И я ухожу в горы, и не слышу, как поет колокол, и не
Вижу голубых рыб в зеленой воде...
Но я мечтаю о том дне, когда я спущусь к людям.
Они должны понять меня.
Они меня поймут...
- Это было так, - рассказывает Виктор Мануэль, - я зашел в бар, а напротив сидел мужчина. Он читал газету. Там был заголовок: 'Во Вьетнаме убито двести солдат'. Я даже не знаю, как это было дальше. Просто я поднялся и пошел домой. А дома взял гитару и спел эту песню. И все.
Его песни сейчас поет вся Испания. Это песни-раздумья. Он не бунтарь, он не зовет к драке. Просто он заставляет людей думать. А это так много в наши дни...
- Хорошо, я попробую устроить вам встречу со Скорцени, - сказал тот букинист из бывших СС, с которым меня свел Карлос. - Но это должно идти не от меня. Я вас познакомлю с директором большого книжного магазина, его зовут Хайнц. Мы с ним вместе сражались в танковых войсках. Я ведь был танкистом, я не виноват, что фюрер отдал нашу дивизию Гиммлеру... Хайнц знает кое-кого из окружения 'Длинного'.
'Длинным' он назвал Скорцени. Это ново для меня, потому что раньше люди, с которыми я встречался, говорили о Скорцени 'Отто', 'Сильный', 'Лошадь' или 'Шрам'.
Хайнц владеет магазином в центре Мадрида, неподалеку от главного 'супермаркета'. Здесь всегда торчит много народу, поэтому разговаривать мы с ним могли спокойно, не опасаясь, что нас услышит кто-то третий.
('Теперь-то я проклинаю нацизм, - говорил мне Хайнц, - и это правда, зачем мне лгать вам? Фашизм уважаем в Испании, так что я мог бы по-прежнему держать дома фотографии фюрера... С тех пор как я начал работать с книгами, я перестал быть идиотом. Если бы приняли всемирный закон, обязывающий людей почитать книгу, как религию, фашизм исчезнет, потому что он рассчитан на глупое стадо, для которого 'свой' дурак ценнее 'чужого' гения лишь потому, что он 'не свой'.)
- Попробуем, - сказал Хайнц. - Пошли ко мне, будем звонить...
Телефонный разговор с одним из сотрудников Скорцени был вежлив до приторности: 'О, как интересно, сеньор из Советской России! Я ничего не могу вам обещать, но я свяжусь с шефом, он сейчас находится в Гамбурге'.
(Как раз в это время в ФРГ проходили выборы в ландтаги земель, и Скорцени вылетел туда, чтобы организовать кампанию в поддержку неонацистов фон Таддена.)
На следующее утро мы увиделись в тихом, пустом баре отеля 'Риц'. Черноволосый, в переливном шелковом костюме, молодой, спортивного 'кроя' человек цепко оглядел меня и, заученно улыбнувшись, сказал:
- Сеньор Скорцени встретится с вами. Я говорил с ним по телефону. Он вернется через три дня, когда закончатся выборы.
- Сеньор Скорцени надеется на победу НДП?
- Победа НДП ни у кого не вызывает сомнений.
(Встретиться со Скорцени мне не удалось: во-первых, на выборах провалились неонацисты Таддена; во- вторых, в бундестаге разразился скандал в связи с попыткой подкупа людьми из окружения Штрауса депутата из правительственной коалиции; Скорцени, связанный и с Тадденом и со Штраусом, срочно лег в госпиталь. Официальное сообщение гласило, что он 'внезапно почувствовал острое недомогание'.)
- Сколько вам лет? - спрашиваю моего собеседника, который всячески подчеркивает свое спокойствие.
- Я младше вас на пять лет.
- Данные о моем возрасте вы получили в МИДе?
- О, у нас есть много возможностей узнавать возраст визитеров.
- Вы немец?
- Моя мать португалка. По законам евреев я должен считаться португальцем. Они считают, что именно мать определяет кровь ребенка. Мы с этим не согласны.
- Ваш отец был военным?
- Мой отец был членом партии.
- Национал-социалистской?
- Да, национал-социалистской рабочей партии Германии.
Он сказал это вызывающе-напыщенно, словно бросил мне перчатку.
- Словом, ваш отец был гитлеровцем?
- Да, мой отец был солдатом Гитлера.
- Во время войны вы жили в Германии?
- Нет, во время войны мы жили в Африке. А вы?
- Я жил в Москве, а в мае сорок пятого переселился в Берлин. После того, как фюрер отбросил копыта.
- Простите?
- 'Отбросить копыта' значит - 'сыграть в ящик'.
- История развивается по законам циклов. Быть может, мой сын проживет войну в Берлине, а после ее окончания переселится в Москву.
- Нет. Мы вас снова отлупим. И немцы вам не позволят того, что они один раз позволили Гитлеру и его солдатам.
- Немцы унижены. А нация никогда не прощает унижения.
- Чем унижены немцы?
- Поражением.
- Значит, если бы немцы победили, вы бы приветствовали уничтожение в газовых камерах славян, евреев, цыган - только потому, что они люди чужой крови?
