ядерные. В нем все движется, как в капле жидкости: протоны, нейтроны, мезоны... И эта капля живет вечно! Даже в радиоактивных веществах ядра живут очень долго распадается-то лишь малая доля их. Распадающийся и делящийся уран дожил от сотворения Галактики до наших дней. В этом что-то есть...
СТЕПАНЫЧЕВ. По справедливости, такой процесс должен быть. Это не дело: только и уметь, что переводить материю в неустойчивое состояние. Это действительно добром не кончится.
ФРЭНК. Взорвать дом легче, чем построить его, теория надежности. С ядрами то же самое. И процесс стабилизации, если он есть, настолько же сложнее распада ядер, насколько строительство города посложнее бомбежки...
СТЕПАНЫЧЕВ. Но, по-моему, он все-таки возможен. Есть намек.
ФРЭНК. Какой?
СТЕПАНЫЧЕВ. Законы распада атомных ядер и законы отказов элементов электронных машин математически одинаковы. Вот смотри... (Пишет на бумажной салфетке). Тебе это ни о чем не говорит?
ФРЭНК. Говорит. Та же экспоненциальная зависимость... Но ты не равняй элементы машин и ядер, Ил. В электронных машинах можно покопаться тестером, что-то перепаять, заменить негодную схему хорошей. А к ядрам не подкопаешься, уважаемая теория надежности. И одно другим не заменишь. Их даже в электронный микроскоп нельзя увидеть. Да... А жаль!
СТЕПАНЫЧЕВ. Чего?
ФРЭНК. Мечты: овладеть процессом стабилизации ядер... Знаешь, когда-то, по молодости лет, меня потянуло в ядерную физику. Потянуло на величественное и ужасное, захотелось потрясти мир чем-то похлеще ядерной бомбы. (Усмехается). Теперь-то я вижу, что это было глупо. Все вышло не так. 'Проблема левовинтового нейтрино' как же, потрясешь этим мир! Набираю глубину познаний, увеличиваю лысину. Да и не нужно это потрясать мир. Хватит. Но тогда: зачем же я работаю? Для чего живу? (Помолчав). А вот ради такой мечты стоит постараться. Повысить устойчивость мира, в котором мы живем. Лечить атомные ядра. Овладеть веществом полностью.
СТЕПАНЫЧЕВ. Ну, вот и действуй.
ФРЭНК. Легко сказать: действуй. Легко сказать, теория надежности. Развитием наук движут не мечты, а факты. Фактов же нет. Нет данных, как стабилизировать ядра... Черт побери, если бы на эту проблему бросить столько денег и сил, сколько ушло на создание ядерного оружия, нашли бы и факты, и теории, и способы. Все получилось бы. Но кто бросит деньги? Кому это нужно? У тебя много денег. Ил?
СТЕПАНЫЧЕВ. Увы... (Разводит руками).
ФРЭНК. У меня тоже 'увы'!
Затемнение справа. Освещается комната Шардецкого.
ШАРДЕЦКИЙ (возвращает листки Макарову). Занятно. Так что же?
МАКАРОВ. Я вспомнил ваш доклад о далеких перспективах в исследовании ядра. Вы ведь о том же говорили, Иван Иванович.
ШАРДЕЦКИЙ. Ну, говорил, говорил... что я говорил! Я больше толковал о нерешенных проблемах, чем о перспективах. Устойчивость и неустойчивость атомных ядер действительно большая проблема. До сих пор понять не можем: почему в куске урана в данный момент одни атомы распадаются, а другие нет? Почему именно эти, а не те? Многие считают, что это в принципе невозможно понять. А управление стабильностью ядер... о, это настолько далекая перспектива, что и думать не хочется. Нет, я решительно не понимаю, чем вас взволновал этот разговор, Олег Викторович.
МАКАРОВ. Да, собственно, тем, что после этого разговора аспиранта Степанычева в 24 часа выдворили из Штатов.
ШАРДЕЦКИЙ. Гм... тоже верно. Это действительно непонятно. Голдвин давно отошел от ядерных бомб, занимается с немногими сотрудниками академической проблемой нейтрино. 'Замаливает грехи', как он выразился при встрече со мной на конференции в Женеве. Чего же власти переполошились?
МАКАРОВ. Может, не такая это и далекая перспектива, Иван Иванович? Может, американцы этим уже занимаются?
ШАРДЕЦКИЙ. И наш аспирант нечаянно прикоснулся к тайне? Гм... все это, знаете ли, слишком уж как- то... детективно. А может, просто с перепугу выслали, сдуру? Известное дело: полиция.
