Женька заверила, что мы сами способны добраться, и я с удивлением поняла, что тоже приглашена на ужин.
– Дашь мне свой сиреневый костюм, – сказала Женька, разглядывая себя в зеркале.
– А я в чем пойду?
– Это мой бенефис, у тебя муж есть, если уж ты так неудачно о нем вспомнила.
Я вздохнула и пошла выбирать себе платье.
Когда я вновь появилась в комнате, Женька стояла у комода и держала в руках фотографию. Я подошла и хмуро спросила:
– Это кто?
– Кошкина. Ольга дала. Мы с ней вчера встречались.
На фотографии женщине было лет сорок. Красивое строгое лицо, губы едва тронуты улыбкой и потрясающие глаза.
– Она красавица, – сказала я.
– Точно. А мужики козлы. Таких женщин бросают.
– Она не могла иметь детей, – напомнила я.
– Все равно козлы. Вот если бы твой Ромка не мог иметь детей, ты бы его бросила?
Вопрос поверг меня в раздумья.
– Нет, – наконец ответила я. – Но я бы очень переживала.
– Вот. А он бросил.
– Женщины тоже оставляют мужчин. Ты сама скольких бросила?
– Это совсем другое. Я же замуж не выходила. А потом, они сами виноваты. Ладно, поехали, а то опоздаем.
Петренко прохаживался возле ресторана с таким видом, точно ждал свое счастье. Улыбаться стал за сто шагов, подхватил Женьку под руку, с чем я ее и поздравила. Ужин удался, в том смысле, что вино и еда были превосходны, Петренко изо всех сил старался нас развлечь, в чем преуспел, но я все равно осталась недовольна. Сколько я ни пыталась вернуть разговор к интересующей меня теме, Павел Ильич ничего нового так и не сообщил. В девять часов я заявила:
– Боюсь, мне пора, – и покосилась на Женьку.
– Тебе в самом деле так необходимо идти? – голосом ученицы младших классов спросила она.
– Сердцем я с вами, но идти придется.
– Как жаль. – Женька плотоядно посмотрела на Петренко. Может, мне показалось, но наш Казанова слегка запаниковал. И правильно. Я бы на его месте хорошенько подумала, прежде чем соблазнять мою подругу.
Выйдя из ресторана, я села в машину и отправилась на улицу Горького, где жил Кошкин. Адрес Женька дала мне еще дома. Оставила машину возле сквера и пошла по аллее, теряясь в догадках, как его узнаю. Пора ему было уже появиться. По аллее бродили собачники со своими питомцами, вяло переговариваясь друг с другом. Я прошла до конца сквера, повернула назад и тогда заметила мужчину – он только что вошел в парк, спустил с поводка белого пуделя и начал оглядываться. Я ускорила шаги.
– Владислав Николаевич? – спросила я, подходя к нему.
– Да, – ответил он, с удивлением посмотрев на меня.
– Меня зовут Анфиса. Это мне ваша жена прислала письмо.
– Вот как, – сказал он, приглядываясь ко мне.
– Извините. Евгения не смогла прийти, вы не против поговорить со мной?
– Не против. Правда, я не представляю… собственно, чего вы хотите?
– Найти вашу бывшую супругу.
– Я был в милиции, меня заверили, что ее ищут.
– Я хотела поговорить с вами о ее отце. Вы ведь были с ним знакомы?
– Конечно, я был с ним знаком. Мы прожили с первой женой пятнадцать лет и…
– Что это был за человек?
Мы не спеша шли по аллее. Кошкин, следя взглядом за пуделем, который примкнул к ватаге собак, молчал. Я уже хотела повторить свой вопрос, и тут он ответил:
– В двух словах и не скажешь. С моей точки зрения – нормальный мужик. Обыкновенный. С другой стороны… было в нем что-то… настораживающее. Может, это из-за рассказов Маши. Она считала отца виновным в смерти матери. По ее словам, он избивал жену, умерла она от опухоли мозга, что могло явиться следствием удара. В общем, я не знаю, насколько на мое собственное впечатление повлияли ее рассказы.
– Но она ведь продолжала общаться с отцом после смерти матери?
– Он почти сразу женился, его новая супруга оказалась малоприятной особой. Окончив школу, Маша уехала к брату, он был старше ее, успел закончить институт и уже работал, здесь, в нашем городе. Он был женат, имел сына. Она поступила в институт, снимала комнату, потом мы познакомились… – Он вздохнул и,
