– Разве у тебя нет помощника для этого? – спросила Тони.
– Есть, конечно.
– Так пусть он и занимается этим. Ему за это платят. Тебе платят за руководство. Ты должна проявить себя именно в этом качестве.
– Ладно, – нехотя согласилась Бренда. – Я надеюсь, что ты уверена в том, что ты говоришь.
Она обнаружила, что Тони была права, когда фирма решила послать группу химиков в Германию для «связи» с отделением «Ол-Кем». Там занимались контактными линзами для постоянного ношения.
– Вы первоклассный администратор, Бренда. К вам все относятся с симпатией, и вы прекрасный химик, – сказал Бренде ее шеф.
Сид Эрло уже четыре года возглавлял научный отдел в «Ол-Кеме»; он был самым молодым начальником отдела в этой отрасли и, вероятно, по этой причине не придавал большого значения тому, что Бренда – женщина. Может быть, одной из причин было то, что, хотя Сид был невысокого роста, склонным к полноте мужчиной, у него была высокая, стройная, необыкновенно красивая жена, которая буквально боготворила своего мужа. Какова бы ни была причина, Сид Эрло преуспевал и очень отличался от Хейнриха Лебена.
– Я посылаю шесть человек в Мюнхен, – сказал Сид Бренде своим «начальническим» тоном. Идея включить Бренду в эту группу казалась Сиду высшим расположением к ней.
– Придет день, и Комиссия по продуктам питания и лекарствам разрешит нам использование постоянных контактных линз, и мы должны быть готовы немедленно выйти на рынок. Я назначаю вас руководителем группы, Бренда. Я знаю, что вы меня не подведете.
Бренда и в самом деле была хорошим организатором, и научилась она этому не в школе и не в университете, а у своей матери – на кухне. Бренда часто видела, как Элен давала указания Габи, Дженис и Кларенс так, чтобы их действия не пересекались, а, наоборот, дополняли друг друга, чтобы все шло как бы само собой – а на самом деле под строгим контролем Элен. Бренда не «училась» организации дела, она «дышала» этим воздухом.
Она провела месяц в Мюнхене и была обрадована и удивлена тем, что немецкие коллеги были очень внимательны к ней и помогали в ее работе. Она позаботилась о том, чтобы была составлена подробная, довольно обширная записка о линзах постоянного ношения и отправлена в Питтсбург. К записке прилагались также последние лабораторные данные. Для Сида Эрло она сама написала конфиденциальную записку о плюсах и минусах этого направления и даже предложила, как добиться соответствия нормам, принятым в США.
Работа была интересной, и Бренда предвкушала, как она будет обо всем рассказывать Джефу. Но самое главное – ее принимали на таком уровне, о существовании которого она раньше и не подозревала.
С того момента, как Бренда вошла в салон первого класса самолета «Люфтганзы» и стюардесса предложила ей шампанское и семгу, и до того момента, когда она уезжала из Мюнхена в роскошном лимузине «Ол-Кем», причем ее багаж был заранее отправлен фирмой через ее отделение «Паблик Релейшн», она чувствовала себя «особо важной персоной». Для работы с ней были выделены секретарша и помощник по науке. «Ол-Кем» обеспечил ее билетами в театр и на концерты; машина «Ол-Кем» ждала ее около отеля «Байеришер Хоф», где она жила в великолепном номере, принадлежавшем «Ол-Кем».
В Мюнхене Бренда впервые ощутила вкус роскоши; она принадлежала к поколению, которое гордилось пренебрежением ко всему материальному, несмотря на это, она наслаждалась роскошью и тем вниманием, которое немцы оказывали ей. Быть может, они считали, что она как американка и представитель «Ол-Кем» обладает какой-то властью – и они ожидали отдачи; быть может, просто потому, что она была молодой и красивой женщиной – и Бренда впервые почувствовала это преимущество, но все эти факторы были в ее пользу. Ее замечали всюду – на каждом заседании, на каждом семинаре, в каждой лаборатории. Она была единственной женщиной в этом мужском обществе, и у нее была власть – она прошла проверку всемогущего Министерства внутренних дел.
Бренда вернулась домой, окрыленная своим успехом – наконец-то ее восприняли всерьез, как профессионала, а не просто «славную девочку». Перспективы казались безграничными.
Она приехала вовремя: Так и Тони решили пожениться.
– Я думаю, мы, наконец, успокоили почтенное общество, – сказал Так после свадебного обеда, который, конечно, подготовила Элен. Бренда несколько дней помогала ей – она так давно ничего не готовила, что теперь она наслаждалась этой работой. Бренда пожертвовала радостями домашних обедов ради карьеры; правда, тогда она не считала это жертвой.
– Ты сам – «почтенное общество», – поддразнивала Така Бренда. – Ты – юрист, а Тони работает на Уолл-стрит. Куда уж дальше!
– Я могу стать президентом! – воскликнула Тони, и все рассмеялись. Гости сидели на полу кооперативной квартиры на Западной 67-й улице, которую родители Тони подарили молодоженам.
– Первая женщина президент! – Гости опять захохотали, возбужденные не только выпитым вином, но и «травкой», которую они курили сейчас – привычка, оставшаяся от университета.
– По правде говоря, в фирме, где я работаю – «Колс, Уоткинс и Форест», мне стали намекать, что неплохо было бы обзавестись женой. – Так сказал это вполне серьезно. Он хотел стать компаньоном в этой фирме, и если через три года ему не удастся это сделать, придется уходить и искать другое место. – Вы не можете себе представить, как все это надоедает: «когда вы узаконите свои отношения с Тони», и все такое. Поэтому мы с Тони решили: если я хочу стать компаньоном в фирме – нам надо пожениться.
– То же самое и у меня, то есть не у меня, а у «Эддера и Стерна», – сказала Тони. – Я им понравилась, они привыкли ко мне, но они такие чопорные! Там половина – англосаксонские протестанты, половина – евреи. И среди них – женщина, незамужняя, свободная! Если бы я еще была негритянкой! Ну, ничего, теперь я выгляжу неплохо, с законным мужем, причем перспективным. Кто знает, может быть, теперь пойдут дети, будем отмечать годовщины, – Тони посмотрела на Така любящим взглядом.
– Я думала, вы не хотите детей, – сказала Бренда.
– Нет, не хотим, – сказала Тони.
– Почему бы нет? – сказал Так. Они произнесли эти слова одновременно, удивленно посмотрели друг на друга и смутились.
