Мать моя родина! С брызгами шампанского. Я увидел маленький лесочек. И над ним яркий, ослепительный блат шарик, то бишь солнце. А внизу увидел двоих ушлых солдатиков в бушлатиках цвета шпал. И эти стройбатовцы, сбросив в ямку шиферные плиты, принялись на них прыгать. Зачем? Почему? А просто так. Может быть, от радости жизни? И чистого майского утра? Естественно, хрупкий шифер хрустел под сапожищами. Трац-трац-трататац!
Чертыхаясь, я выбрался в коридор и обнаружил на стене ходики… милые такие ходики, изображающие избушку на курьих ножках. Стрелки на этой избушке доказывали, что уже одиннадцатый час. Я оторопел, если не сказать больше, задумался о смысле жизни. И моей роли в ней.
Мирный храпок Панина в гостиной вывел меня из глубокой тоски. Радовало, что не я один такой малахольный обалдуй. Двое — это уже коллектив.
Затем я услышал странные звуки из кухоньки, там что-то шкварчало. Неужели бедный Евгений ещё и нетрадиционный мазохист, решивший на себе испытать действия раскаленного утюжка?
Нет, юноша осторожно чистил картошку, а возле газовой плиты хозяйничала Рита. В фартуке с бордовыми розами. На сковороде корежились, повизгивая, куски свежего мяса. На столе млела баночка с огурчиками. Я проглотил голодную слюну и задал вполне уместный, на мой взгляд, вопрос:
— Ритуля, который час?
— Там ходики, посмотри.
— Я же просил, — укоризненно проговорил. — Надо ведь идти к этой… Оленьке…
— А зачем?
— Как это зачем? — прохрипел я, чувствуя себя нехорошо от пряного, наверное, запаха, волнами наплывающего от сковороды. — Что происходит вообще?
— Мы уже были. У Оленьки, — ответила Маргарита. — Все здесь, — и кивнула на подоконник. Чмокнула меня в щеку. — Я тебя будила. Ты спал как убитый. И мы с Евгением решили сами. Да, Евгений?
— Да, — улыбнулся тот. — Оленька нам обрадовалась.
Я млел, как банка огурцов на столе. Такого не может быть. Потому что не может этого быть. Никогда. Два человечка носили в хозяйственной сумке совершенно секретные, сверхскандальные документы, за которые готовы удавиться сразу все находящиеся на политическом Олимпе.
— И на рынок вы ходили? — тянул я руку к обыкновенной полиэтиленовой сумке, не веря до конца в реальное существование в ней документов. — После Оленьки, да?
— Да, а что? — оглянулась Рита. — Что-то не так?
— Огурчиков вот купили, картошки, — сказал Евгений.
— Нет, ничего, огурчики — это хорошо, — улыбался я, как кретин, которому подарили любимую игрушку. — Спасибо, ребята. Там, кажется, видео?
— Там две машинки, моя и папы, — крикнули мне в спину. — Вы умеете обращаться?
Маргарита ответила за меня, мол, сам убедился, как они обращаются с техникой. А я, покачиваясь от разнообразных чувств-с, ввалился в гостиную.
— Паня! — гаркнул я. — Все на свете продрых, е'! Вместе со мной. Нам бы грибы шкрябать на асфальте. Или свиней пасти в помидорах!..
Мой товарищ свалился с узенькой тахты и недоумевал на паркете:
— Какие помидоры? Какие свиньи? Ты чего, Алекс? Белены объелся?
— Грибочков, Николаша, — просматривал списки тайных агентов. — Да, мухоморы и поганки нашей политической действительности.
— Чего это?
— То, за чем мы… Ай да банкир херов, и он тут, птичий выродок. М-да, голубые небеса.
— Нашли список, что ли? — зевнул Панин. — Ну, и чего там?
— Список пятой колонны. От «А» до «Я». В алфавитном порядке. Прав Матешко, вся королевская рать. Вот гниды, и они ещё что-то народцу вещают, чносы. Зачитать?
