этими двумя с половиной нейтронами? Да вас никто и знать не хотел! Только тем и вознеслись, что напугали людей атомной бомбой... и сами ее испугались! Все ваши изобретения держатся на этих разнесчастных двух с половиной нейтронах: реакторы, бомбы, атомные подлодки... Так что сама ваша наука неполноценна, висит на тоненькой ниточке цепной реакции. Разве можно ее сравнить, скажем, с электроникой, где используются сотни явлений природы? Эксплуатируете всего одно явление и сами его толком не понимаете! Что, если, к примеру, при делении ядер станет выскакивать только нейтрон? А? Все: нету ядерной физики. Или наоборот: четыре нейтрона на деление? Тоже крышка и науке, и всему... Вот так, два с половиной нейтрона! (Встает).
ФРЭНК (ошеломлснно). О, парень, ты, я вижу, не так прост!
СТЕПАНЫЧЕВ. Ладно. Приятно было побеседовать.-Пока... цепная реакция! (Уходит).
Затемнение справа. Освещается комната в МИД СССР.
СОТРУДНИК. Ну зачем же вы с ним так-то!
СТВПАНЫЧЕВ. Послушайте, живой я, в конце концов, человек или нет! Он сидел, портил мне аппетит и настроение... могу же и я испортить ему настроение.
СОТРУДНИК. И вы еще с ним разговаривали?
СТЕПАНЫЧЕВ (скучным голосом). Ну, встретились еще разок, в кафетерии, беседовали. Его заело мое отношение к ядерной физике, он старался меня переубедить...
СОТРУДНИК. А вы что же знаете ядерную физику?
СТЕПАНЫЧЕВ. Да как вам сказать? Работать бы, конечно, не смог. А приятную беседу отчего не поддержать!
СОТРУДНИК. Ну-ну, рассказывайте, о чем вы беседовали.
СТЕПАНЫЧЕВ. О, господи, да ведь вам-то совсем это неинтересно будет слушать.
СОТРУДНИК (встает). Дорогой товарищ Степанычев, мне вас действительно неинтересно слушать, вы правы. Мне совсем неинтересно вытягивать из вас слово за словом! Мне вообще вся эта история была бы глубоко неинтересна, если бы... (поднимает палец), если бы вас после ваших неинтересных разговоров не выслали из Штатов как подозреваемого в шпионаже!
СТЕПАНЫЧЕВ. После этого еще не значит вследствие этого.
СОТРУДНИК. А вследствие чего же? Чего? (Степанычев пожимает плечами). Ну, вот что (протягивает стопку бумаги) садитесь и опишите подробно ваши беседы с этим Фрэнсисом Гарди: что вы говорили, что он говорил. Не упускайте ничего. Пишите разборчиво, с полями, на одной стороне листа. Дадим на заключение специалистам.
Занавес. Действие первое. ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ. КАРТИНА ПЕРВАЯ.
Освещена левая часть сцены: домашний кабинет академика Шардецкого. Одна стена сплошь из книг. Старомодный письменный стол, заваленный бумагами и журналами. Шардецкий сидит в кресле у окна, на коленях портативная пишущая машинка; что-то печатает на ней. Входит Макаров. В руке у него желтый номерной портфель; с такими портфелями не ходят по улице их возят в машине.
МАКАРОВ. Разрешите, Иван Иванович? Добрый день, как ваше дражайшее?
ШАРДЕЦКИЙ (поднимает голову). О, Олег Викторович! Вот не ждал! (Ставит машинку на подоконник). Здравствуйте, рад вас... (Пытается подняться, но болезненно морщится, опускается). А, черт... когда у нас научатся лечить ревматизм, вы не знаете? С самой войны маюсь.
МАКАРОВ (усаживается рядом на стул). Пчелиные укусы, говорят, помогают. Не пробовали?
ШАРДЕЦКИЙ. А! Хорошая погода вот она действительно помогает. Само проходит... Олег Викторович, если вы станете меня уверять, что оставили дела в министерстве, чтобы посудачить со мной о влиянии пчел на течение ревматического процесса, то я вам, простите, не поверю.
МАКАРОВ. А я и не буду вас в этом уверять, Иван Иванович... (Отпирает и открывает портфель, достает сколотые листы). Я к вам вот по какому вопросу. Недавно из Соединенных Штатов выслали одного нашего стажера. По подозрению в шпионаже. Причина высылки изложенные им вот здесь разговоры. Нам их переслали из МИДа на заключение. Почитайте, пожалуйста.
ШАРДЕЦКИЙ (берет листы). С кем же этот молодой человек так неосмотрительно побеседовал?
