вам дал право забирать тело погибшего животного? Я буду писать рапорт в региональное управление по охране окружающей среды!
— А ты скотина, Гоц, — раздельно произнёс Сагит, разглядывая инспектора. — За бюфтона тебя совесть не мучает? Ведь самку угробил.
— Несчастный случай! — быстро произнёс Аниэль. Его вдруг осенила элементарнейшая в своей чудовищности мысль, что сейчас Сагит столкнёт его с обрыва или просто улетит, бросив тут на верную гибель. В старых книгах подобные вещи встречались сплошь и рядом, так почему бы такому не произойти и сегодня? Тут не Земля, а дикий мир, на всей планете и полсотни человек не проживает… расследования проводить некому, да и незачем, спишут на нелепую случайность — и вся недолга.
— Значит, не мучает… — задумчиво произнёс Сагит. — Только когда рапорт сочинять станешь, не забудь указать причину, с чего бы вдруг лавина сошла. А я доказательства предоставлю, — Сагит поднял руку и повертел перед Гоцем крошечным пёстрым параллелепипедом, в котором инспектор узнал кассету, специально купленную для съёмок злополучного фильма.
— Отдайте! — потребовал Гоц. — Это чужое имущество!
— Копытень, тоже чужое имущество, — веско возразил Сагит, — к тому же, он живой, а ты его чуть не убил. Припозднись я на пару часов — и всё, заели бы зверя. Или ты только диких животных охраняешь, на остальных тебе плевать с присвистом?
— Какой копытень? Я ничего не знаю! Это тебе придётся объясняться, каким тебя сюда ветром занесло. Тут заповедная зона.
Сагит притёр флаер к самому обрыву, протянул руку. Гоцу на мгновение показалось, что его собираются схватить за шкирку, чтобы рывком… скинуть вниз или втащить в машину? — этого Гоц не понял. Однако, Сагит всего лишь ухватил двумя пальцами за край воротника и выдернул оттуда крошечный пеленгатор, пропажу которого Аниэль успел оплакать.
— Вот как меня сюда занесло, — учительским тоном произнёс Сагит. — Прибыл для спасения гибнущего человека. Летел за очередной партией зерна, а тут вдруг сигнал… Кстати, будешь писать рапорт, не забудь указать, каким макаром эта штучка оказалась в ухе моего копытня. Насколько я разбираюсь, это имущество экологического общества, редких животных кольцевать… Только не здесь, не на Земландии… тут с жучками, сам понимаешь, аккуратнее нужно.
Гринписовец позеленел.
— А бюфтона я сдам, — соловьём разливался Сагит. — Доложу, каким образом я его нашёл, доказательства представлю — и сдам. Мне и десяти процентов комиссионных хватит. А штраф и всё остальное, чем ты меня пугал, это с виновника. Ну что, полетели рапорт писать?
— Подавись ты своим бюфтоном, — через силу выдавил Гоц.
— Вот видишь, бюфтон уже мой, — доброжелательно сказал Сагит. Он вытащил откуда-то лист бумаги и протянул Аниэлю, по-прежнему стоящему над обрывом: — Давай-ка, во избежание, актик подпишем, мол бюфтон достался мне по праву, поскольку выполз на моё поле и посевы травил. Не жрал, конечно, бюфтон кукурузы не ест, а просто вытаптывал. Так, мол, и так, при осмотре места происшествия… тут всё стандартно… разрешение на вывоз и продажу… фотографии я потом приложу, у меня их есть. Сам понимаешь, на моём острове бюфтонов больше чем на всей остальной планете, вот и лезут на поля, почём зря.
— Сволочь ты, — тоскливо сказал Гоц.
— Ну вот, чуть что, так и сволочь. Я же тебя спасаю. Не хочешь, не подписывай, — полетели рапорт составлять.
— А почему тут написано, что бюфтон — самец?
— Тебе нужны разбирательства из-за убитой самки? Мне — нет. Самку я даже с твоим разрешением убивать не стану.
Аниэль Гоц вздохнул, прижал лист к прозрачной лобовой броне флаера и, проклиная всё на свете, подписал бумагу услужливо поданной ручкой.
— На каждой странице распишись, — напомнил Сагит.
— Всё равно я тебя поймаю! — истово пообещал Гоц.