— А зачем? — снова зевнул мой боевой друг. — Мне это не надо. Все одно знаю, если с мандатом, то последняя манда. Все они там говноеды.
С таким утверждением трудно было спорить. Я и не спорил. А попросил подключить видеомагнитофон — и через минуту кассета была затянута в нутро механизма. И мы с Паниным принялись смотреть «домашнее кино». Длилось оно минут пятнадцать, а нам показалось — вечность. Я всегда считал себя человеком вольных взглядов и свободного поведения, во всяком случае, в ханжестве и лицемерии меня трудно обвинить, но то, что я увидел на экране…
М-да. Тут нужен психиатр. Для участников сабантуя. В сауне.
Высокопоставленных туш было семь. Возглавляли всю эту голую свору пидеров господин ШХН и генерал Дусев. Были ещё два депутатика, мелькающие на ТV, армейский генералишко с обвислым пузом и два банкира, один из которых — до боли мне знакомый.
Съемка скрытой камерой началась в наивысший пик свинства. (Боюсь, перед этими благородными и чистыми животными придется извиниться.)
Так вот, эти отцы нации, потрясая брюхами и тем, что находилось под ними, начали обсуждать текущий политический момент. Ну, не нравился нагим господам текущий политический момент. И, влив в свои бурдюки по литру водки, они решали, точнее, мечтали о том грядущем близком, когда они будут полноправными хозяевами кремлевских палат. Этакий заговор бояр во главе с Шуйским.
Выражались бояре на жаргоне народном. И поэтому приводить пример не имеет смысла. Такие откровения дорогого стоят. Теперь понятно, почему вельможный пан ШХН готов был на все. Думаю, Рафаэль родился в рубашке. Что и говорить, незнание часто спасает человека. От гильотины.
Потом появились «мальчики» — печники со своими инструментами. И началось такое, что я почувствовал неистовое желание расстрелять всех участников банной фиесты. За аморальный образ существования.
Когда просмотр мультфильма про семерых богатырей закончился, мы с Паниным молча отправились в кухню. Там нас уже ждал поздний завтрак.
— Ну, как кино? — радостно спросила Рита. — Это то?
— А выпить ничего нет? — поинтересовался я.
— Молоко, — ответил Евгений.
— Саша, я же спросила? — обиделась девушка. — Кино то или не то?
— То, то, родная, — проговорил я, разливая молоко по стаканам. — Ты даже не представляешь, какое «то».
— Ну и хорошо, — легко сказала Маргарита.
Мы с Паниным взглянули друг на друга и, давясь смехом, подняли стаканы. И хлопнули по молочку. За погибель всей пятой колонны!
Марго возмутилась — руки в боки:
— Мальчики, вы над кем смеетесь? Что происходит? Черт дери!
Я плюхнулся на стул, усадил на колени сопротивляющуюся маленькую девочку-хозяюшку.
— Мальчики, вы точно рехнулись! Евгений, да? Им молока больше не наливать.
— Если я рехнусь, то только от тебя, милая, — и чмокнул в ланиту, оставив на ней чистый молочный след, похожий на галантерейное сердечко. Такие сердечки-заколки я видел у мамы. В другой жизни.
У «Детского мира» штормила торгашеская волна: продавали все, от ползунков до колясок, похожих на танки в малиновых тонах. Наш джип проезжал мимо. Рыночных отношений. И вдруг — ба! Что за встреча… У детских колясок — генерал Матешко в плаще и шляпе, делающий вид, что торгует ходовым товаром. Да-да, торговля танками нынче приносит доход. Даже детскими.
Наших шуток генерал не принял. А стал браниться, правда, в корректных выражениях, поскольку с нами находилась молодая дама в лице Маргариты. Оказывается, генерал места не находил, когда пришла информация с ночной трассы о гибели двух машин. Уж он, грешным делом… Хотя наш автомобильчик тоже на вид — путь на свалку истории и металлолома.
— Товарищ генерал, — отрапортовал я. — Задание родины выполнено.
— Иди ты, — и покосился на Риту. — Охламонище. Каких свет не видывал.
— Но симпатичный, — улыбнулась девушка.
