порознь, да что угодно — лишь бы он вернулся живым и невредимым. Она выслушает все, что он захочет ей сказать, она ко всему готова! Лишь бы пережить эту ночь, лишь бы снова его увидеть!
Взгляд ее упал на полку, где в прозрачной пластиковой папке лежала тонкая пачка листов. На прошлой неделе в Интернете случайно нашла киносценарий к фильму «Сталкер», распечатала, да все никак не собралась его полностью прочитать. Недосуг, да недосуг. А вот сейчас ей почему-то показалось, что в этой папке лежит что-то очень важное, что поможет ей, расскажет, как быть и что делать. Наташа взяла ее в руки и раскрыла на первой попавшейся странице:
«А мама говорила: он же сталкер, он же с-смертник, он же вечный арестант! И дети. Вспомни, какие дети бывают у сталкеров…»
Наталья быстро пробежала цитату вниз, жадно ловя и запоминая печатные слова, как откровение свыше:
«Я уверена была, что с ним мне будет хорошо. Я знала, что и горя будет много, но только уж лучше горькое счастье, чем… серая унылая жизнь… Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было, хуже было бы. Потому что тогда и… счастья бы тоже не было, и не было бы надежды».
Получается, это все про них? И про горькое счастье, и про надежду? Значит, остается только верить, надеяться… и молиться. Наталья в каком-то исступленном экстазе бросилась на колени и бессвязно, путая слова, сбиваясь, и раз за разом начиная сначала, обратилась к небесам. Она никогда не считала себя верующей, хоть в детстве и была крещена, и никогда не думала, что Бог есть на самом деле. По крайней мере, такой, как его рисуют в церквях и на иконах. В сурового, но справедливого дядьку с белой бородой, имеющего дело решительно до всех и до каждого, она никогда не верила. Но сейчас что-то в ее душе надломилось, проросло тонким слабым ростком и потянулось вверх. Она впервые в жизни молилась Богу. Она каялась во всем, что натворила, и что еще только могла натворить, просила наказать ее за грехи, но не трогать из-за нее ее близких! Она не хотела, ни за что не хотела, чтобы ее любовь убила самого дорого ей человека, потому что знала (откуда? почему?), что ко всему, что еще только может произойти, она имеет самое прямое отношение. Она слишком сильно привязалась к своему Сталкеру, она слишком сильно его любит, а Боги не прощают людям сильных чувств. Она просила защиты и помощи для Андрея, потому что в глубине души понимала, что только она сейчас в силах уберечь его от грозящей беды, и как заведенная повторяла: Да минует его чаша сия! Да минует…
Сколько прошло времени? Неясно. Дождь давно смолк и в город пробирался хмурый рассвет. Странно, неужели она провела на полу почти всю ночь? Видимо, психика все-таки не выдержала стресса и милосердно отключилась на пару с сознанием. Наташка поднялась, отряхнулась и подошла к окну посмотреть, не стоит ли машина Андрея на стоянке возле дома? Нет, не стоит. Неужели все-таки случилось что-то непоправимое? Неужели она не смогла уберечь его от беды? Ведь чувствовала, что что-то произойдет, что-то нехорошее и очень страшное. Ну, почему она его отпустила одного, почему?
Тишину раннего утра вспорола трель телефонного звонка. Наталья как сомнамбула подошла к висевшему на стене «панасу» и сняла трубку…
Андрей, сжимая левой рукой руль, а правую держа на рычаге переключения передач, летел по кольцевой. Полчаса назад он побывал на месте гибели Анны, куда рванул сразу же, как только выбежал из подъезда и завел волжанку. Вышел на обочину, постоял под струями холодного дождя, бившего его по спине и плечам, у крохотного придорожного обелиска. Анна всегда помогала ему, но в этот раз даже она была бессильна. Впрочем, чего он хотел? Наверное, всего лишь покоя, пусть даже временного. Лишь бы не циклиться на том, что произошло. Ситуация подразумевала определенные шаги с его стороны, к которым он сейчас был не готов, только и всего. А кипевшие эмоции не давали сосредоточиться и нормально все обдумать. Тело требовало действий, а не мыслей, поэтому он, оттерев с плиты грязь, в последний раз посмотрел в вечно юное лицо Анюты, сел за руль и вновь погнал ласточку сквозь слякоть и мутные потоки.
Странно, ведь по сути получается, что он сейчас просто-напросто сбежал. Если бы ему раньше сказали, что так будет, он бы не поверил. Нет, ни за что. Это же не его стиль. Выходит, ошибался. Он тоже человек, как и все. И тоже слаб.
