На беду в завозне у Ивана оказалось штук десять литовок, добрая половина которых явно не принадлежала ему. В семье у него было всего четверо косцов, считая и Лариона.
- Откуда у тебя столько литовок, гад? - спросил Мурзин и ударил Ивана.
Тот упал на колени, расплакался и сказал:
- Простите, братцы! Черт попутал.
- Черт, говоришь? - схватил его за воротник и встряхнул Лука. Паразит ты, одно слово паразит. Убить тебя и то мало. Хотел на чужой беде богатым сделаться. Вот как двину тебя прикладом... У кого литовки украл?
Иван, продолжая плакать и давиться слезами, рассказал, что литовки взял на пепелище Северьяна Улыбина и Семена Забережного.
В это время в ограду влетели верхами на конях Семен и Ганька. У Семена за ремень был заткнут наган.
- Что тут происходит? - заорал он на вышедших из завозни Луку и Гавриила. - Самоуправством занимаетесь? Под суд угодить захотели?
- Раскопали мы тут такой клад, что только ахнешь, - ответил ему Лука. - Я думал, Иван один мой хомут свистнул, а у него оказались и веревки, и литовки, и даже чей-то дробовик. Он сам сознался, что есть у него и твои и улыбинские литовки.
- Вот как! - поразился Семен. - Ни за что бы не подумал. - Он слез с коня, прошел в завозню. Узнав среди других две свои литовки, сказал Ивану: - Эх, Иван, Иван! Какой же ты все-таки подлец!.. Что теперь с тобой делать? Арестовать да в Завод отправить? Не виляй мордой, не виляй. Говори, что с тобой делать?
- Прости ты меня, Семен Евдокимович! - взмолился Иван. - Это меня жадность попутала. Пожалей не губи, заставь за тебя бога молить. Я ведь не один такой-то. Тут и еще есть вроде меня. Они тоже все, что попадало, к себе таскали.
- Кто они такие? Говори, раз заикнулся! - прикрикнул Семен.
- Архип Кустов больше всех таскал.
- Об этом говорить нечего. Таскал, да все бросил, все нам досталось. Ты о тех говори, кто не за границей, а дома.
- И скажу, не побоюсь... Никула Лопатин улыбинское точило приспособил.
- Никула?!. Вот подлец.
- Ничего не подлец! - закричал находившийся тут же Никула. - Точило улыбинское я брал, чтобы сохранить его. Как Ганька с матерью сюда вернулись, я им его назавтра же вернул. Можете Ганьку спросить.
- Это правда? - повернулся Семен к Ганьке.
- Правда.
- Ну, тогда извиняй, Никула. Молодец ты.
- Я, паря, на чужое не жадный, - расцвел в улыбке Никула.
- Еще про кого знаешь? - потребовал у Ивана Семен.
- Герасим Косых, когда председателем был, плуг у Сергея Ильича приспособил. Я это собственными глазами видел. Он у него и теперь под сараем стоит.
Герасим Косых, прибежав на шум, находился здесь же.
- Правда это, Герасим? - спросил Семен.
Герасим покраснел, но твердо ответил:
- Правда. Чего же доброму плугу без дела стоять? У меня белые в десять раз больше добра развозили да растаскали. Вот я и реквизировал этот купеческий плуг.
- Экий ты ловкий! - расхохотался Семен. - Значит, своим судом присудил чепаловский плуг себе?.. Придется тебе его вернуть в сельревком. Всечепаловское хозяйство принадлежит теперь ревкому. Мы им будем распоряжаться, а не ты. Скоро весна. Нам надо бедноту обеспечить семенами и сохами. Вот и отдадим плуг на подержание тому, у кого и деревянной сохи нет.
Герасим, довольный тем, что все так хорошо кончилось, согласился немедленно вернуть плуг. Он тут же пошел домой, чтобы отвезти плуг в сельревком.
У Ивана Коноплева забрали хомут, литовки, дробовик и, сделав ему серьезное внушение, решили в суд на него не подавать.
