Милиционер осекся, гневно посмотрел на Медякина, однако потихоньку перевел глаза на меня - и гнев сменился вопросом. Я заметил, что сам отец Арсений тоже обратился ко мне.
- Не надо протокола, - подтвердил я.
- Тогда разрешите откланяться...
Носитель социалистической законности откозырял нам, и мне показалось, что он с трудом удержался от слов 'ваше высокоблагородие'. В дверях милицейские столкнулись с фельдшером и долго не пропускали его, пока не вышли всей группой.
Фельдшер наложил перевязку и констатировал, что никакой опасности нет. Я отправил его восвояси, а отец Арсений отослал пономарят. Когда мы остались одни, через минуту он вдруг спросил:
- Александр Федорович, почему вы не захотели венчаться?..
Я сказал нечто невразумительное по смыслу и примирительное по тону. Однако священник сам не собирался заострять внимание на этом вопросе - ему просто нужно было начать разговор.
- Слушайте, а вы не могли бы достать мне немного... того порошка? Да, я понимаю, вы спросите - зачем?
- Действительно, спрошу. Вы, по-моему, и так человек вполне не от мира сего!
- Может быть... Но не в большой степени. Вы видите нелепость всех моих ничтожных попыток, и это не нелепость юродивого, а карикатурность обычного, только жалкого человека.
- А вы хотели бы приблизиться к идеалу юродивого?
- Да. Видите ли... Я служу делу церковного обновления, но не могу обновиться сам! Если бы вы знали, сколько во мне серого, теплого, ненастоящего, насколько я хочу казаться другим... Людям можно казаться- то, но себя не обманешь.. Дерзание мое слишком мало. Вам хорошо, вы человек столичный, вам позволяли пестовать вашу неотмирность, относясь к ней мило и со снисхождением, как к забавам ребенка. А у нас тут другие порядки... Жестокие, знаете ли, порядки! Слишком рано заставляют окунуться в мир, можно сказать, как вы тогда на лодке... Не спрашивая, сразу вниз головой.
- Но вы видели состояние моей жены тогда, на исповеди! Неужели вы хотите пройти через то же?..
- Нет, я не боюсь. Сейчас у меня краткая минута решимости, может, в первый раз за всю мою глупую жизнь... - сказал он, комично потирая висок, однако было не до смеха. - И я готов пройти через все. К тому же Елизавета Павловна говорила мне, что обычно все проходит проще... И в любом случае лучше испытать муки один раз, но потом иметь твердость к презрению человеческому.
Он еще долго говорил, пока я не ответил:
- Приходите ко мне через три дня, и, если ваша минута решимости продлится это время, я дам вам то, что вы просите.
Медякин не возражал - он благодарил.
Но не пришел. И вскоре город потрясло невиданное событие, начавшееся с того, что на новой проповеди отец Арсений поклонился своей пастве в ноги, попросил у нее прощения и порвал с ересью. Через несколько дней в город прибыл новый священник, присланный обновленческой 'Живой Церковью', однако Арсений Медякин вместе с наиболее ревностными верующими не пожелали впустить их храм и выдерживали осаду двое суток, пока не вмешался Зипунов и собор не был взят милицией штурмом.
Несмотря на то что отец Арсений и его паства не оказали хоть сколь-нибудь серьезного сопротивления, все они были арестованы и помещены в ту самую тюрьму, где недавно сидел вор Керемет.
Разбирать это дело приехал Полторацкий. Мой бывший университетский друг давно уже покинул Энск и служил, как я знал, в губернской ЧК.
Наша встреча была в сдержанных тонах.
- Значит, раскольничьи бунты практикуете? - спросил он меня, но я нахмурился и не ответил.
- Должен предупредить тебя... Скоро грядет новая чистка, направленная против дворянских элементов. А ведь ты на нашем небосклоне подлинный граф Серебряный...
- Спасибо за столь лестное мнение обо мне. Что же касается чистки - как говорится, Бог дал, Бог и взял. По крайней мере я уже и так неплохо пожил.
- Вот как... А на вид вроде молод.
Но я опять не принял шутки. Сам даже не знаю почему я почувствовал тогда физическую ненависть к этому человеку.
Однако он не оставил своих попыток и вечером без приглашения пришел ко мне в дом.
- На что злобу затаил, Датнов? - прямо спросил он.
- Как ты сам верно сегодня заметил, у ЧК я не вызываю особенных симпатий... И ее сотрудники у меня тоже.
- Зря, Датнов. Мелко! Ты на меня - за то, что я тебя сюда затащил?
- Нет.
- А почему?
- Не знаю. Может быть, за то, что ты будешь вершить расправу над Медякиным...
- Я еще плохо ознакомился с делом, а по Энску этого попа помню смутно... Но ведь он, кажется, дурак!
- Все может быть. А, знаешь, с некоторого времени дурак, горячо желающий стать подлинным человеком, мне как-то дороже умного, но скучного в своей подлости.
Полторацкий мог повлиять на судьбу Медякина - более того, и на мою. Но выбор нелепого экс- семинариста, препоясанного туго, как Ванька-Встанька, мне казался в этот момент лучшим и честнейшим.
Полторацкий зашагал по моему кабинету.
- Обвинение серьезное, - сказал он, - и, признаюсь, правое. Я обещал тебе право на эксперимент... но сам не смог реализовать его. Я не знал тогда, какая сила нужна для этого, не знал, какие морды, какие рожи встретятся на моем пути и что нужно сделать, чтобы отыскать в них хотя бы малую черту - пусть не Бога, пусть хоть дьявола! И силы теперь нет у меня. Я вспоминаю эти твои мессы... Я не смог сделать даже сильней этого! А мессы... продолжаются?
- Нет.
- А эта девушка... которая там была?
- Она вышла замуж и уехала из города. Поэтому мессы и прекратились.
- Знаешь, мне с тех пор так и мерещится ее спокойное лицо... и льющееся тело. А где она сейчас?
- Не знаю.
- Замуж, говоришь? Ну это можно и назад. А ты, я слышал, тоже женился?
- Да. Хочешь, жену позову?
Я не стал дожидаться ответа, раскрыл дверь кабинета и крикнул:
- Лиза! Иди к нам, не бойся. Здесь господин Полторацкий... Я его давно знаю.
Я не очень ожидал, что Лиза услышит и тем более придет. Но она поднялась к нам и села в углу на табурете.
- Какая-то у тебя жена... странная.
- Елизавета Павловна Датнова, урожденная Свешницкая.
- А, да, Свешницкий! Это же теперь ваша знаменитость. У нас в черезвычайке ходят слухи, что им сам Ульянов-Ленин интересуется... и желает его принять.
Меня поразило, как Полторацкий сразу понял состояние Лизы и то, что в ее присутствии можно говорить так, как будто ее и нет в комнате.
- Все же интересно было бы узнать: какова конкретно будет наша смерть? - задумчиво продолжил он. - Вот, например, твой друг, этот поэт... как его... я недавно читал в газете, что он умер в лесу от воспаления легких.
- О ужас!!! А его жена?!
- Она, кажется, попала в больницу какого-то забытого Богом городка даже по сравнению с вашим Энском - и находилась там между жизнью и смертью... А откуда ты знаешь, что поэт отправился странствовать с супругой?
...Больше я никогда не видел Полторацкого. Через месяц арестовали и меня, когда я мастерил для своей жены качели во дворе нашего дома. Лиза очень хотела их, и мне было бы приятно отправлять ее легкое тело туда, чуть ближе к небу.
