Период 1521–1529 годов совпал с новым витком ожесточенных войн между королем Франции Франциском I Валуа и его соперником – императором Священной Римской империи Карлом V Габсбургом. Шарль де Бурбон, один из самых могущественных французских феодалов, коннетабль (главнокомандующий) и французский наместник Милана, в 1517 году был отстранен от этих должностей Франциском I, испугавшимся роста влияния и популярности молодого (и сказочно богатого) полководца. Впоследствии король путем сложных интриг и судебного преследования попытался лишить Бурбона его законных владений. Франциском I двигали централизаторские устремления; новой Франции были нужны сильная королевская власть и избавление от дворянской вольницы. Однако, с точки зрения феодальных законов, король превысил свои сеньориальные полномочия, что позволяло его вассалу на законном основании искать себе другого сеньора («право отъезда»). Бурбон заключил тайное соглашение с Карлом V и Генрихом VIII Английским; в 1523 году, когда о заговоре донесли Франциску I, он бежал в Италию. В следующем году он возглавил вторжение имперских войск в Прованс; города сдавались один за другим, столица провинции Экс без сопротивления открыла свои ворота, и Бурбон, приняв присягу от магистрата, провозгласил себя графом Прованским. Однако победоносное поначалу шествие беглого коннетабля по Южной Франции натолкнулось на сопротивление защитников Марселя. Под контрударами королевских войск Бурбон 29 сентября снял осаду этого важнейшего порта и отбыл в Италию. В 1525 году в битве при Павии он встретился с армией Франциска I; разбив своего бывшего сюзерена, Бурбон взял его в плен.

К тому времени Нострадамус, уже увлекавшийся астрологией, имел возможность убедиться, насколько популярные астрологические прогнозы могут расходиться с действительностью. Большой всплеск предсказаний вызвало ожидавшееся в 1524 году соединение Юпитера и Сатурна и других планет («парад планет») в знаке Рыб. Основная масса этих прогнозов исходила из Германии; волею случая наибольшую известность обрело предсказание Иоганна Штефлера, одну из строк которого можно было понять так, что Землю ожидает новый вселенский потоп (Sindflut). Астрологическая составляющая, а также оговорки Штефлера вроде «Держите голову выше, добрые христиане» (на латыни Levate igitur viri christianissimi capita versa) были отброшены в популярных переложениях ученого текста; Европу, уже охваченную эсхатологическими настроениями, охватил ужас грядущего катаклизма. Потопа так и не произошло, и вся история вызвала длительную полемику между астрологами, пытавшимися оправдаться за Штефлера, и их скептически настроенными противниками.

Тем не менее ни война, ни пленение короля, воспринятое французами как национальная трагедия, не помешали Мишелю Нотрдаму продолжать свои ученые занятия, в полном соответствии со словами великого итальянского гуманиста Лоренцо Баллы: «Я непрестанно сопротивлялся и в конце концов, насколько возможно, противостоял обстоятельствам; плавая и бродя по свету, борясь – я все же часто обращался к занятиям… Пусть и не было должных условий; этот урон, я полагаю, возмещался сведениями о многих вещах, которые мне довелось увидеть или испытать».[24]

Глава третья

ЧУМА ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА

В 1525 году во Флоренции началась чума, которая быстро пришла во Францию – в Авиньон, Тулузу, Каркассон и Бордо. Нарбонн стал первым населенным пунктом, которого коснулось бедствие. Нострадамус, который тут же отправился туда, на всю жизнь запомнил этот небольшой и, в общем, малозначительный город; в «Пророчествах» он упоминается 11 раз – столько же, сколько Париж. Тулуза, ставшая следующим пунктом маршрута борца с эпидемией, была гораздо более значимым городом.

Столица Лангедока в первой половине XVI века процветала. Ее население выросло с 30 тысяч в 1478 году до 50 тысяч к 1560-м годам. Богатство города основывалось на торговле сельскохозяйственной продукцией, древесиной, кожей, мехами, оливковым маслом, морской солью из Нижнего Лангедока. Тулузские торговцы приумножали капитал и за счет перепродажи товаров из дальних стран: центральноевропейской меди, английского олова, бразильского дерева, португальского сахара. Основными столпами местной экономики были красители для шерстяных тканей и зерно. Мельницы работали круглые сутки, изготавливая муку и синюю краску из листьев вайды. «Мельничный» район Базакль на правом берегу Гаронны служил объектом неизменного восхищения путешественников. Базельский студент Томас Платтер назвал его красивейшим местом христианского мира. На мельницах также валяли сукно и производили бумагу для печатных дворов. Для Рабле Базакль выступает образцом мельничного ремесла: «На таком ручье с Божьей помощью можно было бы и мельницу поставить, но, конечно, не такую, как Базакльская мельница в Тулузе».[25] После опустошительного пожара 1463 года, когда Тулуза почти полностью сгорела, город был заново отстроен из красного кирпича, доныне придающего ему неповторимый облик.

