— Они тебя бросили? — всхлипывает. — П-п-почему?
Я не соглашаюсь, что значит бросили? Обстановка-то, какая: трупы валятся со всех сторон, ментовка звереет вовсю: факты, как говорится, на лице, бомбы в сумках, и прочее.
А господин Сухой поступает правильно, уйдя в подполье: надо переждать кризисный этап и не рисковать бесценным аутистом.
Мои разумные речи действовали на Маю, как наркотический «винт» на хумарика, то бишь любителя улетать за грамм дряни в волшебные кислотные антимиры. Девушка пошмыгала носиком и успокоилась, доверчиво вопросив:
— Ты поищешь их?
— Конечно, — обнял за плечи. — Куда я без них?
— Нужна помощь?
— В каком смысле?
Получив ответ, задумался: собственно, с кем имею дело: то ли с простушкой-пастушкой, то ли с плутоватой продувной Мата Хари. Что ей от меня надо на самом деле? Не был ли мой последний сон, повторю, вещим? Почему идет такая активная обработка моей скромной персоны? Цель — аутист? А что после?
— Ты меня пугаешь, — признался я. — Зачем нам ещё какой-то «охотник на людей»?
— Мне его рекомендовали, — мило улыбнулась. — Он профессионал.
— И что?
— Мы должны найти первыми, — строго объяснила. — Ты ведь не хочешь, чтобы нас опередили?
Я только развел руками от таких умненьких-разумненьких речей. Черт возьми, такое впечатление, что нашу тушинскую троицу обложили со всех сторон. Что происходит?
Владея дьявольским миллионом, (будем считать, что владею) я не только не обрел долгожданной свободы, а вязну все больше и больше в опасной для жизни интрижке, как в чане с растопленной смолой.
Да, делать нечего — надо музицировать по чужим нотам пока общая картинка не прояснится до чистоты слезы ребенка. Как там, у великого Федора Михайловича о слезе младенца: если в фундаменте здания всеобщего мирового счастье заложена хоть одна слезинка ребенка, то такое здание человечеству не нужно. М-да! Слезы мы уже имели — вопрос: не крокодиловы ли?
Я внимательно смотрю на Маю — проникнуть бы в её мысли, скрытые за слегка напудренным лобиком? Каким образом? Напоить водочкой и затащить в койку? Может, во время феерического оргазма она признается во всех грехах.
Фи-фи, Слава, сидишь на старом могильнике и о чем мечтаешь, негодник? А что делать?
— Может, помянем Исаака Исааковича? — осторожно предлагаю.
Рабоче-крестьянское предложение не проходит — Мае нужно торопиться на семейные поминки. Не приглашает туда по причинам понятным, однако выражает надежду, что и у нас скоро появится более веселый повод поднять рюмки.
И мы бредем на выход из мира теней в мир реальных проблем. Я ощущаю некий дискомфорт, хотя душой закален, а тут некий в ней неприятный осадок, точно сода в стакане теплой воды для полоскания поврежденных десен. Пытаясь перебороть дурное настроение, вновь опускаюсь на корточки и заглядываю под днище спортивного лимузина.
— Бомба, — шучу.
— Не смешно, — открывает дверцу. — Тебе куда? — щурится от солнца, и оттого кажется постаревшей.
Я смотрю на неё снизу вверх и вижу, что тлен уже лежит на её молодом и прекрасном лице. Тлен разложения?
Потом отвечаю на её вопрос: подземка рядом, пройдусь, подумаю, главное, было бы над чем? И думать нечего, произносит ультимативным тоном, садясь в машину, и советует все-таки позвонить «охотнику на людей», то бишь мenhantеr, если выражаться языком великого Шекспира.
— Все уже оплачено, милый, — посылает воздушный поцелуй.
