опасения столкнуться, приходилось уделять много внимания сохранению своего места в строю. В результате ослаблялось наблюдение за воздухом, особенно в задней полусфере.
Немецкие летчики умело использовали недостатки наших боевых порядков. И мы вынуждены были, как говорится, на свой риск увеличивать дистанции и интервалы между самолетами, а иногда и эшелонировать боевые порядки по высоте. Но делали это еще очень робко: побаивались потерять друг друга из виду. На самолетах МиГ-3 хотя и стояли радиостанции, полагаться на них не приходилось: радиосвязь была еще недостаточно устойчивой. Единственно реальным средством управления в воздухе, как и раньше, служил личный пример командира, который эволюциями своего самолета, жестами рук и головы подавал подчиненным соответствующие команды. Только в 1942 году связь между самолетами по радио стала действовать надежно.
Предметом серьезных размышлений и упорных поисков оказались и способы прикрытия наземных войск, способы сопровождения бомбардировщиков и штурмовиков. Первоначально для прикрытия наземных войск применялось непрерывное патрулирование над ними. Лишь в отдельных случаях, когда воздушная обстановка не была особенно напряженной, истребители вылетали из положения 'дежурство на аэродроме'. Непрерывное патрулирование имело, конечно, свои достоинства, но чем дальше, тем больше мы видели в нем и отрицательные стороны. Во-первых, оно было сопряжено с большим расходом сил истребителей, во- вторых, носило в известной степени пассивный характер. Придя в указанный район, мы ждали, когда появятся вражеские самолеты, а они зачастую не появлялись здесь или появлялись после нашего ухода и безнаказанно наносили удары по наземным войскам. Тогда у нас еще не было локаторов, пунктов наведения, связи между самолетами и землей.
Что же касается сопровождения бомбардировщиков и штурмовиков, то тут тоже ранее разработанные способы годились далеко не всегда. Плохо согласовались они с возросшей скоростью истребителей. Базирование на одном аэродроме с подразделениями Пе-2 в известной степени помогало преодолевать эту трудность. Мы часто обсуждали вместе вопросы взаимодействия, предъявляли друг к другу претензии и сообща вырабатывали наиболее целесообразные решения.
Как-то наша эскадрилья сопровождала девятку Пе-2, которой предстояло нанести удар по скоплению немецких войск западнее Ярцева. При подходе к линии фронта я заметил группу 'хейнкелей'. Она шла встречным курсом, значительно ниже нас и без прикрытия истребителей. Заманчивая цель! Решение созрело мгновенно: одним звеном атаковать противника и заставить его повернуть назад. Подав сигнал ведомым, я перевел свой самолет в пикирование. С первой же атаки мы сбили ведущий 'хейнкель'. Остальные стали разворачиваться и беспорядочно бросать бомбы. В таких вот случаях, когда противник растерялся от внезапного удара, его нужно бить да бить. Однако я подавил в себе это желание. Подумалось: а вдруг вот так же обрушатся на наших бомбардировщиков вражеские истребители? Мы развернулись и бросились догонять своих. Догнали вовремя: четверка 'мессершмиттов' уже приближалась к 'петляковым', но, увидев нашу группу, не решилась на атаку.
Сбросив бомбы, 'петляковы' попали в зону огня вражеских зениток и по одному стали уходить от цели. Как же их прикрывать? Дробить звенья? Или держаться замыкающих самолетов? Откровенно говоря, мы не знали, что лучше. Остановились на втором варианте. Пришлось плестись в хвосте цепочки Пе-2, растянувшейся на несколько километров. Хорошо, что четверка 'мессершмиттов' не пыталась атаковать их и к ней не подошла подмога.
Этот совместный вылет вызвал много разговоров и сетований. 'Бомберы' обвиняли нас в том, что мы их плохо прикрывали. И были правы: перед нанесением бомбового удара одно звено истребителей на некоторое время покинуло их, а на обратном пути получилось еще хуже - прикрытие фактически отсутствовало. У нас тоже имелся свой счет к соседям. Мы очень возмущались тем, что после бомбежки они возвращались на аэродром не группой, а по одному. Но иначе, пожалуй, и быть не могло.
В то время только закладывались основы боевого использования и взаимодействия родов авиации, все более и более оснащаемой новыми самолетами. Процесс развития и формирования взглядов по применению различных типов самолетов происходил в тяжелейшей обстановке 1941 года, и некоторые даже большие командиры и начальники допускали серьезные ошибки, неоправданные потери.
В этой же связи хотелось бы привести другой характерный эпизод. Командир одной из авиационных дивизий, в оперативном подчинении которого находилась тогда наша эскадрилья, ставя задачу на сопровождение бомбардировщиков, сказал:
- Вы прикрываете их только до цели. Затем, когда они отбомбятся, остаетесь и штурмуете войска противника.
- А кто вместо нас будет прикрывать 'пешки'? - спросил я.
