- Он спросил меня, по-прежнему ли я отношусь к нацизму или меня сломали. Я ответил, что к нацизму я отношусь по-прежнему и что меня не доломали, но сейчас, сказал я ему, главная опасность, которая угрожает человечеству, не нацизм, а развитие техники. Вокруг земли - плотный слой отработанных газов. Заводы, которые делают для растущего населения мира машины, самолеты, атомные бомбы, хрусталь и полотняные рубашки, отравляют атмосферу и нагревают ее, и скоро начнется таяние снегов на полюсах и новый потоп, а при потопе люди ищут бревна для плотов... Он спросил меня, не хотел бы я продолжить свою картину о наци... У меня был такой фильм...
- Я смотрел ваш фильм, - перебил его Берг, - дальше, пожалуйста.
- Я ответил, что такие фильмы не дают денег. Нет, нет, я имею в виду не наживу, а просто-напросто базу для следующей работы... Я сказал ему, что устал рисковать, всякий риск рано или поздно убивает в художнике творца, то есть непосредственность, и превращает его в политика или в торговца, что еще хуже. И он вдруг предложил мне денег, огромную сумму денег. Я спросил его, какой фильм он предлагает мне снять. Он ответил, что сначала должен заручиться моим согласием. Он выписал мне чек на сто тысяч марок. Я сказал ему: <Порви этот чек. Я перестал чувствовать, что моя драка против наци нужна здесь хоть кому- то. Солдатом быть хорошо, когда знаешь, что ты нужен. А я здесь не нужен. Мир сейчас можно заставить рассуждать, отойдя от частных проблем. Надо выходить на общее, главное, что волнует планету, человечество, а не нас одних>. Вот, собственно, и все.
- Следовательно, вы ему отказали? Вы отвергли его предложение сделать фильм, сюжет которого вам неизвестен, но который должен быть обращен против нацизма?
- Да. В общем, это надо понять именно так.
- Он сам порвал чек?
- Нет. Это сделал я. Он уже выпил полбутылки и стал пьяным. Он блевал, он вообще-то не умел пить... Я, говоря откровенно, не верю в устойчивость оппозиции миллиардерских сынков, хотя Ганс был славный парень. Знаете, тем, у кого папа имеет власть, можно поиграть в оппозицию - иногда. Мне же этого делать нельзя. Мне надо постоянно лавировать...
- Лавировать? Но вы ведь выступаете с откровенно левых позиций в своем творчестве...
- Я не отказываюсь от этих моих позиций. Иногда, правда, сниму какую-нибудь сусальность - для равновесия. Но Ганс предлагал мне сделать фильм... Как это он сказал... <Который взорвет здесь всех и вся. Я дам тебе такие материалы, которые не известны никому в мире>. Я сказал ему: <Старикаша, ты поспишь часок-другой, а завтра мы с тобой договорим все это на свежую голову, без виски>. И уехал.
- Кто должен был позвонить ему и почему он дал именно ваш телефон?
- Я не знаю.
- Вы достаточно полно воспроизвели ваш разговор с Гансом?
- Да. По-моему, да.
- Больше он ни о чем не говорил с вами?
- Нет.
- Тогда я позволю себе провести небольшой экскурс в область арифметики. Он пришел к вам в двенадцать двадцать. Так?
- Да.
- Вы приехали в <Эврику> без пяти два, то есть в час пятьдесят пять. Верно?
- Да.
- По дороге, как мы выяснили, вы никуда не заезжали.
- Да.
- Время, затраченное вами на дорогу, - пятнадцать минут, если не ошибаюсь?
- Верно.
- Значит, двенадцать двадцать плюс пятнадцать плюс еще десять - это я беру время на то, как вы спускались в гараж, отпирали ворота, заводили машину. Итого двенадцать сорок пять. Следовательно, Дорнброк провел у вас один час пять минут. Судя по вашим показаниям, разговор ваш смог занять десять - двадцать минут от силы. Значит, либо вы забыли какие-то аспекты вашей беседы, либо вы не все рассказываете мне, господин Люс.
- Если хотите, я постараюсь еще раз припомнить все, как было, а вы включите хронометр, господин прокурор.
- Зачем нам хронометр? Работает диктофон, он метрует показания автоматически.
- Ах вот как... Хорошо. Берем двенадцать двадцать. Ну, двенадцать тридцать - такой допуск на изменение точности возможен?
