КЛИНЧЕР. Но... но есть данные, что русские работают!
ХЕНИШ. Теперь вашими данными побрезгуют даже репортеры Херста.
ФРЭНК (появляется в дверях). Добрый день, сенатор! Каким ветром...
КЛИНЧЕР. Значит, это все он?! (Вскакивает, бросается к Фрэнку). Ты... ты, грязный провокатор! Ублюдок! Убью!
ХЕНИШ. Клинчер, сесть! (Клинчер беспомощно оглядывается). Сесть!!!
КЛИНЧЕР. Но ведь... это все он! Он! Боже, что теперь будет? (Опускается в кресло, закрывает лицо ладонями).
ФРЭНК. Что с вами, генерал? Что здесь происходит...
ХЕНИШ. Ничего особенного, мой мальчик. Просто все раскрылось.
ФРЭНК. Что именно?
ХЕНИШ. Твоя шутка со Степантчэйвом, Фрэнк.
ФРЭНК. Да? Уже? (Опускается в кресло). Жаль... Я думал, у нас есть еще года полтора в запасе. Мы бы успели выйти на верную дорогу...
ХЕНИШ. Не выйдете вы на нее и за двадцать лет, парень. Я, как-никак, тоже физик. Кроме того, я выяснил мнение других физиков, не только Бена Голдвина... Дохлое дело, сынок! (Хлопает Франка по колену). Вы могли провести такого самонадеянного болвана, как Клинчер... который к тому же желал, чтобы его обманули, как девственница желает, чтобы ее соблазнили! (Клинчер делает движение). Молчать, генерал! Но старого Хениша вам не провести. Старый Хениш сам кого хочешь проведет!
ФРЭНК. Что же вы теперь намерены предпринять?
ХЕНИШ. Ничего особенного. Ничего особенного, сынок.
Входит ГОЛДВИН с лабораторным журналом под мышкой. Судя по походке, он сильно устал. Оглядывает собравшихся.
ГОЛДВИН. Добрый день, сенатор. (Присаживается к столу, что-то записывает в журнал).
ХЕНИШ. Добрый день, профессор! (Поднимается, прохаживается по приемной и, будучи в хорошем настроении, повторяет). Добрый день, добрый день! (Останавливается у модели ядра). Это оболочечная модель, профессор?
ГОЛДВИН (не поднимая головы). Да.
ХЕНИШ. Ага. Ну, конечно: красные шары протоны, белые нейтроны. Что ж, очень наглядно... Профессор, а вам не кажется, что пузырьковая модель была вернее этой грозди? Ядерные силы натяжение пленки, электрическое отталкивание протонов давление воздуха. А?
ГОЛДВИН. Нет, не кажется. Пузырьковая и капельная модели слишком примитивны, они не передают строения ядер.
ХЕНИШ. Да? Возможно, возможно... Я, конечно, отстал. Постойте, что это? (Отделяет один шарик от модели, рассматривает). Боже мой, резиновые шары 'Глобус компани' Я и не знал, что они до сих пор выпускаются! (Отрывает нитку, картинно прохаживается по приемной. Клинчер и Фрэнк, как завороженные, следят за ним).
ГОЛДВИН (поднимает голову, строго). Что с вами, сенатор?
ХЕНИШ. Воспоминания, док, воспоминания... Ведь с этих шариков все и началось. В 1880 году мой дед Генри Арнольд Хениш открыл в Окленде, штат Калифорния, лавку по торговле игрушками я товарами для школьников. До своей смерти старый Генри успел сколотить двести тысяч и открыть филиалы во всех городах Западного побережья... (Любуется шариком). Ах, девятнадцатый век, тихий, неторопливый девятнадцатый век, когда Земля казалась огромной, паровоз считался чудом техники, а резиновые шары последним словом химии. Но ничто не стоит на месте. И теперь: покупайте масс-спектрографы 'Глобус компани'! Покупайте лабораторные оборудование 'Глобус компани'!
ГОЛДВИН (смотрит на него с любопытством). Именно поэтому вы изучали физику, сенатор?
ХЕНИШ. Да. Я всегда считал непрочным положение дельцов, которые ничего не смыслят в своих товарах. Конечно, я мог бы стать физиком-профессионалом но зачем? В сущности, разница между специалистом и спекулянтом невелика. Спекулянт наживается на том, что знает, где дешево купить и дорого продать, то есть на своих знаниях. Ученый наживается на том же...
