спешащие экскурсоводы.
Итак, наша машина, омываемая небесным ливнем, уносится прочь от Зальцбурга, а я задаю очередной вопрос Мондрус:
- Лариса, ты как-то упомянула еще об одной встрече с родителями. И не очень приятной якобы. Может, расскажешь?
- Это уже через два года после Варшавы. Позвонил папа и сообщил, что мама с Аликом, моим братом, едут по путевке в ГДР. Будут в Берлине. Не могла бы я приехать туда? Мне, естественно, вспомнилась Польша. Я говорю: 'Папа, если повторится что-либо похожее на Варшаву, я порву всякие отношения'.- 'Нет, нет, клянусь, этого не будет. И потом я не еду, только мама с Аликом'.
Эгил меня сопровождать не мог, я звоню своей приятельнице Анни Гмела, которой дай только знак - она со мной куда угодно и когда угодно, большая охотница до путешествий. 'Анни, я собираюсь на свидание со своей мамой в Восточном Берлине. Ты не могла бы поехать со мной?' Я подумала, если что-то случится, то хотя бы немка будет рядом. 'Лара, конечно, конечно, я с удовольствием'.
Выехали с ней на нашем белом 'порше'. Формально я направляюсь в Западный Берлин к своей кузине Плане (это моя родственница по отчиму).
Наших пограничников миновали без проблем, а у гэдээровских сразу вопрос: 'Какой номер вашей машины?' Я, понятно, растерялась, потому что один вид этих рож наводил на меня страх, ведь мы находились уже в Восточной зоне. Пролепетала что-то, а они говорят: 'У вас в документе записан другой номер'. Выясняется, что я в спешке захватила права на другую машину 'пежо'. Начинаю объяснять, что перепутала, но эта машина тоже моя. 'Да, но документов на нее нет. Мы не можем вас пропустить. Езжайте назад'. Легко сказать 'назад', я отмахала триста километров от Мюнхена. Видя мое полное недоумение, они сжалились: 'Мы подскажем вам один вариант. Вы можете получить у своих пограничников временное разрешение на эту машину. И тогда милости просим'.
Делать нечего, поворачиваем назад, в наш Хоф. Там меня успокоили: 'Никаких проблем, фрау, сейчас все сделаем'. Получила какую-то справку, потеряв из-за этого массу времени, но теперь нас пропустили.
Въезжаем в Западный Берлин, на границе сектора нас встречает Лотар, Иланочкин муж, немец. Встречает, потому что на машине я к ним не ездила, только самолетом, дороги не знаю. Переночевали у них, а утром с Анни Гмела пересекаем границу секторов и оказываемся в Восточном Берлине. Едем сразу в гостиницу.
Опять бурная встреча с мамой, с Аликом - мы не сдерживали своих чувств. С братом я не виделась больше десяти лет. Наплакались, наговорились... Потом Алик спрашивает: 'Ты на какой машине приехала?' - 'На 'порше', а что?' - 'Можно посмотреть? Сейчас?' Я удивилась. 'Ну поедем, покажу'.
Мы оставили маму и Анни в номере, а сами спустились на улицу. Сели с Аликом в 'порше', он восхищается: 'Ах, какая замечательная машина!' - а потом вдруг: 'Я тебе хочу сказать одну вещь. Ты только не переживай, ничего страшного. Мы приехали не одни'. Когда мне говорят 'только не переживай, ничего страшного', я обязательно жду какой-нибудь пакости. 'Что значит 'не одни'? - спрашиваю.- А с кем?' Хотя уже начала догадываться. 'Нам ничего не оставалось, как согласиться. Папа все устроил... Они хотят с тобой побеседовать. Но никак не ожидали, что ты приедешь не одна. И попросили меня: 'Делай что хочешь, но удали эту бабу отсюда'. Я ответил, что попробую. А что оставалось делать? В общем, предложили, чтобы ты завтра утром приехала сюда без своей немки. Тогда они смогут зайти к нам'.
Я провела с мамой весь день, но настроение было, конечно, испорчено. Вечером мы с Анни вернулись в Западный Берлин, к Илане, и я сразу позвонила в Мюнхен. 'Эгил,- говорю,- опять та же история, что и в Варшаве, помнишь? На завтра мне назначили встречу. Что делать?' - 'Лара, никаких встреч, никаких ночевок в Западном Берлине. Забирай Анни, в машину - и немедленно уезжай домой. Ты поняла? Не-мед-лен-но!'
