биографии! Зимнего не брала, с басмачами и кулачеством не сражалась, у Доватора в кавалерии не служила, знамя над рейхстагом не водружала... А если разобраться, то как много в этих биографиях и радостей и потрясений. Я, например, даже родителей своих не помню. Считают меня сибирячкой, а если по правде говорить, то какая я сибирячка! Родилась подо Ржовом, потом война. Смутно помню столб огня перед глазами. Это когда фашистская бомба в наш дом угодила. А потом чужие руки меня из огня вынесли. Отец и мать погибли. А дальше -- детдом, интернат, техникум, парашютный спорт. Дальше, как у всех. Жаль только знаешь чего, Алеша? Вот прошла я по своей коротенькой жизни, все ко мне хорошо относились. Но ни разу материнской ласки и отцовского тепла не почувствовала. Думаешь, я ожидала, что ты мой портрет в сурдокамере нарисуешь? Конечно, нет... Это для меня как самая лучшая ласка. Вот и спрашиваю поэтому, отчего меня для портрета выбрал?
У нее жалко дрогнул голос. Алеша понимал, как хочется сейчас Марине ласки и сочувствия. И ему захотелось ее утешить. Только утешить. Алеша нашел в темноте ее горячие ладони, взял в свои.
-- Чудачка! У тебя же чудесное лицо, Марина. В нем столько доброты, отзывчивости. Я часто о тебе думал за теми стенами.
-- А я о тебе все время здесь, Алеша, -- шепнула она в ответ.
Веселый ветер тугим парусом выгнулся над городком. Смутными фиолетовыми огоньками трепетали над землею звезды. Марина всматривалась в них, угадывая знакомые астрономические сочетания.
-- Спасибо, Марина, -- Алексей крепче сжал ее руки.
Им овладело странное и грустное чувство. Словно он теряет что-то самое дорогое, а не потерять не может. 'А если не так? -- озадачил он себя. -Если поцеловать, приласкать эту искреннюю в своем порыве, в сущности еще совсем-совсем девчонку? Ведь небезразлична же она тебе? -- Но целая буря протестующих мыслей метнулась в ответ. -- Как ты смеешь, если знаешь, что не можешь полюбить ее по-настоящему! Пойти на сделку с совестью, обмануть и себя и Марину?' Он долго молчал. Плечо девушки придвинулось к его плечу, и даже в темноте различал он наполненные ожиданием ее глаза. Марина вздрогнула.
-- Тебе холодно?
-- Нет, это от звезд.
-- Почему от звезд?
-- Чудной ты, Алешка! Просто я на них загляделась, и только. Далекие, стылые. Понять не могу, почему со звездами люди всегда связывают самое святое и нежное -- объяснение в любви. Для меня звезды -- это далекие безлюдные тела, к которым надо лететь через страшные радиационные пояса, опасаясь на пути метеоритов... Как хорошо на Земле!
-- Значит, тебе и в космос не хочется?
-- Что ты! -- отстранилась она настороженно. -- Космос для нас -- самое заветное. Теперь и для тебя и для меня это цель жизни. -- Помолчала и прибавила: -- Только звезды от этого не станут ближе и теплее.
И опять Алексею стало грустно.
-- Хорошая ты, Маринка!
-- Я бы очень хотела, чтобы мы когда-нибудь попали в один космический экипаж, Алеша, -- тихо заговорила она. -- И полетели куда-нибудь далеко, далеко... Не по орбите...
-- С такой, как ты, я куда угодно, -- сказал Горелов, -- и если какая беда, я бы тебе весь свой кислород отдал!
-- Вот как! -- засмеялась она счастливо. Ее было зябко в легком нарядном плаще, но скорее не от сырой весенней ночной прохлады, а от волнения.
-- Алеша, -- спросила она переставшими слушаться губами, -- ты кого-нибудь любил?
Он ссутулился, отрубил коротко, как выстрелил:
-- Нет. Не любил и не люблю. -- И сразу почувствовал, как легла между ними холодная тусклая межа, хотя плечо девушки все еще касалось его плеча. И не разумом, а скорее сердцем понял он, что надо немедленно эту межу убрать, только тогда они останутся настоящими друзьями и много времени спустя будут легко и благодарно вспоминать эти минуты, когда не обманули друг друга. -Ты пойми меня, -- заспешил он, -- слишком еще короткая у меня жизнь. И такая торопливая. Совсем как лента в кино. Что в ней было, я тебе по пальцам пересчитаю. Детство без отца, сгоревшего в танке. Обиды от отчима. Мама. Живописи немного. И вот наш городок... Так что места для любви в этой жизни попросту не осталось. Понимаешь, Маринка, я это тебе самым честным образом. А ты... ты -- настоящий мне друг, Маринка, -- закончил он сбивчиво.