— Лови, — согласился Сагит, распахивая дверцу. — Только смотри, как бы снова где-нибудь не завязнуть. Второй раз могу и не поспеть вовремя.
Яичницу Сагит накрыл колпаком из частой стальной сетки и с тарелкой в руках вышел на улицу. Его слегка пошатывало после бессонной ночи, но всё же Сагит был доволен: он успел сделать всё и теперь можно было, не торопясь, проверить пару предположений. Одно предположение касалось насекомых, а второе — души человеческой.
Тарелку Сагит поставил на приступку крыльца, а сам уселся рядом. Привлечённые вкусным запахом немедленно слетелись слепни, стрекалки и всякие иные мухи. Но больше всего в этот ранний час было комаров. Насекомые облепили сетку густым шевелящимся слоем, но частая сеточка не пускала их к пище. Сагит терпеливо ждал, поглядывая в смотровой глазок, без которого, пожалуй, сквозь сетку и не заглянуть было бы. Вот, наконец, один особо тощий комаришка, сложившись чуть не вчетверо, протиснулся сквозь ячею, расправил крылышки и уселся на край глазуньи. Тщедушное брюшко раздавалось на глазах, ощутимо отсвечивая жёлтым.
'Хорошо, — размышлял Сагит, — идёт он явно на тепло… а вот как сосать умудряется? Комар ведь сосать не умеет, ему кровь самотёком должна идти. Возможно, свою роль играет поверхностное натяжение. Надо будет потом предложить им лопнувший желток, любопытно, сможет ли комар им питаться? Не исключено, что тут свою роль играют капиллярные процессы…'
К тому времени, когда первый комар отвалился от пиршественного стола, рядом сидело ещё с десяток дудкомордых тварей. Раздувшийся желтобокий обжора, спотыкаясь, бродил по тарелке, несколько раз порывался взлететь, но частая сетка не пропускала огрузневшее тельце. Ловушка работала идеально, отсортировывая яйцеедов. Потом будет легко проверить, дадут ли они полноценное потомство или же чистый белок не годится для комариных самок.
Негромкий гул заставил Сагита поднять голову. Большой пассажирский флаер выскользнул из за холма, резко тормознул и опустился у самого дома. Из флаера выпрыгнул Аниэль Гоц, следом вылезла чета Никифоровых и Пювис Пюже — агроном центральной усадьбы. Даже сквозь маски было видно, что свидетели, притащенные Гоцем, чувствуют себя неловко.
— Над заповедником, значит, летать нельзя, а над моей усадьбой — можно? — спросил Сагит, шагнув навстречу гостям. — Скаковой копытень к флаерам приучен, а где я теперь остальных искать буду?
— Нам стало известно, — произнёс Аниэль Гоц, глядя Сагиту поверх головы, что вами вчера незаконно убит бюфтон.
Гоц ткнул рукой в сторону коптильни, которая у Сагита вызывающе стояла возле самого дома.
— Есть бюфтон, — признал Сагит. — Вы же сами вчера акт подписывали. Если память заклинило, могу показать, и вам, и свидетелям.
— Речь идёт о другом бюфтоне, — повысил голос Аниэль. — Причём о самке! Вы застрелили самку, и должны отвечать по всей строгости закона! мне необходимо провести досмотр этих помещений!
— Ордера на обыск у вас, конечно, нет, — произнёс Сагит ледяным тоном, — однако не будем формалистами. Прошу, господа.
Вход в коптильню, как и всюду на Земландии, осуществлялся через специальный тамбур, однако, репеллентами тут, в самом прямом смысле слова, и не пахло, так что гости, не особо надеясь на дым, не стали скидывать накомарники.
Разделочные столы оказались пусты и выскоблены, а вот сами коптильни загружены.
— Процесс ещё не закончен, — сказал Сагит, — однако, кто умеет дифференцировать копчёное мясо бюфтона по половому признаку, может открыть один из аппаратов и отобрать пробу.
— Внутренности где? — отрывисто спросил Гоц.
— Выкинул. На улицу. Прямо здесь, около стенки.
Аниэль представил, что за сутки сделает с требухой саркофага и синяя мясная муха, и помрачнел. На Земландии отходы можно выбрасывать на любом месте, не залежатся. Разве что крупные кости останутся, но и те через пару месяцев будут источены жучками и крошечными клопиками — алидами.
— Голову тоже на улицу выкинули?
