– Свитки это священные.
– А в священных свитках, часом, не сказано, куда она делась из замурованного помещения пирамиды?
– Баал-Лиина на все воля.
– Не, он издевается! - всплеснул руками Рип. - Или бредит. Предлагаю засунуть его в психозонд, посмотрим, как тогда запоет этот великий почитатель умерших пророков.
Психозондом называлась машина, способная считывать любую информацию непосредственно из мозга пациента. Придуманная медиками как средство помощи при черепно-мозговых травмах и амнезии, она нашла более широкое применение в несколько иной области. Подопытный не мог контролировать свое состояние, и поэтому скрыть от машины любое воспоминание, событие было практически невозможно. Она просто считывала твою жизнь, словно пущенный в обратном порядке фильм. Оставалось только дождаться нужного момента.
В свое время и Рипу, и императору пришлось пройти через испытание этим аппаратом. Винклеру добровольно, дабы показать новообретенным друзьям, а особенно принцессе Марико, свою невиновность. Императору - против воли, когда он находился в руках генерала Гордона.
Несмотря на то что оба мужчины пережили это, они приберегли психозонд только как крайнюю меру. И дело здесь было даже не в том, что далеко не все воспоминания поддавались расшифровке. Просто примерно в тридцати процентах случаев, то есть каждый третий, из-под колпака прибора появлялся... нет, не идиот, не умалишенный. Растение. Вот то слово, которое наиболее полно выражало состояние несчастного. Он не мог сам есть, не мог ходить, иногда даже забывал, как глотать или дышать. Терялись самые основные - безусловные рефлексы, не говоря уже о более сложных проявлениях нервной деятельности. Почему так происходит? Почему далеко не все пациенты изменялись? Ответить пока не могли.
Мужчины думали каждый о своем.
– Мы можем посмотреть эти свитки? - обратился к первосвященнику император.
– Нет! - Тот отшатнулся от него как от прокаженного. - Не должна прикасаться рука неверного к Откровениям Святого Троцеро...
– Ну, это мы еще посмотрим, - процедил Рип.
Каин, словно ярый приверженец Великого и Могучего Баал-Лиина, щеголял в пурпурной мантии стоящих у алтаря.
– Нашли они планету, - большие руки перебирали роскошные кисти кушака, подпоясывающего мантию, и высадились. С шумом и боем, как положено.
– Не отвлекайся, Каин. Что было дальше?
– Как и должно быть. Принцессы, понятное дело, в пирамиде не оказалось. Молодой убивался сильно, впрочем, и старик не лучше выглядел. Потом начали допрашивать... Понтифекса, или кто там у них самый главный. Узнали все, что нужно, то есть то, что должны были узнать.
Голос молчал.
– Эй! - через некоторое время не выдержал Каин.
– Все хорошо, - снова заговорил голос, - все хорошо. Все идет просто ПРЕКРАСНО.
ГЛАВА VII
Двери центрального хранилища. Святая святых. За ними, за этими дверьми покоится десять веков назад написанное святым Троцеро послание.
Послание, продиктованное богом.
Своему сыну.
Долгих тысячу лет лежал здесь этот свиток. Так долго, что сам стал легендой, наряду с фигурой Троцеро и его первых двенадцати последователей.
Однако легенда не давала забывать о себе. Время от времени она напоминала. Она кричала и взывала из пыльных свитков, и очередное откровение Троцеро сбывалось.
Сбывалось с поразительной точностью и почти детальным совпадением. Сбывались слова давно истлевшего человека. Или не человека.
Баалин взглянул на высеченное в камне над дверью изображение Ака Майнью. Его отца. Если верить Троцеро. Баалин не помнил своего так называемого земного отца.
В детстве, маленьким мальчиком, младенцем, в тот самый день, когда Первый Жрец признал в нем сына Ака Майнью, ребенка забрали у матери. За маленьким Баалином закрылись двери главного храма. Его дома. Нового дома. Впрочем, тогда он еще не был Баалином.
Родителям запретили видеться с сыном. Не пристало простому плотнику воспитывать плоть от плоти Вседержителя.
Много позже он узнал, что их щедро наградили и отправили на какую-то дальнюю планету. От греха подальше.
Из задумчивости юношу вывел резкий звук литавр, секундой позже забили дробь многочисленные барабаны.
Небольшая зала в подвале перед дверью тотчас наполнилась невообразимой какофонией звуков.
Причитали старшие жрецы, вторили им младшие служки, в сорок глоток надрывался хор из кастрированных мальчиков, поющих необычайно высокими и (чего греха таить) необычайно красивыми голосами.
Однако Баалин всего этого не слышал.
Взгляд юноши не отрывался от двери на том конце зала. Обычная дверь. Ничего примечательного. Ну, большая. Ну, железом обита. Ну, статуя бога над ней. Так мало ли подобных дверей в храме.
Если поискать, то дюжина наберется. А то и больше.
Почему же замирает сердце, чтобы в следующую секунду начать бешено колотиться. Почему непонятный ком застрял в горле и никак не желает покидать уютную впадинку. Почему дрожат руки, а ладони вспотели так, что влага вот-вот начнет капать на землю.
Почему?!
Пришла пора исполнения главного пророчества Троцеро.
Последнего пророчества.
Дальше их поведет Баалин. Куда поведет? Об этом, как предполагается, сказано в послании. Баалин никогда не чувствовал себя сыном бога. Возможно, потому, что никогда до конца не верил в него.
Невероятный поворот судьбы. Во главе мощнейшей религии стоял атеист. С детства все вокруг твердили, что он сын бога. Ему поклонялись и почитали как сына бога. Ему подносили дары. Он принимал инопланетные делегации. Он казнил или миловал.
И постепенно мальчик уверовал. Нет, не в то, что он сын. А в то, что он Бог.
Он Бог, царь и Первый Жрец... себя самого.
Он не верил в Ака Майнью. Может, потому, что никогда не видел. Явись Ака Майнью хоть раз - он оказался бы в числе самых ревностных его почитателей.
Мальчиком он часто в своих молитвах просил бога показаться. Прийти, приласкать, просто поговорить. Он так нуждался в отце.
Бог молчал.
И Баалин поверил. Поверил в себя. Поверил, что он и есть Бог. Этот самый Ака Майнью. А если вдруг Ака Майнью и вправду существует, что же, прости, папаша. Сам виноват. Так же неожиданно, как началась, музыка смолкла. Тишина ударила по ушам не хуже грома.