- Скоростные бомбардировщики не нужно прикрывать, когда они идут без бомб и в плотном строю. Там на каждом свой стрелок имеется, - уверенно заявил командир.
- Но ведь 'мессершмитты' превосходят их в скорости и имеют более мощное вооружение, - пытался возражать я. - Как только мы оторвемся, они набросятся на Пе-2 и пожгут их.
- В дивизии опытные летчики, они этого не допустят...
Что ж, приказ есть приказ. Мы довели бомбардировщиков до цели и, когда те отбомбились, сами начали штурмовку вражеских войск. Вижу, группа немецких истребителей пошла на сближение с нашими Пе-2. Что делать? Продолжать выполнять приказ или попытаться помочь боевым друзьям? Несколько секунд раздумья, и я резко разворачиваюсь, включаю форсаж. По моему знаку все остальные истребители повторяют тот же маневр.
Тем временем 'петляковы', заметив погоню противника, увеличили скорость. Но 'мессершмитты' продолжали сближаться. Они догнали бомбардировщик, замыкавший колонну, и подожгли его. Затем пошли в атаку на другой самолет.
Мы выжимаем из наших моторов все, что можно. Хотя дистанция для прицельной стрельбы и великовата, я все же нажал на гашетки. Пулеметные трассы, конечно, прошли мимо. Но немцы почувствовали опасность с тыла и стали отворачивать.
Вместе с летчиком Воробьевым я бросаюсь на перехват 'мессершмиттов'. За счет более энергичного разворота нам удается сблизиться с тем из них, который чуть не сбил второй наш Пе-2. Преследование его идет уже на бреющем полете. Улучив момент, когда противник должен был увеличить высоту, чтобы перескочить оказавшийся перед ним лесной массив, прицеливаюсь и даю длинную очередь из всех пяти крупнокалиберных пулеметов. Мотор вражеского самолета задымил, его скорость заметно уменьшилась. Подхожу вплотную к 'мессершмитту'. Еще одна хорошая прицельная очередь, и он камнем врезается в землю. А мы с ведомым спешим на ближайший аэродром, так как бензин остался только в верхних баках и хватит его не больше как на десять - двенадцать минут полета...
Одной из причин всякого рода ошибок, больших или меньших просчетов при постановке боевых задач авиационным подразделениям являлось подчас то, что в первые месяцы войны иные командиры дивизий и даже полков сами почти не летали на боевые задания. Следовательно, они имели весьма общие представления о воздушной обстановке, о противнике, его тактике и авиационной технике. Сказывалось и отсутствие практического опыта по организации взаимодействия между бомбардировщиками и штурмовиками, с одной стороны, и истребителями - с другой. Иной раз бомбардировщики приходили в район базирования истребителей, когда те еще не получили приказа на сопровождение. Покружив над аэродромом и не дождавшись прикрытия, они следовали на цель одни. А в результате - лишние потери.
Потребовалось время, чтобы преодолеть все это.
* * *
В августе 1941 года на нашем направлении активность немецкой авиации значительно возросла. Вместе с тем противник применил одно тактическое новшество: в район предполагаемых действий своих бомбардировщиков он стал заранее высылать сильные группы истребителей. В задачу последних входило 'расчистить воздух' от нашей авиации и тем самым обеспечить наибольший успех бомбового удара. Прием этот мы разгадали быстро, но нам не стало от этого легче: немцы по-прежнему господствовали в воздухе.
Однажды с пятеркой МиГ-3 я вылетел на прикрытие наземных войск в районе Ельни. Патрулируя вдоль линии фронта, внимательно наблюдаем за воздухом. Нам хорошо было известно, что немецкие бомбардировщики уже неоднократно бомбили этот район и нанесли нашим наземным войскам довольно ощутимый ущерб. Требовалось сделать все возможное, чтобы не допустить сюда снова вражескую авиацию.
Время нашего дежурства подходило уже к концу, когда мои ведомые Долгушин и Макаров вдруг начали энергично покачивать крыльями. Я взглянул налево, потом направо. С обеих сторон приближалось по четверке 'мессершмиттов'. А что делается сзади? Поглядел туда и обнаружил еще пять точек. Значит, против нас чертова дюжина. Трудновато придется!
Оглядел свою группу. Самолеты побалтывает. Одни вырываются вперед, другие отстают. Все ясно: летчики нервничают, ждут решения командира. А я думаю, ищу выход из создавшегося положения. Можно, конечно, попытаться проскочить между двумя четверками. А что потом? 'Мессеры' догонят, и тогда придется вести бой в совсем невыгодных условиях. Нет, это не подходит. Что же тогда предпринять? И почему немцы не торопятся с атакой? Почему оставляют за нами некоторое преимущество в высоте? Может быть, ждут подкрепления?
Но нам ждать некого и некогда. Горючего в баках совсем мало. Решаю атаковать всей группой правую четверку 'мессершмиттов', а потом уйти вверх и ударить вторично по другой четверке.