Я так и сделала. Илана - в шоке, Анни нечего не понимает. Она собиралась погулять в Восточном Берлине, походить по музеям. А тут срочно назад. 'Лариса, ну чего ты боишься? Разве они не люди? Поговорят с тобой, что в этом такого? Ну давай еще задержимся на денек?' - 'Анни, никаких 'деньков', никаких разговоров! Тем более ты не знаешь этих людей'.
Садимся в машину и на ночь глядя шпарим к границе. Я только все голову из машины задирала: нет ли где патрульных вертолетов, там ограничение скорости - восемьдесят кэмэ, а мы неслись как угорелые. Только в Хое успокоились.
- А я, Борис, дома все боялся: вдруг за ней устроят погоню? Что им стоило позвонить на пропускной пункт и приказать задержать Мондрус.
- Да вряд ли они погнались бы за ней. Она же не перебежчица.
- Ну, тогда не до логики было. Я еще Илане наказал, чтобы она позвонила Лидии Григорьевне и сказала, что Лариса утром приедет, только на час позже.
- Маскировка, дезинформация противника?
- Ну да.
- Добралась я домой, сразу звоню маме: 'Извини, но я уже в Мюнхене. У меня непредвиденное обстоятельство, надо было срочно выехать'. Мама только произнесла: 'Доченька, я все поняла'.
- Я думаю, Борис, что им надо было как-то оправдывать свои раздутые штаты. Придумывали себе работу. Вот и с Модрус не оставляли попыток. Прокатились в Берлин, написали отчет. Старались. Создали большую волну...
- Это в каком году все произошло? - спросил я.
- Ой, Эгил, я не помню...
- Осенью восемьдесят четвертого. Уже Лорен родился, и Лариса сворачивала свою концертную деятельность.
- Да, верно... За год до этого мы с Эгилом так обнаглели, что решили 'прочесать' Америку одновременно с латышским и русским репертуаром. Я там должна была все время переключаться. А для латышей подготовили совершенно новую программу - 'Ретро-кабаре'.
- Да, Борис, интересно получилось. В пятницу Лара работает у латышей концерт в двух отделениях, в субботу поет у русских, тоже программа в двух отделениях. Совершенно другие песни. В воскресенье - опять у латышей. Не знаю, какие рекорды ставил у вас Кобзон, но Ларочка испытывала страшное напряжение.
- Про Кобзона у нас говорили так: как не догнать бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона.
- Да, последние концерты в Америке - это и мой организаторский апогей. Королеву увенчали короной. Все! И в завершение творческой карьеры Ларисы Мондрус я подготовил буклет: '10 лет в Союзе, 10 лет на Западе'. Я послал тебе его.
- Я получил.
- В том же году мы еще раз слетали в Австралию, помнишь, Эгил? С Райво Таммиком, пианистом- эмигрантом из Эстонии.
- Да, выступали с русской программой. Кондаков с нами уже не ездил. Он имел постоянное место в швейцарском ресторане 'Мёвенпик'. А мы ему большие деньги платить не могли. Взяли Райво Таммика.
- Понятно.
Впереди сквозь размываемые дождем стекла 'БМВ' замаячили огоньки Грюнвальда. Слава Зиждителю, и экскурсионную программу выполнили, и поговорили немало, и добрались благополучно. Вечер закончился с романтическим флером, в стиле 'а-ля рюсс': мы отогревались на кухне, пили припасенную мной 'Пшеничную' и закусывали лоснящимися кусками 'химзее-аблинг', то бишь баварским лососем. 'Лепота! - сказал бы незабвенный Иван Васильевич.
Глава 8
'СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПЛАН ЭМИГРАЦИИ ЗАВЕРШЕН'
'Белье от Лары - мечта'. - 'Шуе фон Казарт'.- Дом в Грюнвальде.- Как продать туфли принцессе Гогенцоллерн.- Последний аккорд.
Последние часы моего пребывания в Мюнхене. В полдень я улетаю в Москву. Лариса на работе. Лорен электричкой уехал в Зальцбург к своему профессору Кемерлингу. А мы с Эгилом завтракаем - ветчина, сыр, яйца, кофе,- и он, как у приговоренного, спрашивает мои последние желания. До отлета еще целых пять часов, ну, минус час на дорогу до аэропорта,- все равно масса времени.
- Да что тут думать,- дергаюсь я,- давай поговорим немного о бизнесе Ларисы, а потом заедем к ней
