нужно спросить совет у руководства. Если вы сообщите мне о своих намерениях, дела пошли бы быстрее. - Десять миллионов. - Марок? Так! Это дает новое направление моим мыслям. Он замечает мое удивление и спешит добавить: - Или бельгийских франков? - Они готовы заплатить такую сумму? - Не знаю... Но... предмет точно у вас? - А вы думаете, я стал бы заставлять вас терять время? Апломба мне не занимать, а? Если б вы слышали, как я вру, то приняли бы меня за министра иностранных дел, настолько я убедителен. - Надеюсь, что нет,- говорит он. - В добрый час... Когда вы получите ответ? - Мне нужно позвонить. Скажем, через час. - А деньги? - Завтра днем... В крайнем случае вечером, но я не могу обещать вам твердо, потому что нужно время, чтобы привезти их. Нет, серьезно, ребята, я еще никогда не видел такого спокойного, так владеющего собой парня. Невозмутимо стоит под прицелом моего шпалера, словно бы даже забыв о нем, и его взгляд еще более тревожит, чем когда бы то ни было... Мы обсуждаем сделку, словно речь идет о шнурках или паштетах. Он убеждается в безупречности того, как завязан его галстук, потом, все так же спокойно, спрашивает: - Где мы встретимся? Я смотрю на него. Парень с совершенно серьезным видом торгуется со мной о брильянтах. - Позвоните мне в отель, как только получите новости. - В какой отель? - 'Тропик'... Он хмурится. - В тот же, где останавливался Ван Борен? Да, конечно, я должен был догадаться... Он впервые выглядит как человек; находящийся под прицелом. - Я могу идти, да? Он поворачивается на каблуках и уходит, но на пороге останавливается. Я, как суперкретин, уже убрал шпалер в карман. Достать его снова уже не успеваю. Едва успев понять, что к чему, я получаю в челюсть мощный удар кулаком, и в глазах у меня появляются тридцать шесть тарелок, одна более летающая, чем другая. Я падаю назад с колоколом Вестминстерского аббатства вместо котелка. Я встряхиваюсь и встаю в боевую стойку, но, видимо, имею не совсем четкое представление о реальности, потому что защищаю более нижние части тела, а второй удар летит мне в портрет. Этот малый регулярно занимался утренней гимнастикой! 0-ля-ля! Не знаю, куда точно попал этот прямой, но где-то недалеко от носа. Я не теряю сознание, но нахожусь в каком-то сиреневом тумане, который быстро сгущается. Боксеры называют это нокаутом на ногах. Пытаюсь ухватиться за что-нибудь твердое, но вокруг все пляшет. Столы, спинки стульев удаляются. Словно через матовое стекло я вижу моего противника. Его неподвижный взгляд дырявит мне голову... Глаза, как два пистолета. Он по-прежнему безупречно спокоен и методично валтузит меня, а у меня даже нет сил дать ему сдачи. Чувствую, мне конец. Пора выбрасывать на помойку! Засуньте меня в мусорное ведро, а оттуда на свалку. Я впервые побит парнем, который напал на меня пусть внезапно, но все-таки спереди! Этому парню явно делали переливание крови от чемпиона мира по боксу! Летит третий удар, хорошо рассчитанный, точно нацеленный. Я его вижу и не могу парировать. В моей голове как будто разрывается бомба. Целую, ждите писем...
Глава 9
О таком случае мне точно не захочется рассказывать, чтобы не выглядеть лопухом. Я - сокрушитель челюстей, проламыватель крепких черепов, гроза блатных, ас из асов, человек, у которого в кулаках динамит, дал себя уделать какому-то дешевому хулигану! На что это похоже?! Моя ярость так велика, что я прихожу в себя... Я двигаюсь... дрожу, трясусь, щелкаю зубами... Моя морда распухла. Один клык качается, в, висках стучит кровь... Щеки горят. Ой как больно! Ой как мне хреново! Я, пошатываясь, встаю, терзаемый, кроме всего прочего, неприятным чувством, что свалился, как сломанный робот. Тут я констатирую, что мои распоротые карманы висят, как кроличьи шкурки в магазине. Парень в круглой шляпе добросовестно обыскал меня. Видели бы вы, во что превратился мой клевый костюмчик! Он буквально изрезан на куски. У меня в нем такой видок, будто я собрался на бал-маскарад одетый под нищего. Нет ни единого квадратного сантиметра, который не был бы осмотрен. Мой бумажник, выпотрошенный и разодранный, валяется на полу... Документы разбросаны по всей комнате. Парень дошел даже до того, что отодрал фотографию, украшавшую (я говорю 'украшавшую', потому что моя морда делает более красивым все, что удостаивает своим присутствием) мое удостоверение личности. Эта деталь погружает меня в бездну размышлений. Я говорю себе, что тип в круглой шляпе, возможно, искал вовсе не брильянты. Во всяком случае, он ведь не мог рассчитывать обнаружить их под фотографией на документе. Тогда что? Тут я вспоминаю о маленьком снимке, найденном в часах Ван Борена, и говорю себе (вернее, это мне подсказывает мой палец), что тот крохотный кусочек глянцевой бумаги представляет слишком большую ценность, чтобы не играть своей роли в деле! Мой нос отлично чует это, а когда он что-то чует, то можете поспорить на руку своей сестры против комплекта свечей от запора, что он не ошибается. В таком случае возникает новый вопрос, на который я не могу ответить, по крайней мере сейчас: существует ли связь между таинственной фотографией и брильянтами? That is the question, как выразился бы Уинстон Черчилль, который бегло говорит по-английски. А пока что я имею качающийся зуб и разодранный костюм, за который я отвалил пятьдесят с чем-то 'колов' у Альбо. Новенький итальянский костюм в полосочку! Нет, честное слово, такие истории случаются только со мной. Старик прав: надо мне было вернуться домой.
