Лацис молчал, отстраняясь и двигаясь неловко.
- Ну поцелуй меня, - шептала Смерть. - Поцелуй в первый и последний раз.
- Нет! Нет! - он оттолкнул Смерть и широким шагом двинулся к выходу. В зале все охнули и застыли.
- Ах вот ты как! Вот ты какой. Завтра же сдохнешь. Завтра же! В лепешку разобьешься! - кричала Смерть вдогонку парашютисту. - И вообще ваша команда проиграет полякам! А в личном зачете и ты, и Горбунов , и все - Прушинскому!
- А это мы еще посмотрим! - крикнул Эдвардас, покидая ресторан.
- И памятник, знаешь, какой я тебе доставлю? Из Крыма ту гипсовую статую сопру!
Эдвардас уже не слушал. Он шел к друзьям уверенной поступью, несмотря на выпитое. Спасибо тебе, съеденный лобстер!
Спортивный самолет 'Чесна 24' со сборной командой парашютистов, набрав нужную высоту, выруливал к расчерченному стриженому полигону. Девять лучших парашютистов страны, среди которых были Сергей Горбунов и Эдвардас Лацис, готовились подтвердить звание чемпионов Европы, завоеванное в прошлый раз.
Только что отпрыгала польская сборная во главе с Яцеком Прушинским, показав очень хорошие результаты. Теперь они с ревностью и волнением смотрели в небо, ожидая работы главных претендентов на чемпионское звание.
- Готовы, ребята?! - кричал инструктор, пытаясь быть слышным сквозь гул работающего поршневого мотора. Все девять парашютистов подтвердили готовность:
- Готов! Готов! Готов!... Готов!
- Ты как будто в бой идешь! - хохотал Горбунов, наклоняясь к уху своего друга.
Действительно, ничего не осталось от прежнего Лациса, расслабленного, с отсутствующим взглядом. Глаза на этот раз горели, а тело сжалось, как у тигра перед атакой.
- Я такое настроение приветствую! - говорить было трудно, и Горбунов, дополняя слова, показал большой палец. - Во!
- Прощай, Сережа, - Лацис нарочно проговорил тихо, чтобы содержание не стало понятным через самолетный гул. Но сказать такое он счел своим долгом. И тоже показал большой палец. - Во!
- Согласен, Эдвардас! - Горбунов сделал вид, что все расслышал. - Мне твой сегодняшний оптимизм нравится! Прямо ты меня заряжаешь, а не я тебя! - Он хлопнул по плечу друга. - Это по-нашему! Так держать!
- Хорошая погода! - Эдвардас весело крикнул.
- Хорошая!
- А вот назавтра будут осадки... говорят!
- Какая разница, что будет завтра?! Во, оптимист! - кричал Горбунов. -Сегодня прыгаем, финал! А он о завтрашней погоде думает! Вчера вечером предфинальный мандраж у всей команды, а он, говорят, с дамочкой в ресторан пошел!.. Да ладно, ладно, извини! Я уж не выдам, не бойся! Просто восхищаюсь тобой, Эдик, в последнее время! Ну все нипочем! Дамочка-то как?!
- Что как?
- Ну, получилось что-нибудь?
- Сегодня получится!
- А может быть, у нее подружка имеется, а?!
- Ах-ха-ха! - оба по-разному расхохотались. В это время прозвучала команда инструктора.
- Ну, Эдвардас, - Горбунов подтолкнул Лациса к выходу. - Ну, покажи этим полякам! Давай!
Один за другим спортсмены покинули самолет, в несколько мгновений поравнялись и приступили к групповым упражнениям, выстроившись сначала в круг, а затем и в другие симметричные фигуры. Одна фигура, другая, третья... Блестяще! Лучше, чем у поляков! Кусает губы Прушинский, глядя с полигона в бинокль... Его товарищи, проаплодировав обреченно, поволокли собранную амуницию в командный автобус...