- Хватит с него и разбитой - морды, - сказал Лука. - Пусть живет да за нашу доброту бога молит. Как ты, Ганька, думаешь? Простить? Или теперь, когда знаешь, что он и тебя обворовал, не простишь его?
- Ладно, ладно, не подкусывай! - огрызнулся Ганька. - Навел ты ему суд и хватит. Нечего его напрасно губить.
Обращаясь ко всем сбежавшимся в коноплевскую ограду мунгаловцам, Семен сказал:
- На первый случай решили мы Ивана простить. Пусть это будет ему уроком. А теперь, граждане, моя просьба к другим. Кто взял что-нибудь у партизан, верните лучше сами подобру-поздорову. Иначе плохо будет. Найдем у кого-нибудь ворованное и будем в суд подавать. Будут таких судить, как грабителей и мародеров. У всех у нас накипело на сердце. И пусть Иван теперь не жалуется на Луку. На месте Луки любой бы ему шею накостылял, а потом бы и в суд потащил. Намотайте это, как говорится, на ус.
Оставшись наедине с Лукой и Гавриилом, Семен устроил им крепкую головомойку.
- Не так, Лука, поступил, как надо. Зря ему кровь из носу пустил и обыскивать без моего разрешения стал. А ты, Гавриил, вместо того, чтобы отговорить товарища, подзуживать начал. Ладно, если Иван побоится заявить на вас, если же не струсит, тогда плохо придется. За самоуправство могут приварить штраф или принудиловку. Заставят в Заводе уборные чистить, ведь это позор. Запомните это на будущее и не давайте воли кулакам.
Назавтра утром Ганька, выйдя дать коню сена, увидел у себя на крыльце кем-то подброшенное отцовское седло. А Симону Колесникову подбросили на завалинку дугу и седелко, принадлежавшие его отцу.
7
В поселке уже стали забывать о случае с Иваном Коноплевым, как заявился в сопровождении целого десятка милиционеров Челпанов. Одетый в черную борчатку, сизую папаху с синим верхом, стремительно ворвался он в сельревком с нагайкой в руке.
- Здравия желаю! - сухо поздоровался с Семеном. - Я к вам, товарищ Забережный, по неприятному делу. Разрешите присесть?
- Пожалуйста, присаживайтесь... Я вас слушаю.
- Я приехал арестовать вашего партизана Луку Ивачева. Есть у вас такой?
- Есть. А за что его арестовать хотите?
- За избиение гражданина Коноплева... Мне очень неприятно, товарищ Забережный, но я должен прямо сказать, что вы попираете здесь у себя революционную законность. Вы поставлены ее насаждать, а вместо этого покрываете тех, кто ее нарушает.
- Громко сказано, товарищ Челпанов!.. Революционной законности я не нарушал и нарушать не собираюсь. У нас ничего не произошло такого, чтобы вам скакать сюда с целым взводом.
- Вот тебе раз! - притворно изумился Челпанов. - Не ожидал я этого, товарищ Забережный. Ваш партизан зверски избил человека, устроил над ним форменный самосуд, а вы считаете, что не произошло ничего особенного. Как же это прикажете понимать? Подобные случаи дискредитируют нашу власть в глазах трудящихся. Мириться с ними нам никто не позволит. А вы примирились, как я вижу. Иначе этот прискорбный факт расценить невозможно.
- Подожди, подожди!.. Ты тут столько наговорил, товарищ начальник, что в пору и меня на высидку отправлять. Разреши сначала рассказать про этот случай.
- Я все знаю. Ничего нового не услышу.
- Как знать! Тебе не терпится упрятать Ивачева за решетку. Смотри, как бы такая поспешность боком не вышла.
- Прошу мне не тыкать и не угрожать. Тыкайте кому-нибудь другому.
- Я не угрожаю. А если сказал вам по ошибке ты, так это же простая оговорка с моей стороны. У нас ведь тут выкать не привыкли. Нет-нет да и собьются на ты.
- Хорошо, хорошо! Так что вы имеете сказать?
- У Луки Ивачева, когда он ушел в партизаны, семеновцы сожгли дом, разграбили все имущество.
