странно акцентировавшие и неестественно растягивавшие слоги.
– Ведьмак дурак! Ведьмак дурак!
Он удержался от ответа. Закусил губу и осторожно прошел рядом с эхинопсом. Колючки существа заколебались на манер щупалец актинии. Но это длилось всего лишь мгновение, потом эхинопс замер и снова превратился в огромную кучу болотной травы.
Два гигантских барбегаза пересекли ему дорогу, что-то бормоча и ворча. Сверху, из-под купола, долетало хлопанье перепончатых крыльев и шипящий хохот, безошибочно сигнализирующий о присутствии листоносов и веспертылей.
– Он пришел сюда, убивец, уничтожник! Ведьмак! – раздался во мраке тот же голос, который он слышал раньше. – Влез сюда! Осмелился! Но он без меча, уничтожник! Так как же он собирается убивать? Взглядом? Ха-ха!
– А может, – раздался другой голос, с еще менее естественной артикуляцией, – это мы его будем убивать? Ха-а-а?
Бормотание барбегазов слилось в громкий хор. Один, размером в зрелую тыкву, подкатился очень близко и щелкнул зубами у самой ноги Геральта. Ведьмак сдержал так и рвущееся наружу ругательство. Пошел дальше. Со сталактитов капала вода, будя серебристое эхо.
Что-то вцепилось ему в ногу. Он сдержался, чтобы не отбросить сразу.
Твореньице было небольшое, не больше собачки-пекинеса. Да и немного пекинеса напоминало. Мордочкой. Остальным было похоже на обезьянку. Геральт понятия не имел, что это такое. В жизни не видел ничего подобного.
– Ведь-мак! – визгливо, но вполне четко выговорил пекинесик, спазматически вцепившийся в сапог Геральта. – Ведь-мак! Ведь-мат! Сукин брат!
– Отцепись, – процедил ведьмак сквозь стиснутые зубы. – Отцепись от сапога или получишь под зад.
Барбегазы забормотали громче, резче и грознее. В темноте что-то зарычало. Геральт не знал, что это было, звук напоминал коровье мычание, но он мог побиться об заклад, что коровой это не было.
– Ведь-мат, сукин брат!
– Отпусти сапог, – повторил Геральт, с трудом сдерживаясь. – Я пришел сюда безоружный, с миром. Ты мне мешаешь…
Он осекся и задохнулся волной отвратительной вони, от которой глаза слезились, а волосы завивались в кудряшки.
Вцепившееся в лодыжку пекино-обезьянье творение вытаращило глаза и испражнилось прямо ему на сапог. Отвратительную вонь сопровождали еще более отвратительные звуки.
Он выругался соответственно ситуации и отпихнул ногой нахальное твореньице. Гораздо деликатнее, чем следовало. Но все равно произошло то, что он и ожидал.
– Он пнул малыша! – зарычало что-то в темноте, перекрывая прямо-таки ураганный рев и вой барбегазов. – Он пнул малыша! Он обидел маленького!
Ближайшие барбегазы подкатились к самым его ногам. Он почувствовал, как их сучковатые и твердые как камни лапищи хватают его и не дают пошевелиться. О мех самого большого и самого агрессивного он вытер обгаженный сапог. Они тянули его за одежду. Он сел.
Что-то большое спустилось по сталагнату, соскочило на землю. Он с первого же мгновения знал, что это такое. Стучак. Кряжистый, пузатый, косматый, кривоногий, шириной в плечах, пожалуй, с сажень, с рыжей бородой, которая была еще шире.
Приближение стучака сопровождало сотрясение почвы, словно приближался не стучак, а першерон. Ороговевшие широкие ступни чудища были по полтора фута длиной каждая.
Стучак наклонился над ним и пыхнул водкой. «Шельмы гонят здесь самогон», – машинально подумал Геральт.
– Ты ударил меньшого, ведьмак, – провонял ему в лицо стучак. – Без основания напал и обидел маленькое, нежное, невинное существо. Мы знали, что тебе нельзя доверять. Ты агрессивен. У тебя инстинкт убийцы. Сколько наших ты убил, мерзавец?
Геральт не счел нужным отвечать.
– О-о-о-о-о! – Стучак еще крепче дыхнул на него водочным перегаром. – С детства мечтал об этом! С детства! Наконец-то исполнилась моя мечта. Глянь влево.
Геральт словно дурак какой глянул. И тут же получил зуботычину правым кулаком. Да так, что увидел яркий свет.
– О-о-о-о-о! – Стучак выставил из путаницы вонючей бороды огромные кривые зубищи. – С детства об этом мечтал. А ну, глянь вправо.
– Довольно! – раздался где-то в глубине пещеры громкий и звучный приказ. – Довольно игр и шуточек. Отпустите его.
Геральт сплюнул кровь с рассеченной губы. Обмыл сапог в струйке стекающей по камню воды. Скунс с мордой пекинеса насмешливо, но с безопасного расстояния щерился на него. Стучак тоже лыбился, массируя ладонь.
– Иди, ведьмак, – проворчал он. – Иди к нему, коли тебя вызывают. Я погодю. Потому как ты по этой дорожке вертаться будешь.
Пещера, в которую он вошел – о, диво! – была наполнена светом. Через пролом в ощетинившемся сталактитовыми сосульками куполе проникали перекрещивающиеся столбы света, вырывающие из камня и натеков феерию розблесков и красок. Кроме того, в воздухе висел горящий огнем магический шар, свет которого усиливался бликами кварца в стенах. Несмотря на всю эту иллюминацию, противоположная стена пещеры тонула во мраке, а где-то в конце колоннады сталагнатов затаилась черная тьма.
На стене, которую природа как бы специально подготовила для этого, возникала огромная наскальная картина. Художником оказался высокий светловолосый эльф в испачканной краской епанче. В волшебно-естественном свете его голову, казалось, охватывал сияющий ореол.
– Присядь. – Эльф, не отрываясь от картины, движением кисти указал Геральту на камень. – Они не обидели тебя?
– Нет. Пожалуй, нет.
– Ты должен их простить.
– Конечно. Должен.
– Они немного похожи на детей. Страшно обрадовались твоему приходу.
– Я это заметил.
Только теперь эльф взглянул на него.
– Присядь, – повторил он. – Еще немного, и я – в твоем распоряжении. Я уже заканчиваю.
То, что заканчивал изображать эльф, оказалось стилизованным животным, скорее всего бизоном. Однако пока что готов был лишь его контур – от внушительных рогов до не менее изумительного хвоста. Геральт присел на предложенный камень и поклялся себе быть терпеливым и смирным – по мере возможности.
Эльф, тоненько посвистывая через сжатые зубы, погрузил кисточку в плошку с краской и быстрыми движениями выкрасил своего бизона в фиолетовый цвет. После недолгого раздумья намалевал на боку тигриные полосы.
Геральт молча смотрел.
Наконец эльф отступил на шаг, рассматривая наскальную фреску, уже полностью изображавшую охотничью сцену. Фиолетово-полосатого бизона дикими прыжками преследовали тощие, нанесенные неряшливыми мазками кисти фигурки людей с луками и копьями.
– И что это должно изображать? – не выдержал Геральт.
Эльф мимолетно глянул на него, сунув чистый конец кисточки в зубы.