Позднее, когда в Лангедок придут идеи Реформации, Тулуза станет оплотом католицизма. Французский гуманист и книгоиздатель Этьен Доле (1509–1546), учившийся на юридическом факультете Тулузского университета, резко выступал против городских властей, бичуя их религиозный фанатизм – и был изгнан из города, чтобы уже в Лионе выпустить памфлеты, осуждающие «тулузское варварство». Участь профессора права Тулузского университета Жана Катюрса из Кагора, известного гуманиста, оказалась еще более печальной: его обвинили в ереси и летом 1532 года сожгли. У того же Рабле Пантагрюэль, проследовав в Тулузу, «отлично выучился танцевать и фехтовать обеими руками, как то принято у местных студентов, но едва он увидел, что эти самые студенты живьем поджаривают своих профессоров, точно это копченые сельди, то не стал там долее задерживаться и, отбывая, воскликнул:

– Не дай мне бог умереть такой смертью! Я от природы человек пылкий, куда мне еще подогреваться на костре!»[26]

Позднее, в 1550–1554 годах, тулузский парламент отправит на смерть больше еретиков, чем даже парижский: на долю Тулузы пришлось 40 процентов смертных приговоров от общего числа по всей стране.[27] Терпение протестантов исчерпается, и в 1562 году религиозные распри выльются в хаос и кровавые уличные бои. И, хотя в конечном счете католикам удастся одержать верх над гугенотами, звезда тулузского процветания закатится навсегда.

Но это будет потом, а в 1525 году молодой врач Мишель Нотрдам в охваченной чумой Тулузе своими глазами видит: от бедствия не защищают ни деньги, ни положение в обществе. Перед лицом смерти нет ни бедного, ни богатого, ни знатного, ни безродного. Мишель своими глазами видел железную клетку на мосту Сен-Мишель, в которую по приговору суда заключались «богохульники» перед тем, как опустить ее в воду на время, достаточное для того, чтобы осужденный захлебнулся. Быть может, тогда в его голову закралась мысль: не является ли чума Божьим наказанием за человеческую жестокость?

В 1528 году весь юг Франции вновь охватила эпидемия, еще более жестокая, чем прежняя. После ее окончания, осенью следующего года, Мишель вернулся в Монпелье, чтобы получить степень доктора. Впоследствии он вспоминал, что пять лет активной медицинской практики отдалили его от книжных занятий и он чувствовал себя очень плохо подготовленным к экзаменам.[28] Ему было 26 лет.

Согласно правилам, по прибытии на медицинский факультет Университета Монпелье 3 октября 1529 года «Michelet de Nostre-Dame» представился прокуратору студентов Гийому Ронделе, с тем чтобы тот внес его имя в реестр. Этот любопытный документ, в деталях повествующий о событиях студенческой жизни с 26 марта 1526-го по 15 декабря 1535 года, находится в Межуниверситетской библиотеке Монпелье.[29] Его страницы сохранили следы скандала, виновником которого стал молодой Нострадамус. Имя его вычеркнуто, а на полях красуется пояснение: «Тот, кто здесь записан, был аптекарем. Мы были уведомлены аптекарем этого города [господином] Шант (имя не расшифровано. – А. П.), а также он дурно отзывался о докторах. Потому-то я, Гийом Ронделе, как прокуратор студентов, вымарал его из реестра».[30] Помимо хулы на авторитетных врачей, Нотрдаму вменяется в вину и то, что он смешивал две специальности, собственно врачебную и фармацевтическую, в то время как это были разные профессии с разными правилами. Однако конфликт удалось уладить. Двадцатью днями позже Нотрдам был принят Антуаном Ромье, который вписал его в книгу регистрации студентов под номером 943.

Оплатив регистрационный сбор, Мишель отправился к канцлеру, где должен был подтвердить, что он рожден в законном браке, что ему не менее 22 полных лет, что он исповедует религию римско- католического обряда, а также то, что он никогда не занимался ручным (ремесленным) трудом. Хирургия и фармацевтика считались тогда ремеслами, и ими пробавлялись изгои медицинского мира – аптекари и

Вы читаете Нострадамус
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату