свои счета градецкий плебан Амброж? Ну, разве я был не прав, Самсон, сказав, что это неофит.
– Не совсем. – Самсон подошел так, что Рейневан не заметил его и не услышал. – Не совсем, Шарлей. Тут дело в другом. В Катажине Биберштайн. Наш Рейневан, кажется, опять влюбился.
Прежде чем забрезжил рассвет, началось прощание.
– Бывай, Рейнмар, – пожал руку Рейневану Урбан Горн. – Я исчезаю. И без того слишком многие здесь видели меня, а при моей профессии это дело небезопасное. А я намереваюсь продолжать ею заниматься.
– Вроцлавский епископ уже знает о тебе, – предупредил Рейневан. – Наверняка знают также черные наездники, орущие
– Значит, надо будет затаиться и переждать. Среди доброжелательных людей. Вначале я поеду в Глогувок. А потом в Польшу.
– В Польше небезопасно. Я говорил, что мы подслушивали в Дембовце. Епископ Збигнев Олесьницкий…
– Польша, – прервал Горн, – не только Олесьницкий. Более того – Польша лишь в очень малой степени Олесьницкий, Ласкаж и Эльгот.
– Польша, дорогой мой, это… Это другие… Европа, парень, вскоре изменится. И в основном именно из-за Польши. Ну, бывай, парень.
– Мы еще встретимся наверняка. Ты, насколько я тебя знаю, вернешься в Силезию. И я туда вернусь. У меня еще там есть несколько недовершенных дел.
– Как знать, может, довершим вместе. Если повезет. Но, чтобы такое случилось, послушай, пожалуйста, совет, Рейнмар из Белявы: не вызывай больше демонов. Не надо.
– Не буду.
– Совет второй: если ты всерьез думаешь о нашем будущем сотрудничестве, то научись как следует работать мечом. Кинжалом. Арбалетом.
– Научусь. Бывай, Горн.
– Бывайте, панич, – подошел Тибальд Раабе. – И мне пора. Надо работать на общее дело.
– Береги себя.
– Постараюсь.
Хоть Рейневан, по сути дела, был готов стать на сторону гуситов с оружием в руках, ему это не было дано. Амброж категорически потребовал, чтобы они с Шарлеем во время штурма Бардо находились при нем и его штабе. Рейневан и Шарлей, за которыми неотрывно следил эскорт, следовали этому приказу, в то время как гуситская армия, невзирая на падающий снег, переправилась через Нису и в образцовом порядке встала перед городом. С северной стороны в небо уже вздымались дымы – в ходе диверсионной операции конники Бразды и Храстицкого успели подпалить мельницы и пригородные домишки.
Бардо был готов к обороне, на стенах кишмя кишели вооруженные, развевались штандарты, не умолкал крик. Громко били колокола обеих церквей – чешского костела и немецкой кирхи.
А перед стенами в черных кругах пепелищ стояли девять закопченных столбов. Ветер нес кислый смрад горелого.
– Гуситы, – пояснил один из сельских доносителей, несколько дюжин которых уже сопровождали армию Амброжа. – Гуситы, схваченные чехи, бегарды и один еврей. Для устрашения. Как только они, благородный господин, выведали, что вы идете, то всех выволокли из ямы и спалили. Еретикам, значит… простите… вам на устрашение и презрение.
Амброж кивнул головой. Но не сказал ни слова. Лицо у него окаменело.
Гуситы быстро и четко заняли позиции. Пехота установила и подперла павонжи загородей. Приготовилась также и артиллерия. Со стен сыпались крики и ругань, время от времени грохотали выстрелы, порой летели болты.
Каркали и носились по небу всполошившиеся вороны, юркали растерявшиеся галки.
Амброж поднялся на телегу.
– Праведные христиане! – закричал он. – Правоверные чехи!
Армия умолкла. Амброж переждал, пока не наступит полная тишина.
– Я узрел, – рявкнул он, указывая на обуглившиеся столбы и пепелища костров, – под алтарем души убиенных за Слово Божие и за свидетельства, кои имели. И голосом громким так они воскликнули: доколе ж, владыка святой и праведный, не будешь ты судить и наказывать за кровь нашу тех, что обретаются на Земле? Узрел я ангела, стоящего в солнечных лучах! И призвал он голосом громовым всех птиц, летящих серединою неба: пойдите, соберитесь на великий пир Божий, дабы съесть трупы королей, трупы вождей и трупы владык, трупы лошадей и тех, кто на них восседал! И увидел я Чудище!
Со стен донесся гул, полетели ругательства и проклятия. Амброж поднял руку.
– Вот птицы Божии над нами, указующие дорогу! А вон там, перед вами, – Чудище! Вот – Вавилон, насытившийся кровью мучеников! Вот пресловутое гнездовище греха и зла, укрытие слуг антихриста!
– На них! – взывал кто-то из толпы воинов. – Смеееерть!
– Ибо вот наступает, – рычал Амброж, – день палящий, аки печь, а все гордецы и кривдонесущие станут соломой, и спалит их наступающий день так, что не оставит ни корня, ни ветви!
– Жеееечь их! Смеееерть! Бей! Убивай! Гыр на них![483]
Амброж воздел руки, толпа тут же утихла.
– Ждет вас дело Божие, – воскликнул он. – Дело, к коему приступить надобно с чистым сердцем, помолившись! На колени, верные христиане! Помолимся!
Армия со звоном и скрежетом повалилась на колени за стеной из щитов и загородей.
–
– Prijd' tve kralovstvi, – гудело в один голос коленопреклоненное войско. –
Амброж рук не сложил и головы не опустил. Он глядел на стены Бардо, и глаза его горели ненавистью, зубы ощерены, на губах пена.
– И прости нам, – кричал он, – долги наши! Как и мы прощаем…
Кто-то из стоящих на коленях в первом ряду вместо того, чтобы отпускать грехи, выпалил в сторону стен из пищали. Со стен ответили. Зубцы затянул дым, пули и болты засвистели и градом забарабанили по щитам.
– И не введи, – рык гуситов вздымался по-над гулом выстрелов, – во искушение!
–
– Аминь! – возопил Амброж. – Аминь! А теперь вперед, верные чехи!
– Гыр на них! Бей-убивай!
Дикий крик, вой, рев, вздымающий волосы дыбом.
