подери!
— Саша, — вмешалась Рита, — Рафаэль говорит правду.
— Что?!
— Я все тебе объясню. Отпусти человека. Поезд от перрона…
— Какой поезд? — потерял я окончательно свое лицо. И отпустил чужой рукав.
— Счастливо, Рафаэлька! — пожелала девушка уходящему на мексиканскую территорию.
Гранадский принц оглянулся и крикнул со слезами на глазах:
— Маме!.. Маме передайте, что я… на поезде. Это шутка про поезд, я понял. — И уходил, уходил, уходил в глубину коридора. Накопителя, тьфу, пассажиров. Только что был — и вот его нет. Нет. И нельзя его больше помацать руками, как мираж.
Странные метаморфозы происходят вокруг, это правда. В том числе и со мной. В конце концов я сказал, как выматерился:
— Ничего не понимаю!
— А я все понимаю, — сказала Марго и, взяв меня под руку, повела в бар. Пить кофе. Ждать отлета Boing-747. И говорить по душам.
Отвратительное, горькое пойло мы выпили, отлета лайнера в страну кактусов дождались и даже поговорили по душам, но я как чувствовал себя идиотом, так и продолжал чувствовать. Такого чудака на букву «м», как я, можно было искать днем с огнем. Искать на всей территории республики. И не найти, ей- ей.
По уверениям Риты, документы и видеокассета находятся у Оленьки, которая младшенькая и которая трудится библиотекарем в школе, где…
— Да знаю я эту Оленьку, — в сердцах плюнул я в чашку с кофейным пойлом. — Беседовал про жизнь, как с тобой… Тьфу ты, я дундук! То-то она так суетилась у столика своего… Ну, конечно! А я, Пинкертон хренов, страдал от собственного распиздяйства. Хотя кто же мог подумать? Тут бы даже бравый милиционер Пронин застрелился от тоски. — А как, черт, её фамилия? Ларина?
— Нет, Зайченко.
— А при чем тут семейство Лариных? — взбеленился я. — Ну, Зайченко!
— Саша, все просто. Младшенькая Оленька и старшенькая Татьяна играли в школьном спектакле «Евгений Онегин». Сестер помещика Ларина. Мама Рафчика помогала им с платьями, там… декорациями… Ну, понимаешь.
— Ну, допустим.
— Это давно было, но со спектакля пошло это прозвище «семейство Лариных».
— И об этом все знали?
— Как я понимаю, это только у мамы с Рафчиком…
— Не называй его так. Пожалуйста, — скрипнул я зубами.
— На себя злись, дорогой, — сказала Рита. — Пушкина надо было читать. В детстве.
— Читал я.
— Не знаю, не знаю, — хмыкнула девушка. — Помнится, я пыталась сказать…
Я поник головой, идиот в квадрате. В кубе. Колыванский туз. Ходили вокруг да около. Прости, Александр свет Сергеич, своих заблудившихся в суете потомков. Что тут поделаешь, грешны. Ой, как грешны.
— Ладно, — загорячился. — Всего Пушкина. От корки до корки.
— Болтушка, — засмеялась Рита. — У него томов тридцать.
— Сколько?
— Ну, десять.
— Силен, братушка.
— Прочитай для начала «Евгения Онегина», братушка…
— Етка-летка! — вспомнил я. — Панин же… С Евгением…
— Ой, забыли…
И, толкая друг друга, мы галопом помчались по залу ожидания. С видом катастрофически опаздывающих пассажиров. Любезные до тошноты интуристы уступали нам дорогу. И, видимо, были немало поражены, когда мы исчезли в стороне, противоположной от таможенных пунктов регистрации, а следовательно, и воздушных судов. Ох, эти rashin, edrena matyshka, все у них через dzopy.
Слава Богу, мы успели. Если это можно так назвать. Панин прохрипел в трубку, что их загнали на скоростную трассу два е'драндулета и он вынужден с крейсерской, е'скоростью приближаться к деревне Шереметьево. То есть е'дудец близок. Вместе с огнями аэропорта.
— Держись, Николаша! — заорал я. — У нас порядок, дорогой! Можешь е' из всех стволов. Иду к тебе, родненький!.. Сейчас мы их сделаем в дуду!..
Джип застонал всеми своими измученными суставами. Замелькали огни аэропорта, автомобильные ряды, жирные бока автобусов… напряженное лицо Маргариты.
— Ничего, девочка, ты же этого хотела? — успокоил я её, как мог. Героический репортаж с места событий, а?
— А можно, я спрошу? У героя?
— Что, родная?
— А почему герои так матерятся?
— Что?
— Ну, употребляют нецензурные выражения?
— Не слышу, — крикнул я. — Потом… потом!
Хотя прекрасно все понял. Вопрос, конечно, интересный. Однако это все равно что спросить, почему ночь темная, звезды мерцают, а люди по ночам спят. Или бодрствуют. Почему у кошки четыре лапы и хвост? А собака лает? А ветер носит? И зачем построены пирамиды? И отчего войны? И что заставляет не пустить себе пулю в лоб? Нет на эти вопросы ответа. Нет, елки-зеленые. Брызги шампанского!
Я заметил на трассе нервно пляшущие огоньки, похожие на шаровые молнии. И понял, как пишут в любовно-канареечных романах, развязка близка. Близка, как матушка с оструганным сельскохозяйственным инвентарем.
Взялся за телефон — переговорил с Паниным. Без нецензурных выражений. Хотя очень хотелось.
— Ну, что, родная, держись! — предупредил я. — Только не за меня. И постарайся не выражаться.
Маргарита покосилась на меня, но промолчала. Была б моя воля, попросил бы из автомобиля. Так ведь бесполезное занятие, девочка все хочет испытать сама, как, наверное, её учила популярная журналистка Борс. И это правильно: все надо пощупать своими руками. Даже фараона Хеопса в одноименной пирамиде. За его скипетр.
Расстояние сокращалось. Между джипом и сумасшедшей кавалькадой. Я просигналил фарами — и дипломатический «Мерседес» резко сманеврировал на шоссе. Едва не улетев в кювет, он развернулся и помчался от деревни Шереметьево. Преследователи переполошились, как куры на насесте. Если судить по тем воплям, которые неслись через «жучки» в наши уши. Уши вяли, ей-Богу. Оказывается, мои выражения — это младенческий лепет в солнечной песочнице.
Панин умел считать — их преследовали две машины ГРУ. И они суетливо принялись повторять маневр посольского лимузина. И получилось так, что одно из служебных авто решило исследовать глубину российского кювета. И притормозило близ него.
Джип скользящим ударом помог служебной колымаге нырнуть в овражек. Нас с Ритой тряхануло, как при пятибалльном землетрясении. Мы высказали друг другу некоторые претензии. Ором. Марго: мол, предупреждать надо о своих действиях, фак'ю. Я: мол, предупреждал же, едрена мать!
Пока мы выясняли отношения и приходили в себя, впереди по движению вспух огненный шар. Летучее облако пламени заклубилось в ночном пространстве. Нетрудно было догадаться, что мечта Панина воплотилась в полном объеме. Я порадовался за товарища: хоть одна фантазия превратилась в реальность. М-да.
Когда мы приблизились к пожарищу, то увидели, как жидкая, огневая плазма пожирает автомобильную коробку и четыре корчащиеся в ней фигуры, похожие на восковые. Мне даже показалось,
