– Когда? Уже совсем темно было?
– Нет еще. Как раз смеркалось – семь, начало восьмого. Я немного прошел по дороге – думал, может, наткнусь на нее, больше ничего в голову не приходило. Потом вернулся и снова стал ждать.
– Просто ждать?
– Естественно. Что же еще?
Лакс вежливо улыбнулся
– Вам, может, расслабиться надо было. Пропустить рюмку-другую. Нервы и все такое.
– Может, и так. Ну и что?
– Да ничего. – Шериф заулыбался еще шире. – Почему я спрашиваю. Мистер Расмуссен говорит, вы были слегка под мухой. Позже, ночью уже, в смысле.
– Ах ты господи.
– Так он ошибся?
– Нет, пару рюмок я выпил. – Уэйд почувствовал, как в горле поднимается что-то кислое, отдающее капустой. – Да послушайте, боже мой, что за идиотизм. Кэти неизвестно где, может, ждет помощи на берегу, а мы тут сидим и выясняем, сколько, к чертовой матери, я выпил рюмок.
– Так сколько все-таки?
– Вам точное число?
– Точность не помеха.
– Штук пять-шесть, – сказал Уэйд. – Меньше нормы.
Винни Пирсон поднял глаза от ногтей.
– А про лодку-то, – сказал он. – Спроси, почему это он ни разу не поинтересовался…
– Вин, заткнись немедленно.
– Но ведь он ни разу…
– Да уймись ты. – Лакс с улыбочкой посмотрел на Уэйда. – Не обращайте внимания, уж такой он, наш Винни. Шведская кровь. Он вот на что напирает: почему за все время – за все время, пока вы ждали жену, – вам и в голову не пришло заглянуть в лодочный сарай. Кого ни спроси, любой скажет – это первое, что надо было сделать.
– Не могу объяснить, – сказал Уэйд. – Как-то не подумал об этом. То есть подумал, но позже.
– Когда – позже?
– Совсем поздно было. Около полуночи.
– И тогда-то вы наконец обратились за помощью. Когда увидели, что лодки нет.
– Именно так.
– Через двенадцать часов после того, как узнали, что жены нет дома.
– Совершенно верно.
Лакс смотрел в блокнот, улыбка соскользнула с его лица. Казалось, ему не нравится собственный почерк.
– Тут вот какая закавыка, – сказал он. – Что-то не все складно в этой истории с лодкой. Взять, к примеру, шум. Когда заводят мотор, это попробуй не услышь.
– Почему? Я же спал.
Лакс глубокомысленно кивнул.
– Да, понятно. Но эти старые «эвинруды», они же дико трещат. Туг, как говорится, и мертвый заворочается. – Он помолчал, нахмурился. – Вы уши ничем не затыкали?
– Нет.
– Крепко, выходит, спите.
–
Воздух в комнате был спертый, густой и безжизненный. Уэйд почувствовал облегчение, когда вошла Рут Расмуссен с кофейником и большим блюдом горячих булочек. Она ободряюще ему улыбнулась, наполнила чашки и вернулась на кухню. На мгновение он словно провалился в какой-то разлом действительности. Дом наполнился запахом Кэти, ароматом ее духов и крема; Уэйд ощутил ее близость, ее телесное присутствие.
– Мистер Уэйд.
– Извините, я не…
– Ничего, ничего. Я вот что хочу узнать у вас, сэр, – терпеть не могу об этом спрашивать. – Шериф запустил еще одну улыбку. – Вы и ваша жена. Проблем не было?
– Не понимаю.
– Ну семейных трудностей. Ссор там, обид.
– Нет.
