Американский посол совершенно прав, но он не сознает, что опасность разума невозможно предотвратить. Все остальные опасности очень малы. Они видимы, и они могут казаться большими, но та опасность, о которой говорит он, связана с двумя вещами: во-первых, я чрезвычайно разумен, во-вторых, я анархист. Сочетание обеих этих вещей опаснее ядерного оружия.
Вам не стоит беспокоиться о том, как помешать Америке, разрушить мои усилия. Разрушить мои усилия - за пределами их власти. Чем больше они будут пытаться, тем больше силы это придаст моей идеологии. Так было всю историю человека. Никакая истина никогда не оказывалась побежденной. Это может потребовать времени, но ее победа абсолютно предрешена. Фактически они уже начали признавать свое поражение, если американский посол говорит главе иностранного государства, что я чрезвычайно разумен, анархист и могу легко менять человеческие умы.
В этом утверждении посла американские политики объявили о своем поражении. Теперь вопрос только в том, чтобы это осознать. Их отчаянные попытки уничтожить меня, мою работу, моих людей очень символичны. Если бы они не были так смертельно испуганы, то не прилагали бы таких усилий - их страх показывает их поражение.
Одно ясно: они не способны предложить никакой альтернативы моему образу видения вещей. Это утверждение делает абсолютно ясным, что они совершенно беспомощны. Оно не исходит из силы, оно исходит из определенного инстинктивного чувства. Глубоко внутри они признали свое поражение.
Странно, что на их стороне всевозможные интеллектуалы, но никому из этих интеллектуалов не хватает храбрости выдвинуть против меня какие-либо аргументы. Эти отчаянные усилия просто показывают, что они знают, что пусты, и их разоблачение неминуемо. И с каждым днем они приходят в большее и большее отчаяние.
Разум может быть побежден, потому что это часть ума, но этот посол не знает, что то, что он называет разумом, на самом деле нечто большее: это осознанность, которая включает в себя разум, но далеко превосходит разум и стоит гораздо выше разума. С разумом можно спорить, но если есть осознанность, с разумом спорить невозможно. Это не просто интеллект, это видение истины. Дело не во мне самом, дело в том, чтобы победить истину, - что не в природе вещей.
А он пытается испугать главу иностранного правительства, добавив слово «анархист». Анархист - значит тот, кто не верит ни в какое правительство, тот, кто не верит ни в какую дисциплину, тот, кто верит только в индивидуальность и ее свободу действовать, думать, выражать, творить. Для анархиста общество - это только средство на службе индивидуальности - не наоборот.
Применяя ко мне слово «анархист», он просто пытается нагнать больше страху... И затем он говорит, что у меня способность изменять умы людей. В этом небольшом утверждении он полностью разъяснил, чем Америка так испугана: моей способностью изменять умы людей. Это включает в себя то, что я могу изменить умы людей в анархические, и это показывает, что они принимают, что я обладаю определенным разумом, которому им трудно противостоять.
Но что касается меня, я не заинтересован в том, чтобы изменять ум человека, я заинтересован в том, чтобы разрушить ум человека. Изменение не поможет, так как это только реформация, а не революция. Это добавит какие-то штрихи здесь и там, но основное качество ума останется прежним.
Я за не-ум. Американский посол и американский президент должны это понять - может быть, они никогда не слышали слова «не-ум».
Мое усилие в том, чтобы вывести людей за пределы ума.
Во-вторых, я не «чрезвычайно разумен» в том смысле, в каком они это видят. Меня не заботит интеллект. Что бы я ни говорил, это не интеллектуальный подход, но экзистенциальный. Именно поэтому они теряют голову. Если бы это был только разум, у них не было бы никаких трудностей. Они нашли бы против этого тысячу и один аргумент.
Но это нечто такое, с чем они абсолютно незнакомы. Это медитативность, о которой они не имеют ни малейшего понятия. Неведомое создает в них страх. Самое большее, они могут решить, что это чрезвычайный разум, но это далеко от разума. Сам по себе разум не может достичь мира медитации.