И, хлопнув сизым облачком в мое несчастное лицо, «пежо» пропадает в механическом потоке, а я, переведя дух от СО, начинаю костерить все на свете, и себя, любимого, и любимых друзей, и любимую власть, и любимую девушку. И её, сучку, больше всех. Красивая представительная шлюха, решившая, что сделала тушинского простака: «Все уже оплачено, милый». Куда там? Fuck, моя радость и моя печаль! Не родилась ещё такая, чтобы приобрести за гроши несколько килограммов моих потрохов и несколько граммов моей души…
Спокойно, Слава, сдерживаюсь, что тебя, истерика, больше всего гневит? Вовсе не то, что тебя могут купить, как пачку вредных сигарет в металлической палатке.
Ложь? Вот в чем дело — её ложь, Маи, хи-хи, Михайловны. Я чувствую её ложь, как смертельно больной — свою лилово-онкологическую опухоль.
Прелестница уверена, что удачно сыграла роль подсадной кряквы, одного не учла: моего опыта в сношениях с ехиднами рода человеческого. Жизнь научила за приторными улыбками и слюняво-любовным придыханием видеть оскал хищниц, готовых сожрать святую душу в мановение ока. Да, приятно, когда острые зубки обкусывают твой природный кол, однако, когда пытаются слопать воздушно-вечную субстанцию в 4,44 грамма, то простите-простите.
Ладно, разберемся, как любит повторять мой полукриминальный друг Василий Сухой. Надеюсь, он знает, что делает. Хотя за то, что заставил меня отдуваться за все трупы разом, ему надо отстрелить кое- что.
Где же искать друзей детства? Вот вопрос вопросов, который волнует не только меня, но и всех, кто в теме о миллионе. А кто у нас в этой теме? Да все, кому не лень.
Я и Василий — это раз. Вор в законе Аслан Галаев со своими нукерами-чебуреками — это два. Охранно-коммерческая структура «Алмаз» при ВО (внутренних органах) — это три. И четыре — будущий проправительственный дилеровский центр. И это я насчитал только тех, о ком знаю лично. Кто меня бил и любил, если шутить по-черному.
Словом, толпы народа хороводят вокруг одного импортного миллиона и одного отечественного аутиста.
Кстати, на мой вопрос: «Могу ли я взять миллион на бирже?», Мая отвела вопрос в сторону, и так, что я этого тогда не заметил. Сейчас вспомнил и… ну нет слов, господа!
Почему никто не хочет, чтобы тушинский лапоть превратился в лакированные grindar`s?
А все просто: деньги — это свобода. Свободный человек в этих самых «гриндарах» — опасный человек для власти. С нищим в лаптях удобнее договариваться. Корочку хлеба и бутылку водочки — и член общества уже счастлив.
Мысль о водке была своевременной. Выйдя из подземки на поверхность земного шара и своего рабочего района, широким шагом покуролесил к универсаму, где родную продавали самую лучшую и крепкую.
Помимо желания нарезаться в усмерть, а потом разрядиться на мешках с Ирочкой Фирсенко, у меня возникла идея. Это была хорошая идея, несмотря на то, что моя голова трещала, точно электрическая подстанция в дождливую погоду.
Бывшая одноклассница встретила меня радостно, да успела испортить настроение ахами по поводу непрезентабельного состояния моей рожи. Я не выдержал и задал прямой вопрос, мол, это ей, страдалице, помешает совершить со мной сексуальный полет в прекрасное далеко? Ведь отнюдь не помешает? Тогда в чем дело? Я тебя люблю, отвечала дурочка, а ты вот такой, мне жалко-о-о.
Короче говоря, пока добрая Ирэн освобождалась от труда для любовной потехи, я отправился в подсобное помещение и там сел за телефонный аппарат. Цель была одна — найти Антона Татищева, по прозвищу «Антей», тушинского вора в законе, держащего наш район в относительном порядке и благополучии.
Знали мы друг друга хорошо, в детстве не раз зуботычились, мирились, вместе росли, гуляли, частенько пили в Серебряном бору, чтобы в хмельном угаре погонять нудистов.
Однажды, вооружившись пластмассовыми китайскими пистолетами, мы гнали голую группу любителей