- Это все пропаганда. Сталин сговорился с Рузвельтом. Мало ли что можно наплести на движение...
- Значит, если бы немцы победили, вы бы приветствовали уничтожение в концлагерях коммунистов, социал-демократов, левых радикалов, католиков?
- Почему именно в концлагерях? Сама жизнь заставила бы коммунистов и социал-демократов отречься от их догм.
- А если бы не отреклись?
- Это решила бы жизнь. И потом, в мои обязанности не входит борьба с инакомыслящими. Мне вменено в обязанности налаживать с ними контакты.
- Но вы бы не восстали против уничтожения инакомыслящих лишь потому, что они инако мыслят?
- Я убежден, что до тех пор, пока конституция ФРГ гарантирует солдату право не выполнять приказа командира, если он считает его несправедливым, Германия будет оставаться второразрядной державой. Армия немцев должна стать такой, какой она была прежде.
У него пронзительно-черные глаза, высокий гладкий лоб, сильный подбородок. Он ждет вопроса, чуть подавшись вперед. Отвечает он сразу - словно по вызубренным шпаргалкам. Он не мыслит, не рассуждает, он говорит формулами. Руки он держит на столе, выбросив перед собой сильные кулаки. Его пальцы сжаты в кулаки. Лишь когда он достает сигарету, я понимаю, отчего он сжимает кулаки: пальцы, чуть поросшие жесткой черной щетиной, дрожат, и эту дрожь он не может скрыть...
- Сеньор Скорцени думает так же, как вы?
- Сеньор Скорцени думает, как настоящий немец. Престиж родины для него прежде всего.
...После того как Скорцени в 1947 году сбежал из тюрьмы и эмигрировал в Испанию, он жил там тихо и незаметно, подобно лидеру бельгийских фашистов Дегрелю - палачу, военному преступнику, приговоренному к смертной казни и также нашедшему приют в Мадриде.
Скорцени жил тихо - до тех пор, пока 'холодная война', начатая 'бешеными', не 'переориентировала' прессу, искусство, юриспруденцию Запада на 'врага No1' - на Советский Союз. Те, кто умел бороться против 'Ивана', внезапно из палачей превратились в героев. И Скорцени решил действовать. Но он поторопился - он хотел, чтобы 'испанские коллеги по национал-социализму' оказали ему финансовую и политическую помощь в организации немедленной и активной борьбы против 'красных'. Коллеги ему в этом отказали - помнили эксперимент с 'Голубой дивизией'. И тогда испанский фашизм перестал устраивать Скорцени. Он уехал в Аргентину, написал там свои мемуары и на гонорар приобрел цементную фабрику. Ему всячески патронировали тамошние ультраправые. А когда Скорцени вернулся в Мадрид, но уже не скрывающимся военным преступником, на руках которого кровь тысяч невинных людей, а преуспевающим бизнесменом, он вошел в контакт с французской 'Матра' - автомобильным концерном, владельцы которого в годы второй мировой войны сотрудничали с фашистами как коллаборационисты.
Помимо автомобилей 'Матра', Скорцени начал заниматься ракетами и оружием, - это устраивало и бывших вишистов, и тех господ из 'ЕОД' ('Европейское освободительное движение'), которые тесно связаны и с фон Тадденом, и с 'ястребами' Пентагона.
У 'Матра' были издавна отлажены контакты с международными рынками в Африке. В 1965 году 'Матра' - через Скорцени - заключает договор с итальянской фабрикой вооружений 'Отто Мелара'. Президент этой компании Кандидо Бельярди был одним из приближенных Муссолини и с тех еще времен почтительно дружит с 'освободителем Муссолини' - эсэсовцем Скорцени.
'Матра' и 'Отто Мелара' начали наступление на африканском рынке оружия. Атаку возглавил лично Скорцени. Он руководил поставками оружия сепаратистам Биафры. Он заключил соглашение с правительством Либерии, которая стала своего рода перевалочной базой, ибо правительства Франции и Италии не дали - по понятным политическим соображениям - разрешение на прямые поставки оружия нигерийским сепаратистам.
Здесь, в Либерии, на маленьких аэродромах, Скорцени загружал оружие в арендованные самолеты, летал над Биафрой и сбрасывал с парашютами ящики с оружием сепаратистам.
Когда сбрасывать оружие с парашютами стало трудно, ибо законное правительство теснило сепаратистов, Скорцени приобрел самолет с крохотным размахом крыльев и начал сажать его на узких площадках в джунглях. Поставки оружия сепаратистам продолжались до последнего момента.
После разгрома мятежников Скорцени ненадолго уезжает в Мадрид. Официальная версия - 'внезапное недомогание'. На самом деле ему надо было подсчитать барыши: на поставках оружия он заработал немало миллионов. Идеология идеологией, а прибыль прибылью. 'Выздоровев', он летит в Южный Судан и там снабжает оружием отряды наемника Штайнера. На этих поставках Скорцени заработал еще более крупное состояние. А уже после этого он отладил прямые контакты с крайне правыми в ФРГ и в Италии. Сейчас он финансирует неонацистов.