Вот групповые фигуры исчерпаны, и под аплодисменты болельщиков летящая девятка распадается, по-прежнему сохраняя симметрию, но каждый летит уже в сторону своего квадрата на полигоне. Наступает последний этап свободного полета. Личный зачет. У Прушинского пока есть надежда... Есть еще пока... Есть еще пока...
Но... Охнул Яцек Прушинский и снял пилотку, как, впрочем, и все, кто наблюдал за полетом. На полигоне паника! Один из летящих спортсменов сборной освобождается от рюкзака... Яцек Прушинский еще раз поглядел в небо... все понял... и поплелся, мучаясь вопросом, стоит ли продолжать карьеру, когда соперник не только талантлив, но еще и жить не хочет...
- Ты что, сдурел? - Смерть в белом развевающемся балахоне летела на одном уровне с обреченным парашютистом. - Ты же знаешь, я этого не люблю...
- Чего не любишь? - улыбался Эдвардас, выполняя немыслимые пируэты налегке.
- Самоубийц, - сказала Смерть, явно волнуясь.
- А с чего ты взяла, что я убиваться собрался? - Лацис оттолкнул Смерть, которая с опаской поглядывая на землю, попыталась приблизиться. Я перед падением спланирую и опять взлечу, - и он захохотал так, что кажется, даже на поляне услышали.
- Дурак, - Смерть нахмурилась. - Спланирует он... Ну и шутки у тебя перед смертью. Парашют, между прочим, был нормальный, сама проверила, а ты его отстегнул...
- Потому и отстегнул, что нормальный. Чего тебе от меня надо? Если последнее желание, то вот тебе... Колов побольше наставь в моем квадрате... для верности...
- Нет, - Смерть как загипнотизированная смотрела на приближающееся зеленое поле и растущие сектора расчерченного полигона.
- Ну, выполняй желание, мать твою, считаю до трех. Раз, два, два с половиной...
- Твоя Валька, между прочим, на развод подает! - Смерть залетела снизу, пытаясь прочитать реакцию в глазах Лациса. На что Эдвардас усмехнулся, перевернулся и летел к ней спиной.
- Вот ты какой! Не хочешь Смерти в глаза заглянуть!
- Не хочу!
- Трус!
- Кто, я?!
- Трус! Понял ты кто?! Тот, кто боится заглянуть Смерти в глаза, тот трус!
- Ах ты стерва! Ты будешь выполнять желание? Колов мне наставишь или нет?
- Нет! Трус не умирает так просто!
- Считаю до трех... Раз, два, два с половиной... три! - Лацис рванулся и ухватил Смерть за балахон. - Ты кого это трусом называешь? - резким движением сдернул обе штанины, чтобы надавать как следует, после чего штаны отлетели и взмыли куда-то в воздух... А Лацис... на какое-то мгновение он замешкался... как бы не решаясь... Что-то остановило... Не позволило... Занесенная правая рука опустилась мягко. И тут же он оказался в цепких объятиях... И влажные холодные губы прильнули к его губам...
- Пусти, - прошептал он, - пусти, пожалуйста.
- Не пущу. Теперь мое желание. Твое желание было в прошлый раз. Тут же Лациса подбросило вверх. Обычное состояние, которое испытывает парашютист, когда раскрывается купол. А где-то внизу уже слышался вой 'скорой помощи' и какие-то отчаянные крики. Парашют раскрылся на опасно малой высоте, и Эдвардас довольно больно ударился ногами о землю затоптанного центра расчерченного квадрата, вовремя, правда, согнув ноги в коленях. Но долго не разжимались объятия... И влекомые ветром, они долго тащились за черным куполом по траве...
- Я не понимаю, Марыля, человек хочет жить или не хочет? - Яцек Прушинский доедал жаренную гусятину, угрюмо поглядывая на серебряную медаль, завоеванную в личном зачете.
- Хочет, хочет, - кудахтала краснощекая жена, накладывая сливки для десерта в деревянную миску.
- Ну а если не хочет, Марыля? Если ему наплевать на собственную жизнь? Как же тогда быть с карьерой?
- Ой, не знаю, Яцек, ой, не знаю.
Весь оставшийся вечер и всю ночь они вместе с женой
