Лью давно мечтал освободиться из-под опеки отца. Перспективы открывались самые заманчивые, но вот второе обстоятельство ввергло его в смущение. Как только Рини стукнуло тридцать два года, она словно проснулась для любви. Чувственность овладела ею в той же мере, как и ранее безразличие во время любовных утех. Мужа теперь она домогалась постоянно и без конца говорила ему, что он даже представить себе не может, как страстно она его желает. Следом она вдруг проявила неожиданный интерес к его делам, заинтересовалась колерами, подбором оформительских материалов, навестила Лью в конторе, попросила поделиться секретами управленческого искусства. Лью не верил своим глазам, но все-таки просьбы жены исполнял в обоих случаях.
Он уже начал привыкать к новому положению – возможность самому принимать ответственные решения, вновь открывшиеся бурные радости семейной жизни сразу поманили его новыми захватывающими перспективами. На какое-то время он даже поверил, что все это ниспослано ему в качестве награды за покладистость, готовность тащить любой груз. Словно кто-то на небесах решил, что пора распахнуть перед Лью Сваном двери пошире.
Не тут-то было. Любовный пыл Рини схлынул так же внезапно, как и вспыхнул. Она вновь стала холодна, как лед; трудно было поверить, что всего несколько месяцев назад эта женщина без конца домогалась его. Оставалось только развести руками и признать, что свою жену Лью никогда не понимал и вряд ли когда-нибудь сможет понять.
После ухода Элен он долго крутился в кресле, которое занимала вдова его бывшего сотрудника, и размышлял, сколько можно хранить верность женщине, чьи чувства непредсказуемы? Не смешно ли он выглядит, упорно храня верность своей жене?!
Что ж, теперь долг Фила являлся надежным связующим звеном с Элен. Это прекрасный повод вновь увидеться с ней.
Элен вскочила с постели. Ей приснилось, что что-то случилось с детьми, что она уже потеряла их, как потеряла мужа. Сердце билось гулко, тревожно, не унять… Она сунула ноги в шлепанцы и поспешила в детскую.
Вот они, посапывают, оба целы-невредимы. Элен погладила их по очереди.
Дети, дети…
Денни уже шесть лет, а ведет себя, как четырехлетний. Все время плачет, ходит как в воду опущенный, без конца спрашивает, когда папа приедет.
Он не понимал и не принимал никаких объяснений. Как ни пыталась Элен растолковать ему, что случилось, мальчик, казалось, ничего не слышал. То, что он потерял папу, это он вроде бы понимал и только хотел знать, когда же он вернется?
В отличие от Денни, чье сердечко было открыто нараспашку, Бренда все таила в себе. Элен как-то довелось слышать, как дочь с жутковатой сухостью объясняла подругам, что ее папа умер и навсегда ушел от них. Однажды она в упор, с обезоруживающей непосредственностью спросила маму: сколько времени, по ее мнению, может составить это «навсегда»? Имеет ли оно начало? Чем измеряется? Может, существует какой-то особый календарь для «навсегда»? Если нет, то почему? Когда оно закончится? Как так – не имеет конца? Кто сказал?..
Элен терпеливо пыталась объяснить Бренде что к чему, однако испытующий взгляд дочери нисколько не смягчился. Элен со вздохом вспомнила, как они с Филом шутили – у других родителей дети как дети. Когда начинают лепетать, то произносят «мама», «папа», а их дочь как будто родилась со словом «почему» на устах.
Бренда сделалась мрачной и подозрительной. Она рассказала матери о своих страхах, что и Денни поглотит это губительное «навсегда». И маму… Элен растерялась, не могла сразу слов найти, чтобы успокоить дочь, тем более что в глубине души она боялась того же самого.
– Мне кажется, что произойдет что-то ужасное, – заявила Бренда.
– Глупышка. – Мать изобразила улыбку, чтобы подбодрить девочку. – Если что-то и должно скоро случиться, так это твой день рождения. Ты уже решила, кого пригласишь на праздник?
– Придет весь наш класс. – Она подумала, потом спросила: – Знаешь, кого еще я пригласила на день рождения?
– Кого же? – улыбнулась Элен.
– Папу. Я послала приглашение по почте. На его работу…
4
Элу Шелдроку было хорошо известно, как люди относятся к профессии поверенного и к тем, кто имеет дело с цифрами. Бумажные черви, целый день корпящие над нудными расчетами, лишенные воображения, не способные к творчеству, скучные, флегматичные, вечно всего опасающиеся и нечистые на руку. Элу не раз приходилось сталкиваться с тем, что именно так многие отзываются о его коллегах. В глубине души Эл был уверен, что ни одно из этих определений не подходит к нему. Но кроме него об этом не знал никто. Во всяком случае, пока.
Родители Эла, профессиональные музыканты, были настолько шокированы его выбором профессии, что даже при друзьях им было неловко упоминать, чем занимается их сын. Обычно они говорили, что Эл работает руководителем ансамбля.
Родители Эла были, как говорят на языке профессионалов, студийными оркестрантами. Отец играл на саксофоне и, в отличие от многих музыкантов, постояно подрабатывал в рекламных роликах и аккомпанировал «попсовым» певцам. Мать Эла была певичкой. Она познакомилась со своим будущим мужем во время съемок рекламы жидкости для полоскания рта. Она работала исключительно в рекламных роликах и массовках. Однажды ей даже довелось подпевать самому Тони Кертису, когда тот был на заре своей славы. Родители Эла зарабатывали кучу денег, при этом часто оставались без гроша. Сколько себя помнил Эл, в их доме было то густо, то пусто. Может быть, вечные перебранки родителей из-за денег и натолкнули его на мысль заняться бухгалтерией.
Эл понимал, что правильное планирование бюджета могло бы избавить его родителей и многих подобных им людей, которые то сорили деньгами, то впадали в нищету вследствие финансовых неурядиц. Однако скоро Эл пришел к выводу, что бухгалтерское дело – это лишь малая толика того, что он хотел бы знать. Он увлекся юриспруденцией, вернее, той ее частью, которая касалась договорного законодательства. В шоу-бизнесе мало было получить работу, порой было гораздо труднее добиться, чтобы за нее заплатили. Вот почему днем Эл корпел над счетами в одной из крупнейших фирм, а по ночам штудировал учебники права. От постоянного недосыпания у него под глазами были черные круги, а в тот день, когда Элен Дурбан
