Володе вдруг стало жарко. Он почувствовал, что еще немного - и он бросится целовать эти лучистые глаза, яркие от мороза губы... А Гюльдаста, запрокинув голову, смеялась. Потом вдруг оборвала смех, еще плотнее прильнула к его руке, как будто хотела сказать: 'Что я захочу, то ты и сделаешь. Один мой взгляд - и все!..' Старый Абдуррахман. сидевший над ведром с раскаленными углями, кутаясь в непомерно большой тулуп, проводил их любопытным взглядом. Гюльдаста неожиданно обернулась.
- Салам, дядя.
Старик удивился еще больше - она никогда раньше не здоровалась с ним.
- Дядя, если я на несколько дней уеду в Сальяны, будь любезен, поглядывай и за моим домом. Ладно?
Абдуррахман, грея руки над углем, кивнул.
- Мне присмотреть не трудно. Только куда в такую метель в путь собираться?
- У меня тетя заболела.
- Ай, ай, ай, - посочувствовал Абдуррахман, - поезжай, поезжай, а за домом твоим я присмотрю.
- Большое спасибо.
Поднявшись по ступенькам, Гюльдаста открыла ключом дверь.
- Заходи, Володя.
Скворцов нерешительно топтался у порога.
- Может, я пойду...
Гюльдаста настойчиво потянула его за рукав.
- Нет, я так тебя не отпущу. Сейчас чай вскипятим. Володя вздохнул отказываться было неудобно. Гюльдаста пропустила его в прихожую и, прикрыв наружную дверь, принялась раздевать, как малого ребенка - расстегнула пуговицы потертой стеганки, сняла ушанку. Володя схватил ее тонкие, холодные пальцы.
- Что ты делаешь?
Гюльдаста игриво хохотнула.
- Кто же в верхнем в дом заходит? Снимай.
Мысли молниеносно сменяли одна другую. 'Интересно, кто там, в комнате? Почему она затащила меня к себе? Может, поинтересуется, что с Фахраддином? Нет, она подозревает меня, иначе могла бы спросить тотчас же, как я вернулся от дверей детсада. Эх, посоветоваться бы с Джангировым - уж он бы разобрался! Заперла она входную дверь или нет?'
- Что с тобой, Володя? - Гюльдаста с улыбкой заглянула ему в глаза.
Володя словно бы очнулся.
- Я боюсь...
- За меня?
- Нет, за себя. Я еще никогда не встречал такой красивой девушки.
Гюльдаста ласково подтолкнула его.
- Не болтай глупости. Входи.
Скворцов быстро обвел глазами большую запущенную комнату с высоким потолком. Кроме обеденного стола, придвинутого к дивану, и старомодного буфета, здесь ничего не было. Краска на стенах и оконных рамах потрескалась, шелушилась. В дверном проеме слева виднелись ножки кровати. Противоположная дверь, видимо, вела в коридор и на кухню.
- Садись! - весело приказала Гюльдаста.
Володя сел спиной к окну, так можно было держать под наблюдением все три двери. Он полез в карман, будто за платком, нащупал пистолет, поставил его на боевой взвод.
Гюльдаста скинула пальто и, напевая что-то вполголоса, весело захлопотала. Она исчезала то в одних, то в других дверях, возвращалась, снова уходила.
В комнате было очень холодно. Гюльдаста внесла керосинку, опустила около стола, поставила на нее чайник. Потом застелила стол старенькой скатертью, расставила сласти, от которых Скворцов всегда отказывался.
- Угощайся!
Володя сморщил нос.
- Я терпеть не могу сладкого.
Гюльдаста растерялась.
- Чем же мне угостить тебя?
- Да ладно... Сколько у тебя комнат?
- Две.
- Ты живешь здесь одна?
- Да... Отец в заключении, а мать уехала.
Гюльдаста отвечала без утайки. Но настороженному Скворцову именно это показалось странным. Почему она рассказывала ему свою биографию, распахивала двери комнат? Будто желая сказать: 'Смотрите - вот я, вот мой дом! Мне нечего скрывать'.
Гюльдаста тем временем принесла стаканы и блюдца, налила чай, пододвинула стакан гостю.
- Пей, Володя.
Сама она уселась напротив него. Скворцов постепенно успокоился - в конце концов, старый Абдуррахман видел, что он вошел сюда.
Володя достал платок, высморкался. Разумеется, ему было известно, что за столом этого делать не полагается, но ведь он - грузчик. Гюльдаста укоризненно посмотрела на него, и Володя, как провинившийся ребенок, заморгал своими большими серыми глазами.
- Кажется, ты тоже одинок, как я, - вздохнула Гюльдаста.
'Ну, главное началось!' - подумал Скворцов. Он опять невинно похлопал глазами.
- Нет, у меня и мать, и отец живы. Правда, отец инвалид войны и мать больная...
- Ты - единственный сын у них?
- Нет... были и брат, и сестра. Только они не вернулись с фронта. Вот мать и заболела.
Гюльдаста испытующе посмотрела на него.
- Хочешь, я буду тебе сестрой?
Володя шмыгнул носом.
- А что мы будем делать, как брат и сестра?
- Я буду о тебе заботиться, а ты обо мне.
- Как?
- Для начала я хочу, чтобы ты взял у меня вот это.
Гюльдаста прошла в боковую комнату и вынесла оттуда костюм, сшитый из очень дорогого материала.
- Я его немного подошью и носи на здоровье.
Володя удивился.
- Мне? Такой костюм? Откуда у тебя столько денег?
- Это костюм моего отца.
- А-а, - протянул Володя, - а что я должен сделать для тебя?
Кажется, он немного переиграл. Гюльдаста внимательно посмотрела на него.
- Пей чай, Володя. Может, тебе свежего подлить?
- Скажи, если тебя задевает кто-нибудь? - настаивал Скворцов, - так я того человека!.. Ты не смотри, что я тихий, у меня, знаешь, какие ребята есть?! Ты только скажи...
- Скажу, - согласилась Гюльдаста. - Вот в Сальяны съезжу - потом...
Володя понял - дальше настаивать не следует.
- Ну, спасибо тебе за чай-сахар! Пойду.
Гюльдаста задержала его.
- Одень пиджак - я хоть погляжу, как он на тебе сидит.
- Не-е, - замотал головой Володя, - я не хочу в долгу быть.
Девушка порывисто потянулась к нему.
- Ой, Володя, если ты поможешь мне, я у тебя в вечном долгу буду!... Один человек...