Девушка отодвинулась и выпрямилась. Алеша увидел большие печальные глаза, боль в складках у рта.
-- Это все, что ты хотел мне сказать?
-- Все, Марина.
-- А других слов ты для меня не найдешь?
-- Нет, Марина.
-- Тогда прощай. Спасибо за правду.
Она встала и медленно пошла по аллейке, неестественно прямая от того, что была придавлена первым в ее короткой жизни горем. Алеша сорвался с места и догнал ее в конце аллеи.
-- Маринка, ты только не сердись. Ты пойми, у меня никогда ни сестрички, ни брата не было, и мне больно потерять в тебе друга. Хочешь, Маринка, я тебе сейчас портрет этот подарю? -- просительно протянул он. -Давай сейчас же ко мне зайдем. И чаю попьем. Ладно?
Она обернулась, и по лицу ее было видно, что она уже овладела собой. Лишь в больших глазах горела обида.
-- За портрет тебе большое спасибо. Сейчас же его заберу. Да и чаю у тебя выпью, -- отчаянно махнула она рукой, и тогда Горелов обхватил ее за плечи, привлек, несопротивляющуюся, к себе и поцеловал в мягкие теплые губы, но совсем не тем поцелуем, какого ожидала Марина.
x x x
Прошла неделя. Апрель бушевал над затерянным в подмосковных лесах городком космонавтов. Кроны деревьев сделались вызывающе яркими, зазеленели цветочные клумбы и даже одинокое вишневое дерево, что стоит за проходной, начало покрываться белым цветом. Днями ярко светило солнце, а по ночам, ему на смену, выходил месяц и безмолвно сторожил звездные стада Вселенной. К полуночи воздух становился холодным, сырым -- Алексей закрывал окно. Но и сквозь гладкое темное стекло он видел загадочное лунное сияние и невольно ловил себя на мысли, что любуется им совершенно профессионально, не забывая, что далекая холодная Луна стала теперь его целью, так же как и целью всех других космонавтов их маленького отряда.
Когда не спалось, Алеша вспоминал недавнюю беседу с генералом Мочаловым. Тот вызвал его как-то к себе в кабинет и очень доверительно, как равный у равного, спросил:
-- Вы знаете, Горелов, какая задача стоит перед нашим отрядом?
Алексей не совсем уверенно кивнул головой:
-- Учиться, готовить себя к космическому полету.
-- А точнее? -- улыбнулся Сергей Степанович. -- К каким космическим полетам?
-- Вероятно, об этом я узнаю позднее.
-- Это верно, -- подтвердил генерал, -- но вы, Алексей Павлович, уже сейчас должны знать, какая задача стоит перед отрядом. Это знают все ваши коллеги.
-- Кроме меня.
-- Не удивительно, -- успокоил его Мочалов. -- Вы пришли в отряд позднее других и только сейчас заслужили право об этом узнать. -- Мочалов снял чехол с большого глобуса, стоявшего на сейфе. Горелов настороженно следил за его действиями. -- Знаете, что это такое? -- продолжал генерал. Алеша чуть было не брякнул: 'Конечно, знаю. Еще с третьего класса', но вдруг понял: в руках командира отряда был вовсе не тот глобус, с каким каждый знаком со школьной парты, а глобус Луны. -- Вот цель, поставленная перед нашим отрядом, -- тихо продолжал генерал, и Алеша, все уже понявший, оцепенел от удивления. -- Я не знаю, когда это произойдет и кто поведет первый космический корабль: Костров или Дремов, Субботин или вы. Но именно наш отряд пойдет к этой цели. Мы не будем участвовать в программе обычных орбитальных полетов. -- Генерал замолчал и щелкнул по голубому глобусу. Маленький лунный шар с легким скрипом пришел в движение. -- Что мы знаем о Луне, Алексей Павлович? Много и слишком мало, потому что многое
