два! Уж с ним они не станут разговаривать откровенно: ведь они знают его статью, а то, что он, Вэбстер, получил нейтриум, не знают. И он не знает, кто у них работал с мезонами, кто там открыл нейтрид. Здесь нейтриум, там нейтрид... Даже назвали по-разному. Будто на разных планетах...
Вэбстер поморщился: голова начинала болеть не на шутку. 'Видимо, я все-таки сильно переутомился...' Он подошел к телескопу и стал смотреть в окуляр.
Освещенная с одной стороны половина Луны была сейчас в самом выгодном положении для наблюдений. В рефлекторе отражалась только часть лунного диска море Дождей, лунные 'Альпы' и 'Апеннины'. Вэбстер смотрел на этот далекий и чуждый мир. Серебристо-зеленые горы были различимы до малейших скал; в косых лучах солнца они отбрасывали черные четкие тени. На серой равнине моря Дождей поднимались скалистые кольца исполинских лунных кратеров. Черная тень заполняла их, и они становились похожими на огромные дыры в лунном диске. Внизу моря Дождей, среди 'Альп', сверкал под солнцем овал кратера Платон. К нему сейчас летели снаряды... Где-то поблизости должна лежать русская ракета... Хотя нет она в затененной части.
Рефлектор, следуя за Луной, переместился вправо. Вебстеру пришлось сменить позицию у телескопа. Он едва не столкнулся с генералом.
Ну, док, преувеличенно бодро сказал тот, скоро должно быть... Минуты через две-три.
Да-да, согласился Вэбстер.
Он поймал себя на том, что нисколько не волнуется, а, скорее, равнодушен и даже чувствует неприязнь к тому, что они должны увидеть.
Как вы думаете, док, генерал повернулся к старику Ивенсу, мы сможем заметить снаряды до попадания, в полете, а?
Ну, вы слишком многого требуете от нашего рефлектора, генерал! Ивенс коротко рассмеялся старческим, дребезжащим хохотком. Ведь они всего полметра в диаметре. Разве только они будут сильно блестеть на солнце, тогда...
Без пятнадцати час, не дослушав его, сказал Хьюз и наклонился к своему окуляру.
Все трое замолчали и приложились глазами к пластмассовым трубочкам в основании рефлектора.
Серебристая поверхность Луны была по-прежнему величественно спокойной. Черный овал кратера Платон немного посерел, его дна уже касались солнечные лучи... Слабо тикал часовой механизм телескопа. Все трое медленно изгибали туловище вслед за движением окуляра...
Голубовато-белая вспышка в темном пятне кратера на миг ослепила привыкший к полутьме глаз. Белый шарик расширился и поднялся; во все стороны от кратера побежали непроницаемо черные тени кольцевых скал. Еще через несколько секунд все пятно кратера закрыло мутно-серое пыльное облако, поднявшееся с лунной поверхности.
Вторая вспышка сверкнула через минуту, левее кратера.
Есть! Великолепно! Генерал протягивал свои полные руки навстречу Вэбстеру. Поздравляю вас, дорогой док! Удача! Славу богу!
Вэбстер вяло ответил на пожатие:
Второе попадание не так удачно... Должно быть, повлияло сотрясение пушки.
Вокруг рефлектора суетился Ивенс.
Замечательно!.. бормотал он. Замечательное подтверждение гипотезы. Луна действительно покрыта слоем космической и метеоритной пыли. Нужно снять спектральный анализ. Он торопливо стал навинчивать на окуляр приставку с призмами анализатора.
Вэбстер смотрел на Ивенса, и острая, болезненная зависть к этому старику с серыми усами и длинной седой шевелюрой (под покойного Эйнштейна) охватила его. Как давно не испытывал он этого чистого, без примесей каких-либо посторонних чувств, восторженного удивления перед таинственными явлениями Вселенной! Почему он не астроном? Почему ему не дано в великолепные звездные ночи пронизывать телескопом глубины Вселенной, чувствовать исполинские масштабы пространства и времени, придумывать величественные гипотезы о возникновении миров и о разлетающихся звездах? Почему за всеми его делами стоит мрачный, угрожающий признак беды? Почему его великая наука стала в мире страшилищем?..