- Бесспорно.
- <Привет, Люс>. - <Здравствуй, милый>. - <Я не поздно?> - <Неважно. Я один. Нора с детьми уехала в Венецию, на Киприани>. - <Она начала стрелять уток?> - <Нет, она продолжает медленно убивать меня>. - <У тебя есть что-нибудь выпить?> - <Поищи наверху, в библиотеке, там что-то могло остаться>. - <Спасибо. Иди брейся, я не буду тебе мешать>. Я кончил бриться, принял холодный душ, переоделся и вышел к нему. Он уже выпил бутылку, почти всю бутылку.
- Вы говорили, что у вас осталось полбутылки.
- Когда я стоял под душем, он зашел в ванну и показал мне полбутылки и здесь же начал пить ее из горлышка, а потом попросил меня подвинуться и сунул голову под холодный душ и стоял так с минуту. А потом ушел в комнату. А когда я вышел, бутылка была пустой. <Слушай, Люс, хочешь сделать гениальный фильм?> - <Конечно, хочу>. - <Я могу тебе предложить сюжет. Это будет бомба. Настоящая бомба для председателя>. - <Какого председателя?> - <Их несколько - председателей в этом деле, - ответил он и выругался. - Мой папа председатель, и великий кормчий председатель, и Амброс из БАСФ тоже председатель>. - <Ганс, мне надоело драться. Когда ты чувствуешь себя солдатом, нужным в драке, это одно дело, а когда ты навязываешь себя, а от тебя открещиваются и ждут развлекательных штучек с эротикой или немецким Мегрэ - тогда делается очень скучно>. - <А я вот и предлагаю тебе повеселиться. Каждый человек должен хоть раз от души повеселиться в этой жизни>. - <В чем будет выражаться это веселье?> - <Оно уже кое в чем выразилось. Я выпишу тебе чек и дам материалы, которые потрясут мир>. - <Старина, - ответил я ему, - мир уже ничем нельзя потрясти. Лет через пятнадцать неминуемо крушение планеты: ты заметил, как изменился климат? Ты знаешь, что количество смертельного углекислого газа в атмосфере уже сейчас перевалило допустимую норму? Ты знаешь, что достаточно миру <потеплеть> на три градуса - всего лишь! - и начнется новый потоп? А кто об этом думает?> - <Хорошо, об этом будет твоя следующая вещь. Вот чек на сто тысяч. Я предоставляю все материалы. Я редко прошу, Люс, но если я прошу, то, значит, я знаю, почему я прошу>. <Порви чек. Не надо. Я не люблю пьяных разговоров. Давай вернемся к этому делу утром>. - <Ты торопишься?> - <Да, меня ждет Эжени>. - <Ты позволишь мне посидеть у тебя? Я жду звонка. Сейчас мне должен позвонить один парень, я дал ему телефон, твой телефон. Так мне было удобней>. - <Я же сказал: Нора с детьми в Италии, можешь оставаться здесь хоть всю неделю. Я из <Эврики> - прямо на аэродром: моя группа ждет в Ганновере>. - <Нет, спасибо, я дождусь звонка и уеду. Если я не дождусь звонка, тогда завтра будет много шума в здешней прессе>. - <Я раньше не замечал за тобой склонностей к Яну Флемингу. Ты говоришь загадками...> - <Если бы ты сказал мне сейчас, что ты согласен на мое предложение, тогда я бы не говорил, как Флеминг... Кстати, скорее уж я говорю, как персонажи Ле Каре. А ты говоришь о трех градусах и углекислом газе. Позвони Эжени, попроси ее задержаться, я расскажу тебе фабулу - схематично хотя бы>. - <Я не могу звонить к ней. Она звонит сюда, ты же знаешь>. - <Ты отказываешься от шекспировского сюжета, Люс>. - <Я опаздываю, милый. Поспи и не езди сам за рулем, сшибешь кого-нибудь...> Вот примерно так, - закончил Люс. - Я пытался вам проиграть всю ленту такой, как я ее помню. Положите время на паузы, смех, изучающие взгляды... Сколько получится?
- Минут тридцать, как максимум...
- Значит, нам еще не хватает сорока минут?
- Примерно так. Когда он порвал чек?
- После того, как я сказал, что опаздываю и что ему следует поспать.
- Чьего звонка он ждал?
- Не знаю.
- А если предположить?
