оставался стройным, подтянутым мужчиной, а вот залысины стали больше, седины заметно прибавилось, на лицо легла печать усталости, которой раньше не было. Значительная внешность: недаром Лангеланд — один из самых известных адвокатов, чьи фото появляются в газетах не реже, чем фотографии статс- министра.
Комната, в которую мы вошли, размером не только превосходила всю мою бергенскую квартиру, в ней еще и небольшой садик вполне поместился бы. Драгоценный паркет, эксклюзивная мебель. За стеклами книжных шкафов в стиле ампир вряд ли нашлось бы место дешевым карманным изданиям. За широкими окнами открывался прекрасный вид. В спустившихся сумерках мерцали далекие огоньки. Фьорд черно-синим покрывалом выделялся между полуостровом Несодден, разделявшим Осло надвое, и столичным районом Бэрум. Далеко внизу я разглядел самолет, взлетавший из Форнебю, бесшумно, как в немом кино. Только через несколько секунд донесся чуть различимый шум реактивного двигателя, но потом все стихло.
Вибекке Лангеланд подвела нас к небольшому дивану и стульям, тоже в стиле ампир, в бордовых и темно-коричневых тонах. Стол был так отполирован, что мы в нем отражались как в зеркале.
— Садитесь, Веум, — сказала она и показала на четыре стула с высокими спинками. На том же пальце, на котором она носила тоненькое обручальное кольцо, у нее был перстень с бриллиантом — два дальних родственника: богатый и бедный. Скромный кулон — треугольник со сглаженными краями, а в центре — все тот же драгоценный камень — висел на золотой цепочке у нее на шее, как раз там, где бился пульс.
Мы расселись, она элегантно скрестила ноги, Лангеланд свободно откинулся, насколько это было возможно на таком стуле, и вытянул ноги под столом. Я чувствовал себя скованно, как будто пришел к ним наниматься в садовники.
— Какая неожиданность! — сказал я и попытался выдавить из себя улыбку.
Лангеланд молча смерил меня взглядом.
— А, вы имеете в виду нас? — спросила Вибекке. — Могу объяснить.
— Вибекке, — предостерегающе произнес Лангеланд.
— Ну а что тут такого? — Она ласково похлопала его по колену, а потом снова повернулась ко мне. — Мы с Йенсом знакомы… да со студенческой скамьи! Какое-то время мы даже были вместе.
— Да, припоминаю, мне кто-то говорил об этом, — поддержал я.
— На какое-то время мы разошлись, каждый шел своей дорогой, я вышла за Свейна… а потом случились все эти несчастья. Но в восемьдесят четвертом, как только Йенс вернулся из Фёрде после того, что там произошло, он нашел меня, чтобы рассказать… — Она мило улыбнулась. — Это было как взрыв — и все. Остались только мы.
Я воззрился на Лангеланда.
— Что, так и было?
Он поднял лицо, на котором застыла маска напускного безразличия.
— Какое это имеет значение? Это что, вас касается? Полагаю, вы появились тут так внезапно и без приглашения не для того, чтобы копаться в нашей личной жизни.
— Нет, конечно. Причина моего появления тут… Как вы его называете? Ян- малыш?
— Для меня он никогда никем другим не станет, — ответила Вибекке. — Это только в Сунне-фьорде его начали называть по-другому.
— Вы с ним встречались?
Она удивленно посмотрела на меня:
— Что вы имеете в виду?
— Я хотел сказать — встречались после семьдесят четвертого года?
Она медленно покачала головой, как будто разговаривала с младенцем.
— Нет. Ни разу. Вы должны понять… После всего, что произошло тогда, я попала в тюрьму, Веум, не забывайте об этом! И если бы не Йенс… — Ее лицо внезапно исказилось, сейчас на нем было написано отчаяние.
— Так значит… — начал я.
— Веум! — Лангеланд выпрямился на своем стуле, потеряв терпение. — Какого черта вы прицепились? Вы же слышали, что она не видела мальчика с тех пор, как ему было шесть с половиной лет. Все, что произошло после, — для нее лишь чужая история.
Я задумчиво взглянул на него.
— Дело в том, Лангеланд, что следы нынешнего дела уходят в прошлое. Далеко в прошлое.
— Какого дела?
— Вы знаете, что его сейчас разыскивает полиция?
Вибекке испуганно подняла глаза на мужа. Он коротко кивнул ей и снова перевел взгляд на меня:
— И что там такое?
— Он подозревается в совершении убийства, на этот раз тут, в городе.
— Убийства? — почти прошептала Вибекке. — Кого он?…
— Человека, которого звали Терье Хаммерстен. Вам это имя ни о чем не говорит?
Она покачала головой:
— Нет! Кто он?
На лестнице раздалось дребезжание посуды, и наш разговор прервала Лин, вошедшая с подносом, полным чайных чашек и ложечек на блюдцах, с чайником элегантной формы, сахаром в вазочке и тарелочкой с ломтиками лимона. Вибекке, как по мановению волшебной палочки превратившись в образцовую хозяйку, помогла Лин расставить чашки с блюдцами, предложила мне сахар и лимон и сказала Лин, после того как та разлила чай, чтобы она — спасибо большое, больше ничего не надо — оставила нас одних.
Когда Лин ушла, я повернулся к Лангеланду.
— Но
— Конечно, помню. Но мы ведь так и не доказали его причастность к делам, которые были связаны с Яном-малышом.
— Да, к сожалению, не вышло.
— Без сомнения, оттого, что никакой связи и не было.
— Вы в этом убеждены?
Он вопросительно уставился на меня:
— А вы разве нет?
Я выдержал его взгляд и спросил в свою очередь:
— Вы с ним встречались хоть раз?
— Лицом к лицу — нет. Я однажды присутствовал на допросе Хаммерстена в полиции, за зеркальным стеклом. Это был самый близкий мой с ним контакт. По закону, его вообще не имели права вызывать в полицию — из-за проклятого алиби.
— Так вот, теперь он убит, и, судя по всему, убил его Ян Эгиль. Он с вами не связывался?
— Ян Эгиль? Нет. — Он решительно покачал головой.
— Когда вы с ним разговаривали в последний раз?
— Видите ли… Я навещал регулярно. Потому что ему было очень важно с кем-то общаться помимо заключенных. Разумеется, я интересовался его делами, когда его на время выпускали на свободу. В последний раз я с ним виделся в мае, когда он окончательно вышел из тюрьмы.
