но стараюсь побороть это'83. Насколько достоверны эти слова, сказать наверняка невозможно…
Душан Петрович Маковицкий, 'чьи взгляды и чья личная жизнь могли бы служить завидным примером', был заурядным антисемитом. 'Если бы не этот недостаток, то Душан был бы святой', – говорил о нем Лев Николаевич84. Таким образом, Толстой в своем окружении имел не скрывавшего своих взглядов юдофоба, которого считал почти святым. Он, конечно, журил Душана за откровенное 'жидоморие'. Так, после убийства черносотенцами в июле 1906 г. одного из лидеров кадетской партии в Государственной думе, М.Я. Герценштейна, он сказал: 'Это хороший урок для всех, кто на словах осуждает евреев. Душану Петровичу надо всеми силами воздерживаться.
Убийца Плеве, убийца Герценштейна – одинаково жалки'85.
В программном сочинении Л. Толстого 'В чем моя вера' есть следующие строки: «Я недавно с еврейским раввином читал V главу Матфея. Почти при всяком изречении раввин говорил: 'Это есть в Библии, это есть в Талмуде' и указывал мне в Библии и в Талмуде весьма близкие изречения к изречениям Нагорной проповеди. Но когда мы дошли до стиха о непротивлении злому, он не сказал: и это есть в Талмуде, а только спросил меня с усмешкой: 'И христиане исполняют это? Подставляют другую щеку?' Мне нечего было ответить, тем более что я знал, что в это
самое время христиане не только не подставляли щеки, но били евреев по подставленной щеке. Но мне интересно было знать, есть ли что-нибудь подобное в Библии или в Талмуде, и я спросил его об этом. Он сказал: 'Нет, этого нет, но вы скажите, исполняют ли христиане этот закон?' Вопросом этим он говорил мне, что присутствие такого правила в христианском законе, которое не только никем не исполняется, но которое сами христиане признают неисполнимым, есть признание неразумности и ненужности этого правила. И я не мог ничего отвечать ему…»86 Отрывок этот требует комментария. Ученый раввин – это, понятно, Соломон Минор; слова о битье евреев относятся к концу 1882 г., когда по югу России прокатилась волна погромов и правительство Александра III стало прибегать к юридической удавке, всецело противоречащей духу Нагорной проповеди. Это одна сторона медали, а другая – это то, что слова Толстого о положении евреев полностью входят в книжку Тенеромо, который, следовательно, никаких своих мыслей в данном случае Толстому не приписал.
Теперь о сути сказанного: ни в Библии, ни в Талмуде якобы, по утверждению 'ученого раввина', нет ничего подобного непротивлению злу. 'Вожди слепые' – скажу я евангельским языком о раввине и человеке, который это написал. Не будь они 'слепыми', они знали бы, что в Библии и Мидрашах есть 'что-нибудь подобное' искомому и даже нечто большее.
1. Пророк Исайя говорил о себе: 'Господь Бог открыл мне ухо (т. е. внушил мне. – С. Д.), и я не противился, не обратился назад. Я подставил спину мою бьющим и щеки мои вырывающим волосы; лица моего я не закрывал от поношения и оплевывания.
Но Господь Бог помогает мне; поэтому я не стыжусь, поэтому я сделал лицо свое, как кремень, и знаю, что не буду посрамлен' (Ис. 50, 5-8). Я цитирую этот библейский текст в переводе Г.Л. Бендера, автора 'Иудейской этики' и 'Евангельского Иисуса и его Учения'. Перевод несколько отличается от синодального, но смысл тот же. (Как известно, Библия и Евангелие снабжены симфонией, т. е. перечнем параллельных, созвучных по смыслу текстов. Глава 5 Евангелия от Матфея снабжена множеством ссылок на Ветхий завет, кроме стиха 39, где все ссылки отнесены к Новому завету: 'А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую'.
2. 'Господь благ для надеющихся на Него, для души, ищущей Его. Он благ для того, кто терпеливо (или молча) ожидает спасения от Господа. Он благ для человека, который переносит страдания с юности своей. Такой пребывает одиноко и безмолвно, ибо он сам возложил на себя бремя. Такой положит уста свои в прах, думая: быть может, есть еще надежда. Он подставит щеку свою бьющему его и насытится поношением' (курсив мой. – С. Д.) (Плач. 3, 25-31). В Книге Плач Иеремии в синодальном тексте, так же, как в цитате из Книги Исайи, вместо щеки – ланиты, а кроме того, есть отсылка к главе 5 Евангелия от Матфея. Ограничимся этими двумя примерами. Всего же их, как из Библии, так из Талмуда, Гирш Бендер приводит девять – к ним я отсылаю читателя87. Со своей стороны отмечу, что воздаяние добром врагу есть железный закон иудаизма. В Исходе сказано: 'Если найдешь вола врага твоего, или осла его заблудившегося, приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его; развьючь вместе с ним' (Исх. 23, 4-6).