Впрочем, кто же мог предположить, что он воспитывает не кого-нибудь, а своего родного племянника. От такого известия у любого может планка зашкалить. Нет, про себя он частенько посмеивался, повторяя «люблю я детей, у которых молоденькие мамы», но здесь ситуация совсем иная. Ведь Мишка ему по крови родной, его родители приходятся ему бабушкой с дедушкой! И Мишка зовет его папой! Быть папой собственному племяннику! Абсурд, ей-Богу!
Но с Лешкой теперь придется разбираться долго и всерьез. И за родительскими спинами ему, как в детстве, не отсидеться. За свои поступки надо отвечать. Насчет того, чтобы Мишку забрать — это он для красного словца ляпнул, паскуда, лишь бы покрасоваться. Урод недоношенный. Как его еще Наталья на месте в лоскуты не порвала или глаза не выколола, это отдельный вопрос. Как она на него кинулась! Сразу вспомнились волчицы, которые за своих щенков готовы костьми лечь. Хотя физиономию она Лешке располосовала на славу, долго будет царапины залечивать.
Перед родителями Лешка так хорохориться уже не будет. Отец им еще в четырнадцать лет каждому сказал: мы своих детей не бросаем. А если их не хотим, то просто не делаем. Поэтому Леха ото всех и скрыл, что от него девочка забеременела. С глаз долой — из сердца вон. И ведь надо же: когда Наташка рассказывала о своей жизни, Андрей, не задумываясь, был готов набить морду отцу ее ребенка, который с такой легкостью отказался и от нее, и от малыша. А вот сегодня нежданно-негаданно он это осуществил. Обработал фейс брательника по полной программе. Хорошо, если еще ребра целы остались.
М-да, клин, говорят, вышибают «Клинским», а у него в организме, как назло, даже намека не осталось, что там до этого плескалось, по меньшей мере, литра два с половиной пива. Разве что запах остался. Может, забуриться куда-нибудь в ночной кабачок, хряпнуть пару стаканов водки под соленый огурец и мисочку оливье? А потом залезть на диван в родной волжанке и заснуть, как последний забулдыга. Или вызвать такси? Нет, все не то.
Как там, интересно, Наташка? Переживает, наверное. И мобильник, как нарочно, дома остался. Зря он, конечно, так сорвался. Ее-то вины в случившемся нет. Просто роковое стечение обстоятельств, и все. А какие у нее глаза были, когда он уезжал! Огромные, черные, потерянные. Он ведь уже в пути сообразил, какую глупость сморозил: взял и ляпнул: «не жди»! Он-то имел в виду, чтобы не ждала допоздна, и ложилась спать без него, но ведь фразу-то эту можно понимать по-разному, да еще и в такой ситуации. Она, наверное, решила, что он собирается ее оставить. Обиделся и уехал. Эх, что ж мы все задним умом сильны, что ж за жизнь такая непутевая! Все, надо домой ехать, волнуется же!
Андрей прибавил скорости. Сейчас он шел по крайнему правому ряду, с легкостью и даже изяществом обгоняя идущие в других рядах машины. Ползут еле-еле, дождя испугались. Пускай. Каждый выбирает по себе. Надо бы, конечно, в левый ряд выбраться, ну да ладно. И так неплохо.
Покрутив ручку магнитолы, Андрей поймал «милицейскую волну». «Песни, которыми мы жили», — радостно объявил юный голос ди-джея, и из динамиков раздалось секретовское «мой приятель — беспечный ездок». Ну, надо же, — хмыкнул про себя Андрей, до максимума прибавив громкость. Как знают, черти полосатые, когда и чего ставить. Ведь просит душа полета, просит! И он еще притопил педаль газа.
«Мой приятель — беспечный ездок. И асфальт он привык растирать в порошок…»
Спидометр уже перешел за отметку сто двадцать. Стрелка, плавно покачиваясь, упорно ползла дальше. Наступающие сумерки и проливной дождь здорово затрудняли видимость, но еще не настолько, чтобы ехать наощупь.
«Газ до отказа — он непобедим, сначала газ до отказа, а там поглядим…»
Волга — тяжелая машина. Чтобы ее поставить на водяную подушку, когда колеса несет по собственной прихоти, и автомобиль становится неуправляемым — надо немало постараться.
«И кто его знает, где шаг через край? Газ до отказа, одной ногой — в рай!»
Андрей представил Наталью, как, приехав, обнимет, прижмет ее к себе. Мысли Сталкера были далеко, там, с любимой, и машина, словно поняв, как хочется ему поскорее очутиться рядом с ней, все быстрее и быстрее несла его домой, оставляя за собой длинный водяной шлейф, как у крейсера.
Впереди замерцала желтая стрелка объезда. Ремонтные работы. Опять, наверное, обочины благоустраивают, новые водостоки кладут. Хорошо успел вовремя заметить, можно уйти в соседний ряд,