МАКАРОВ. С неким Фрэнсисом Гарди. доктором физики.
ШАРДЕЦКИЙ. Гарди, Гарди... знакомая фамилия... Ага, есть, вспомнил: Бенджамен Голдвин и Фрэнсис Гарди, монография 'Свойства электронных и мюонных нейтрино'. Переведена и издана у нас в прошлом году. Очень толковая книга, скажу вам. Стало быть, тот Гарди сотрудник Голдвина. Что ж, почитаем...
Затемнение слева; виден только в неярком луче прожектора читающий Шардецкий Освещается правая сторона сцены: все тот же кафетерий в Беркли. Негр-уборщик ставит стулья вверх ножками на столы За столиком на переднем плане Степанычев и Фрэнк. Перед ними тарелки, банки с пивом.
ФРЭНК. Нет, Ил, ты неправ: помешать цепной реакции нельзя. Пробовали воздействовать и температурой, и давлением чем угодно. Распад и деление ядер явления незыблемые.
СТЕПАНЫЧЕВ. Незыблемые пока не нашли что-то, влияющее на свойства ядер. И атомы когда-то считались незыблемыми!
ФРЭНК. Но что влияющее?
СТЕПАНЫЧЕВ. Не знаю, откуда мне знать! Это вам надо искать и знать, ядерщикам. А то ломаете атомы, как дети игрушки... Ничего удивительного, что атомные ядра разрушаются. Все разрушается, я в этом разбираюсь. Металл ржавеет, скалы рассыпаются, приборы портятся. Звезды и те гаснут или взрываются. Ничто не вечно... Удивительно другое: есть атомные ядра, которые не распадаются совсем. Это уникум в нашем мире.
ФРЭНК. Ядра стабильных изотопов? Что же здесь удивительного: в таких ядрах мал запас внутренней энергии... (Отхлебывает пиво, режет сосиску, встряхивает над ней перечницу. Безрезультатно). Что за черт, никогда v них перца нет!
СТЕПАНЫЧЕВ (увлеченно) Вот здесь и обнаруживается, что у нас с тобой разный взгляд на предметы. Вы, ядерщики, принимаете устойчивость ядер в силу факта. Нашли удобное оправдание: мало внутренней энергии. И еще 'магические числа' частиц в ядре. Слово-то какое: 'магические числа'! И где? В науке! Да уважающий себя электроник удавился бы от позора, если бы в его науке обнаружились такие числа!.. А вот с точки зрения теории надежности, стабильных изотопов в природе не может быть.
ФРЭНК. Это почему же?
СТЕПАНЫЧЕВ. Потому что ядро система, взаимодействующая с окружающей средой. Такие системы не могут существовать бесконечно долго. Стабильные же ядра существуют именно бесконечно долго! Иначе из миллиардов ядер хоть малая часть распадалась бы, как в радиоактивных изотопах.
ФРЭНК. Их не может быть однако они есть. С этим нельзя не считаться, теория надежности. (Отхлебывает пиво).
СТЕПАНЫЧЕВ. Значит, есть не только они. Наверно, в природе существует какой-то процесс, поддерживающий устойчивость таких ядер. Процесс а не 'магические числа'! А для радиоактивных веществ этот процесс нарушен.
ФРЭНК. Гм... что же, по-твоему, радиоактивность это какая-то болезнь атомных ядер?
СТЕПАНЫЧЕВ. Именно! Именно, черная магия! И вы не лечите эту болезнь, даже наоборот: заражаете радиоактивностью все новые и новые атомы. Сколько было естественно радиоактивных веществ, а?
ФРЭНК. Десятка полтора, не больше.
СТЕПАНЫЧЕВ. А сейчас?
ФРЭНК. Сейчас... сейчас любое вещество можно сделать радиоактивным. Техника простая.
СТЕПАНЫЧЕВ. А обратно перевести вещество из радиоактивного состояния в спокойное вы можете?
ФРЭНК. Нет. Это атомы пусть сами когда распадутся.
СТЕПАНЫЧЕВ. Вот то-то и оно! Выходит, вы изучаете не 'жизнь' ядер, а их 'смерть' распад и деление. Хороши были бы медики, если бы они изучали только как умирают пациенты!
ФРЭНК (откидывается на стуле, смотрит на Степанычева). Слушай, теория надежности, ты считаешь, что это возможно?
СТЕПАНЫЧЕВ. Что именно?
ФРЭНК. Найти процесс, который удерживает ядра в устойчивом состоянии. (Задумчиво). Ведь такой процесс действительно должен быть. Ядро, сгусток энергии... Его распирают электрические силы, стягивают