И они также неправы, называя меня анархистом, потому что анархисты, такие как Князь Кропоткин и другие, - красивые люди, но их философия наивна. Они хотят, чтобы не было ни правительства, ни полиции, ни закона. Они слишком наивны, слишком просты, слишком невинны, слишком подобны детям. Они не понимают человека, и того, что он полон животных инстинктов, варварства, жестокости, стремления убивать и насиловать.
Если весь порядок и дисциплину удалить, общество придет в хаос. Прямо сейчас это хаос, но этот хаос находится в определенном порядке. Есть определенная система, определенный метод, но с князем Кропоткиным и его коллегами этот хаос взорвется в состояние, которого человек никогда не видел.
Я - анархист совершенно другого рода. Я не говорю, что не должно быть правительства. Я всегда работаю над корнями и никогда не подстригаю ветвей. Я не говорю, что не должно быть дисциплины, я не говорю, что не должно быть суда и закона - это был бы просто идиотизм.
Я говорю, что индивидуальность должна отбросить личность, быть подлинной, быть честной; что индивидуальность должна отбросить амбиции, желания и начать радоваться тому, что доступно. Человек всегда преследует Луну; ему доступна Земля, но он не может здесь танцевать, он хочет танцевать на Луне.
Мое усилие в том, чтобы сделать человека безмерно блаженным, мирным, молчаливым, медитативным, чтобы отпала необходимость в правительстве, чтобы отпала необходимость в политиках, и чтобы рано или поздно суды закрылись, потому что в них никто не обращается, или чтобы они были переделаны в медитационные центры, а тюрьмы стали бесполезными. Я учу человека быть выражающим. В тюрьмах находятся люди, которых учили быть подавляющими и которые не смогли что-то подавить и пошли против общества, и которым теперь общество мстит.
Я учу вас быть выражающими и принимать свою натуру с гордостью - это ваше природное наследие. Если жить естественно и ничего не навязывать, такие вещи, как изнасилование, исчезнут. Если жить молчаливо и медитативно, насилие невозможно. Сострадание будет просто естественным явлением.
Правительства, политики, парламенты, ассамблеи должны стать бесполезными. Если я где-нибудь встречусь с князем Кропоткиным, я думаю, он поймет, о чем я говорю. Анархизм нельзя навязать сверху, он может только вырасти в каждой индивидуальности, снизу. И если индивидуальность становится более сильной и интегрированной, все эти вещи обречены на исчезновение.
Это все равно, что быть против лекарств и бороться за то, чтобы уничтожить все лекарства. Это неплохая идея. В действительно здоровом обществе не должно быть лекарств, но Кропоткин начинает не с того конца. Сначала общество должно быть здоровым, чтобы лекарства стали бесполезны, врачи стали бесполезны, и здоровье стало такой естественной вещью, что болезнь превратилась бы в воспоминание о том, что случилось в прошлом, частью истории. Тогда автоматически лекарства исчезнут. Медицинские колледжи закроются, специально закрывать их не придется.
Я гораздо опаснее анархиста князя Кропоткина. Я не говорю об этом, я это готовлю. Князь Кропоткин только говорил об этом. Но князь Кропоткин не мог этого создать, потому что понятия не имел о том, что индивидуальность должна быть совершенно изменена. Лишь тогда возможно общество, которое не нуждается ни в каком порядке: каждый так ответствен, что на улице не нужно полицейских; не нужно и Бога на небесах, чтобы кого-то наказывать.
Странным образом политик и священник исчезнут одновременно. Их связывает определенное соглашение. Суды и храмы исчезнут одновременно, потому что суд живет преступлениями, а храм - грехом, и вы должны понимать, в чем между ними разница. Преступление - это разоблаченный грех.
Грех - это преступление, которое удалось, - ты одурачил всю систему, и никто не смог тебя поймать.