Талмуд усугубляет это толкование: если одновременно надо развьючить осла врага (что тяжелее) и навьючить осла друга (что легче), ты обязан оказать в первую очередь услугу своему врагу (Баба Мециа, 32; то же – Тосефта, гл. 2).
Открыв Книгу Притчей Соломоновых, мы обнаружим 'христианский и только христианский закон': 'Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою' (Притч. 25, 21). Но Талмуд и это усугубляет: 'Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой водою, даже в том случае, если он хотел убить тебя и пришел в твой дом голодным и чувствующим жажду, накорми и напои его' (курсив мой. – С. Д.) (Мидраш Мишлэ. Гл. 25). Это ли не торжество толстовского учения!
В свете приведенного мало вероятно, что 'ученый раввин' не знал этих фактов, это – невозможно, ясно, что для Толстого – 'забывчивость' его учителя лишь литературный прием, подчеркивающий основную идею его Credo. Вспоминая 'Великих Учителей Жизни', прибегнем опять же к цитате: 'Оставьте их: они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму' (Мф. 15, 14).
Слепота и глухота могут привести к некоторым неприятностям в обыденной жизни.
Случай, рассказанный Бирюковым, весьма символичен: 'Сютаев запряг лошадку в телегу, чтобы проводить Л.Н-ча до Бакунина. Кнута для понукания лошади Сютаев не употреблял. Они поехали и разговаривали, и так были увлечены мечтами о наступлении Царства Божия на земле, что не заметили, как лошадь завезла их в овраг, телега опрокинулась, и они оба вывалились'88.
Не секрет, что евреев всегда уязвляло равнодушие известных русских писателей к творимому по отношению к ним беззаконию властей. Большинство писателей безмолвствовали – для них еврейского вопроса не существовало, некоторые, когда случались те или иные 'инциденты', даже злобствовали. В 1929 г. эта больная тема стала предметом полемики между Г.М. Барацем и несколькими русскими писателями- эмигрантами, развернувшейся на страницах парижского журнала 'Рассвет'. Ее итоги долгие годы спустя Барац суммировал в брошюре 'Толстой и евреи'89.
Толстой, по мнению Бараца, всегда видел разницу между 'эллином и иудеем' и не распространял на последних те высокие нравственные принципы, которые проповедовал. В подтверждение этой мысли он сослался на отзыв Толстого на книгу известного историка и публициста, позднее главы Еврейской историко- археографической комиссии И.В. Таланта (1866-1939) 'Черта еврейской оседлости'. Талант не раз бывал у Толстого в Ясной Поляне, посылая ему книгу, он просил высказать свое отношение к этой самой 'черте'. В отзыве Толстого, как считал Барац, не нашлось места осуждению средневекового гетто, созданного во времена Екатерины II. Барац неправ: Толстой в данном случае осудил средневековые законы не только по отношению к евреям. Вот его ответ И.В. Таланту: 1910 г. Сентября 9. Кочеты Илья Владимирович, Я прочел вашу брошюру и нахожу, что несправедливость и неразумение установления черты оседлости выяснено в брошюре с полной убедительностью для людей, доступных доводам здравого смысла.
Мое же отношение к тому распоряжению правительства, по которому людям воспрещается пользоваться естественными правами всякого живого существа и жить на поверхности земного шара там, где ему удобно или желательно, не может быть иное, как отрицательное, так как я всегда считал и считаю допущение всякого насилия человека над человеком источником всех бедствий, переживаемых человечеством. Насилие же в ограничении места жительства не могу не считать, кроме того, в высшей степени нелепым и не достигающим своей цели, как вы показываете это в своей брошюре90.
Как видим, слово 'еврей' в ответе Толстого отсутствует, и это не случайно. Из записи в дневнике Маковицкого от 8 сентября 1910 г. следует, что 'вечером Л.Н. дал Александре Львовне прочесть вслух его ответ' еврею по поводу присланной им книжки 'Черта оседлости'. Я в то время был в комнате Льва Николаевича, кончая свою работу, но нарочно остался дослушать. Когда прочли, Лев Николаевич обратился ко мне: 'Неужели вы сторонник черты оседлости?' – 'Хотя не сторонник, но признаю право за людьми не впускать в свою среду евреев'91.
Примечательно, что в 'Яснополянских записках' Маковицкого, изданных в 1979 г., последние слова Душана Петровича отсутствуют, вероятно, по цензурным (!) соображениям, зато подробнее сказано о причинах, побудивших Толстого внятно ответить Таланту: «Л.Н. написал ответ о 'черте' под впечатлением