'Старика взволновали не попадания снарядов в Луну, а космическая пыль на лунных скалах... подумалось Вэбстеру. Неужели снаряды, выстрелы все это не нужно? Да, для науки, пожалуй, нет. А для чего?' Какая-то главная мысль, еще не оформившись словами, возникла в мозгу... Но его уже тормошил возбужденный Хьюз:
Ну, Герман, сейчас нужно устроиться где-либо переночевать, а завтра на завод. Начало сделано, теперь будем разворачивать дело!..
В эту ночь многие астрономы западного побережья Америки, в Австралии, в Океании, Индонезии, на Филиппинах, на Дальнем Востоке Советского Союза и Китая наблюдали и сфотографировали две вспышки на Луне у кратера Платон, вызванные не то падением громадных болидов на Луну, не то внезапным извержением какого-то скрытого в кратере вулкана...
Только откровенно, Рандольф! Вы хотели бы войны?..
Машина мчалась по пустынному шоссе, будто глотая бесконечную серую полосу бетона. С обеих сторон дороги разворачивались желто-зеленые пейзажи калифорнийской осени: убранные поля кукурузы, опустевшие виноградники, одинокие сосны на песчаных холмах, пальмовые рощи; изредка мелькали домики фермеров. Горы синели далеко позади. В открытые окна машины бил свежий, чистый воздух. Нежаркое солнце висело над дорогой.
Они разговаривали о пустяках, когда вдруг Вэбстер без особенной связи с предыдущим задал этот вопрос.
Откровенно? Генерал был слегка озадачен. Гм!.. Видите ли, прежде говорили: плох тот военный, который не мечтает о сражениях. Да. Однако это говорили в те наивные времена, когда самым ужасным видом оружия были пушки, стреляющие ядрами. Сейчас не то время... Если говорить откровенно, то я был бы не прочь испробовать ту войну, которую мы с вами сейчас стараемся готовить: войну в Космосе, фантастическую и исполинскую битву ракет и снарядов, войну баз на спутниках и астероидах. Это был бы не плохой вариант. Земля уже тесна для нынешней войны. Но там, в пространстве, еще можно помериться силами...
Но вы, конечно, понимаете, что такой вариант нереален. Война неизбежно обрушится на Землю, даже если и будет начата в Космосе. И имеем ли мы право?
Хьюз помолчал, потом заговорил с раздражением:
Странные вопросы вы задаете, Герман! Черт возьми, вы становитесь слюнтяем! Вы, столько сделавший для нашей силы и мощи...
Некоторое время они ехали молча. Вэбстер бездумно следил за дорогой. Мимо мелькали высокие пальмы. Генерал закурил и уперся взглядом в спину водителя.
Когда говорят о нашей силе, о нашей ядерной мощи, начал снова Вэбстер, я не могу отделаться от мысли, что всего этого могло и не быть... (Хьюз быстро повернулся к нему, сиденье скрипнуло под его грузным телом.) Да-да! Ведь открытие, которому мы обязаны существованием ядерной бомбы, это величайшая из случайностей в истории науки. Вы, конечно, знаете историю открытия радиоактивности? Ани Беккерель, ученый не столько по призванию, сколько по семейной традиции, под впечатлением недавно открытых икс лучей и свечений в разрядных трубках пытался найти что-то похожее в самосветящихся минералах. Вероятно, он и сам толком не знал, что искал, а такие опыты почти всегда обречены, поверьте мне. Это великая случайность, что из обширной коллекции фосфоресцирующих минералов, собранной его отцом, он выбрал именно соли урана; вероятность такого выбора была не более одной сотой. Еще большая случайность, что он в карман, где лежал пакетик с солями урана, сунул закрытую фотопластинку. Не произойди такого единственного в своем роде совпадения, мы могли бы не знать о радиоактивном распаде еще лет сорок пятьдесят. А все дальнейшие открытия были продолжением этой случайности. Резерфорд физик, не чета Беккерелю совершенно случайно обнаружил, что атомы состоят из электронных оболочек, пустоты и ядра. Ган и Штрассман открыли деление ядер атомов урана и долго не могли понять, что же это такое. Так возникла атомная бомба. Но ведь все это было открыто преждевременно: ни общий уровень науки, ни уровень техники,. ни даже сами люди еще не были готовы к обузданию и использованию этой новой гигантской силы. И вышло так, что человечество воспользовалось примитивной, грубой, варварской формой этой силы атомным взрывом...