ФРЭНК. А вы садист, Хениш!
ХЕНИШ. Тихо, парень, тихо! Кстати, о физике, профессор: сегодняшний опыт конечно. не дал утешительных результатов?
ГОЛДВИН. Нет.
ХЕНИШ. А когда ожидаются положительные результаты?
ГОЛДВИН. Об этом я определенно могу сказать только через полгода, когда закончим предварительные опыты.
ХЕНИШ. А не хватит ли прикидываться, док? Здесь все свои. И все все знают.
ГОЛДВИН (с досадой). Не понимаю, что вам угодно от меня, сенатор!
ХЕНИШ. Вот как... постой! Фрэнк, разве он ничего не знает?
ФРЭНК. Нет. Ушли бы вы отсюда, сенатор...
ХЕНИШ. Вот это да! (Хохочет). Вот это да! Ну и ну! Ай да Фрэнк, молодчага, ловкач! Обвести и кого? Профессора Бенджамена Голдвина, физика с мировым именем. Нобелевского лауреата! И на чем? На физике! Ты далеко пойдешь, мой мальчик!
ФРЭНК. Ушли бы вы, Хениш...
ГОЛДВИН. В чем дело. Фрэнк? Что здесь происходит?
ХЕНИШ. Тихо, парень. Я сам... Дело в том, док, что исходные данные, с которых начиналась работа: будто русские ведут исследования по управлению свойствами- ядер с применением нейтрино, будто они заслали к нам агента ложны. Они сфабрикованы полковником Клинчером при деятельном участии вашего верного ассистента и заместителя по экспериментальной части доктора Фрэнсиса Гарди. Просто полковнику Клинчеру очень хотелось стать генералом, а Франку... наверно, ворочать большими делами в науке, да, Фрэнк?
КЛИНЧЕР вдруг встает, вынимает пистолет, делает шаг вперед, подносит дуло к виску.
ГОЛДВИН. Генерал, что с вами?! Опомнитесь!
ХЕНИШ. Тс-с... не мешайте, это же интересно!
ВСЕ в оцепенении смотрят на Клинчера. Тот рассчитывал, что кто-нибудь бросится отнять пистолет, и сейчас стоит, растерянно и умоляюще переводя глаза с Голдвина на Фрэнка, затем на Хениша.
ХЕНИШ. Слушайте, сержант, или стреляйтесь, или не отвлекайте нас от разговора.
КЛИНЧЕР опускает пистолет, снова подносит его к фуражке. Дуло ходит ходуном. Наконец, не выдерживает, жалко так, что это похоже на всхлип, усмехается, убегает в свой кабинет.
ХЕНИШ. Никакого чувства юмора у человека! Вы думаете, он делал это от стыда? Из боязни потерять честь? Как бы не так! Просто он понял, что отныне нет генерала Клинчера хозяина жизни, а есть Клинчер мой слуга.
ГОЛДВИН. М-м... и что же вы намерены предпринять?
ХЕНИШ. Я? Ничего. Представьте: ровным счетом ничего.
ГОЛДВИН. Не понимаю. Если вы считаете. что наш проект... м-м афера, ваш долг, как сенатора, разоблачить ее.
ХЕНИШ (улыбается). Мой долг, как сенатора... Ах, профессор! Ах, милый, наивный девятнадцатый век! Как вы считаете: для чего существуют больницы? Институты? Правительства?
ГОЛДВИН (сердито). В больницах лечат людей, в институтах познают новое и применяют его в интересах общества. Правительства же организуют жизнь страны... не понимаю, зачем вы меня спрашиваете об этом.
ХЕНИШ. Вы неправы, док. Ах, как вы неправы! Больницы, институты, правительства, равно, как и газеты, политические партии, армии, фирмы существуют для того, чтобы быть больницами, институтами, правительствами, газетами, партиями, армиями... и так далее. Чтобы люди сотрудничающие в них, могли зарабатывать, преуспевать, властвовать, наслаждаться жизнью. Остальное побочно. Зачем же я буду нарушать этот, установленный богом порядок? Работайте. Исследуйте! Приводите в суеверный трепет дельцов и чиновников размахом опыта. Я полагаю, что в скором времени акции компаний, загруженных оборонными контрактами, начнут падать. Через год-другой, когда ваши исследования окончатся ничем,
