- Не в интересах следствия говорить сейчас слишком много... Одно могу сказать: я вижу много загадок в гибели Дорнброка, которая произошла на квартире Люса, - ответил Берг.
- Нам бы хотелось знать подробности, господин прокурор. Я представляю телевидение, и мне интересно, в каком направлении идет расследование вопроса о пленке, которая была передана Люсом редактору Ленцу.
- Я сам люблю подробности и собираю их по крупицам. И когда я наберу достаточно подробностей, я отвечу на ваш вопрос.
- Господин прокурор, - заметил корреспондент телевидения, - мы пришли на пресс-конференцию, а не на турнир остроумия. Наша работа - информация, и, пожалуйста, постарайтесь уважительно относиться к нашей профессии.
- Вы хотите конкретности? Извольте. Я ничего не могу сообщить вам нового по поводу пленки Люса, которую Ленц показывал по вашему каналу ТВ. Я изучаю и эту проблему.
- Нам стало известно, что вы заинтересовались делом болгарского интеллектуала, эмигрировавшего к нам. Удалось ли вам встретиться с господином Кочевым?
- Нот.
- Вы собираетесь добиться встречи с ним?
- Конечно.
- У вас есть какие-то предположения о дне встречи?
- У меня есть всякого рода предположения...
- Почему вы заинтересовались бегством господина Кочева? Почему вы ищете встречи с ним?
- У меня есть на это своя соображения.
- Как себя ведет Люс?
- Тюрьма - это не санаторий.
- В прессе промелькнуло сообщение, что Дорнброк погиб насильственной смертью. Как вы можете прокомментировать это сообщение?
- Спросите об этом автора сообщения. От нас подобного рода заявления не исходили.
- Вы работаете в контакте с политическим отделом полиции?
- Да, мы периодически консультируемся с майором Гельтоффом.
- Можете ли вы назвать какие-нибудь новые имена, попавшие в сферу вашего расследования?
- Это преждевременно.
- Когда вы намерены прекратить расследование и передать дело в суд?
- Очень скоро. Я надеюсь, что дело прояснится очень скоро.
- В какой мере сильны связи Люса с левыми, господин прокурор?
- Сейчас я изучаю связи Люса. Все его связи - с левыми и правыми, и особенно с теми, кто имел с ним контакты как с режиссером, когда он делал <Наци в белых рубашках>. Больше мне нечего вам сказать, друзья. Я смогу увидеться с вами не ранее конца этой недели. В эти дни у меня будет много канцелярской волынки с оформлением дела...
Берг кивнул головой на кресло и предложил:
- Садитесь. Ваше имя Конрад Ульм?
- Да.
- Вы ассистент профессора социологии Пфейфера?
- Да.
- Покажите себя на этой фотографии, - попросил Берг, протягивая Ульму кадр, перепечатанный из кинопленки Ленца.- Вот эта машина, видите? Это вы?
- Да.
- А кто рядом?
- Это Граузнец, это Урсула, я забыл ее фамилию, это болгарин, который сбежал... Это... Вот этого я не знаю... Он не из наших...
- А машина чья?
- Моя.
- А кто вам предложил поездить по городу в тот день?
- Не помню. Мы же тогда вып...
- Выпили, выпили... Но это не моя компетенция. Пьянство за рулем карает полиция. Попробуйте вспомнить, кто предложил вам уехать с пляжа.
- По-моему, болгарин... Он хотел посмотреть город...
- О чем он говорил с вами?
- Я не знал, что он сбежит, иначе я бы внимательней прислушивался к его разговорам.
- Он был интересным собеседником?
- Урсуле так показалось, Я с ним что-то не очень разговорился. Он показался мне чересчур веселым. Эдаким бодрячком. А я не очень-то верю бодрячкам. Особенно оттуда, из-за стены.
- Давайте я попробую сформулировать очень важный вопрос, а вы мне ответьте на него со всей мерой серьезности... Через два дня после встречи с вами Кочев решил не возвращаться домой. Почувствовали ли вы в его разговорах, в манере поведения желание, намерение, проблеск намерения не возвращаться домой? Может быть, он спрашивал вас, как отсюда перебраться еще дальше на запад, интересовался трудоустройством, спрашивал о болгарских эмигрантах, о господах из НТС, которые дерутся с Кремлем?.. Вспомните, пожалуйста, все, что можете вспомнить.
- Он произвел на меня впечатление бодрячка, - повторил Ульм, - шутил: <Вы все - акулы империализма...> Говорил, что не смог бы здесь жить, потому что <чувствуешь себя завернутым в целлофан - полная некоммуникабельность>.
- Он сказал вам, что не смог бы здесь жить?
- Да. Он так говорил.
- Значит, для вас было неожиданным сообщение о том, что Кочев решил не возвращаться на родину?
- Для меня это было полной неожиданностью.
- Садитесь вон за тот столик и запишите это. Я приобщу ваше показание к делу.
- Хорошо.
- И перечислите имена тех, кто был с вами в тот день.
- Хорошо.
- Если у вас возникнут какие-то новые соображения по поводу вашей встречи с Кочевым - тоже пишите.
- Собственно, ничего нового у меня не должно возникнуть. Я, правда, был несколько удивлен его немецким, он говорил как настоящий берлинец. А в остальном он трещал, словно диктор московского радио: <Да, у вас очевидная техническая революция, да, вы сделали гигантский рывок, нет, ваш рабочий класс не может быть пассивной силой, но ваши нацисты подняли голову, и, если вы будете просто митинговать - без программы и без организации, вас сомнут в самом близком будущем>. Ну и еще что-то в этом роде.
- Вот вы все и запишите, пожалуйста. И последнее: вы не помните, он не уговаривался ни с кем из ваших приятелей о встрече?
- Я не слышал. Может быть, Граузнец знает? Или Урсула. Она любит экзотику. Она видела первого красного в своей жизни.
- Напишите мне ее адрес и телефон.
- У нее нет телефона, она живет в общежитии.
- Адрес?
- Нойерштадт, семь. По-моему, на третьем этаже. Ее там все знают.
6
Урсулу привезли через полчаса после того, как Ульм кончил свои показания.
- Девятнадцатого мы уговорились о встрече - это верно. Назавтра днем мы с ним увиделись, господин прокурор... Мы выпили кофе...
- Где вы увиделись?
- В <Момзене>.
- В какое время?
- В пять часов.