МАКАРОВ. Возможно. А если нет? Понимаете, что это значит, если американцы сейчас развивают такую работу?
ШАРДЕЦКИЙ. Тоже верно... И такие работы может вести именно Голдвин с сотрудниками. С применением нейтрино.
МАКАРОВ. Словом, Иван Иванович, требуется ваше мнение по существу дела. Допускаете ли вы, что американцы ведут работу по управлению стабильностью ядер, и что именно поэтому они заподозрили аспиранта Степанычева в шпионаже?
ШАРДЕЦКИЙ. Э, Олег Викторович, вы требуете от меня слишком многого. Я специалист, эксперт. Знаете, как в судопроизводстве: эксперт не уличает убийцу, а лишь устанавливает причину смерти. Остальное дело следователей и суда... Я могу высказать лишь свое мнение, не более. Мнение это такое (переходит на профессорский тон): наличие в природе процесса стабилизации атомных ядер в принципе не противоречит тому, что мы знаем о ядре, но и только. Сам этот процесс мы не наблюдали, никаких сведений о нем в мировой литературе нет. Чтобы перейти к практическим исследованиям по стабильности ядер и, тем более, к управлению этой стабильностью, надо иметь на руках либо экспериментальное открытие самого процесса, либо теорию строения материи, на порядок более глубокую, чем нынешняя. А лучше бы и то, и другое вместе. Я не могу сказать, каким должно быть открытие... иначе я бы его непременно сделал! Но знаю, какая требуется теория. Она должна объяснить, почему элементарные частицы имеют именно такие, а не иные значения масс и электрических зарядов. Должна предсказывать, какой именно атом радиоактивного вещества и в какое именно время распадается... понимаете? Такой теории нет. И открытия тоже нет.
МАКАРОВ. А если американцы сделали это открытие и утаили его? Ведь дело-то серьезное.
ШАРДЕЦКИИ. Гм... Олег Викторович, мы опять уклоняемся в детективную сторону. Повторяю, я не знаю такого открытия. Если они его сделали, то и мы сделаем. Сейчас ядро исследуют десятки тысяч физиков, и на долю фатального случая остается очень немного открытия предрешаются всем ходом развития науки... Короче говоря, Олег Викторович: ваше министерство желает заказать нам такую работу?
МАКАРОВ. Да как вам сказать...
ШАРДЕЦКИИ. Что ж мы можем заняться этой проблемой. В плане исследования возможности, без гарантированного выхода в практику. Работа будет стоить... да, пожалуй, миллионов пятьдесят. С меньшими деньгами за это дело не стоит и браться.
МАКАРОВ. Ну... о чем вы говорите, Иван Иванович! Кто же вам даст пятьдесят миллионов на исследование возможности? А если это (показывает на бумагу) все-таки недоразумение, и у вас ничего не выйдет? Спросят: куда смотрели, на что деньги тратили? С меня спросят, не с вас.
ШАРДЕЦКИИ. А-а! Вот такие вы все и есть. Вам вынь да положь, чтобы за границей уже делали. Тогда и деньги найдутся, и площади, и оборудование: догоняй, Шардецкий!
МАКАРОВ. Так ведь очень уж вы неопределенное заключение даете, Иван Иванович. Не под пятьдесят миллионов.
ШАРДЕЦКИИ. Иного дать не могу. Наука не позволяет.
МАКАРОВ. Да... Стало быть, серьезных оснований считать, что американцы ведут такую работу, пока нет?
ШАРДЕЦКИИ. Надо подождать, Олег Викторович. Если они ее ведут это в чем-нибудь да проявится. А пока, действительно, что-либо предпринимать рановато.
МАКАРОВ. Так-то оно так... Но почему же они его выслали?
Затемнение слева. Освещается правая часть. Уже знакомый нам кабинет полковника Клинчера в Управлении разведки. В креслах у стола: Клинчер, сенатор Хениш и Фрэнк. Слушают запись.
Голос Степаноычева. Есть намек
Голос Фрэнка. Какой?
Голос Степаноычева. Законы распада атомных ядер и законы отказов элементов электронных машин математически одинаковы. Вот смотри... Тебе это ни о чем не говорит?
КЛИНЧЕР. Ну, и так далее. (выключает магнитофон).
ФРЭНК. Скажите, полковник, а нельзя ли, чтобы в перечнице, кроме микрофона, был еще и перец?
КЛИНЧЕР (добродушно). До этого техника еще не дошла: или или... Я пригласил вас вот зачем, доктор
