острые слова для характеристики экспериментаторов.
Впрочем, к моменту выхода романа Вагнера антинигилистическая тема была неплохо разработана в романах Лескова ('Некуда'), Маркевича ('Бездна'), Крестовского ('Панургово стадо'). Кардинальное отличие книги Вагнера от перечисленных романов состоит в том, что никакого положительного героя, борца против нигилизма у него в произведении нет. Практически нигилисты остаются без оппонента. Язвительные слова в адрес романа Чернышевского ('противуестественная утопия'), о свободной любви ('собачья любовь') не уравновешиваются призывами к максимальному личному самоусовершенствованию, поскольку сам автор признает банкротство 'кружковского' дела.
На одном из собраний Олинский встретил двойника 'покойной Сарры' – красавицу Гесю. (Понятно, что имя героини выбрано автором не случайно. Оно должно было указывать на Гесю Гельфман). На собрании представитель женевского центрального революционного комитета, еврей по фамилии Карден, призывая к бунту, предлагает, во избежание провалов, создавать пятерки: '…пятерки не будут знать то, что знает устроитель. Устроители не будут знать то, что известно заправилам, и только им одним – заправилам – будет известна воля центрального комитета. Тайна будет сохранена, и плоды будут принесены. Вот господа… воля, распоряжение и программа центрального революционного комитета' (289). Составление программы приписывается некоему Токунову (указание на Ткачева, Нечаева, Бакунина).
Герой, Олинский, вступает в 'гражданскую' связь с Гесей. Сама же она является тайным агентом центрального комитета и превосходно знает кружковскую работу Владимира Павловича. Кстати, она насмехается над идеалом героя – возлюбить все человечество: 'Вот мы с тобой можем любить друг друга… а как любить все человечество? С какого конца его обнимать и целовать?' (298). Любовь Геси к Владимиру, точнее, их связь, носит вполне земной характер. Геся выуживает у состоятельного любовника деньги, взамен вручая расписки центрального комитета. Она требует у него средств на 'злое' дело, которое в итоге должно принести 'добро'. Любопытна наивность героя, отказывающегося пить еврейское пиво ранее, чем его попробует прекрасная Геся, – (старый опыт – отношения с Саррой) не пропал даром. В итоге выясняется, что Геся не только агент тайной организации, но и дочь банкира Бергенблата, имеющего двухэтажный, шикарно отделанный каменный особняк. Банкир является одновременно и главой тайного кагала. Господин Бергенблат желает привлечь Олинского на сторону еврейского народа и потому выбалтывает (евреи в романе Вагнера вообще очень болтливы) сокровенные тайны: 'Мы отчасти принадлежим к секте Ебионитов, но, во всяком случае, наши верования – прямое наследие секты Иессеев, т.е. той секты, верования которой так ярко, определенно и сердечно выставил Великий пророк христианства' (313). Далее он вещает: 'Мы, стоящие наверху стремлений всего еврейства… мы смотрим на всех с точки единения духа и свободы мысли и чувства'. А в ответ на обвинения Олинского, что еврейство – заявляющая о своей исключительности раса, которая враждебно относится ко всему человечеству, ко всем нациям, Бергенблат заявляет: 'У нас нет ни кастовых, ни национальных, ни обрядовых перегородок… Наше единение касается всех наций, но оно проникает только в высшие слои' (316). Конечно, говорит Бергенблат, он не несет ответственность за всех своих единоплеменников, а страсть к золоту имеет и оборотную сторону, – стоит лишь вспомнить о филантропии Монтефиори. Но ведь и другие нации проявляют страсть к стяжательству. Так или иначе 'богатство – это единственная земная сила, которая выше всех других сил, и там, где предстоит борьба… там необходимо быть аккумулятором и запасать эту силу' (316). (Следует обратить внимание на близость этого пассажа некоторым пунктам 'Протоколов Сионских мудрецов'.)
Олинский узнает, что на следующий день евреи подожгут лавки мелких торговцев на Апраксином и Щукином рынках. Истории до сих пор неизвестны виновники этих поджогов. А Вагнер знает ответ. Для чего же нужен поджог? Евреи объясняют Олинскому, что важно разорить русских торговцев, а на их место выдвинуть 'наших торгашей'. И наш герой в который раз прозревает: 'Что это? Это какой-то заговор евреев против русских. Что же они сделают этим единением? Выдвинут их торгашескую нацию?! Задавят нашу торговлю, и без того некрепкую, понизят силу наших капиталов… Да провалитесь вы, – негодовал он, – все с вашей свободой и единением! Это не единение, а борьба, которой вы просто хотите задавить христианские нации, нации, полные любви к Великому Сыну человеческому и всем людям… даже к вам, 'пархатым обрезанцам' (320). Попутно герой узнает, что прекрасная Геся – это новая Юдифь еврейского народа, ибо на нее пал жребий своим телом служить Израилю. 'Тайны' масонства и еврейства наполняют содержание многих страниц романа. Вот рассуждения одного из героев о декабристах: мечта декабристов – мечта об олигархии, о гегемонии дворянства. Теперешние реформаторы, ненавидя дворянство, мечтают об олигархии интеллигенции. Следует сравнить этот пассаж, например с текстом 'Протокола' номер 1, где буквально говорится следующее: 'На развалинах природной и родовой аристократии мы поставили аристократию нашей интеллигенции'. Логично предположить, что создатели 'Протоколов' хорошо проштудировали 'трактаты' своих предшественников.
Изложение тайных планов продолжается: 'Теперь в целом мире поднимаются и назревают два великих вопроса: с одной стороны… подземный змей – это пятое рабочее сословие, а с другой, еврейство… Мы опять приходим к старому… Если мы еще не в положении древнегреческих илотов или египетских рабов, то мы будем ими, непременно будем… Мы будем работать на Израиль… в отместку за то, что он работал на египтян… история ревниво оберегает свой всемирный круг возмездия… Око за око! Зуб за зуб!.. Владыки ассирийские и вавилонские! Это Гоги и Магоги! Кто победит: рабочие или евреи! Это только близорукие не видят… – Вы забываете буржуазию… – Да, это и есть еврейство! Жидовство! Одни и те же стремления: задавить, поглотить, нажиться!!!' (364).
По поручению 'вождя и учителя' Бергенблата Олинскому передают, что его масонский кружок может соединить восточные кружки с западными. На недоуменный вопрос – существуют ли вообще в Западной Европе аналогичные кружки – он получает ответ: да, есть, правильно организованные, только еврейские, по 12 коленам Израиля (384). Как видно, Олинский считал эти кружки прозелитическими организациями: 'В то время я еще не знал, что существует секта 'жидовствующих', что она… свирепствует у нас на юге' (384).
Принятие же христианства евреями не более чем притворство, как в этом сумел убедиться Олинский. Так, известный ему купец Моисей Иохи-мович Габер превращается в православного купца Хаврова Михея Якимовича, исправно ходящего в церковь к Николе Морскому и при этом заседающего в еврейском кагале. Волею автора Владимир Павлович вновь попадает на заседание всемирных заговорщиков, т.е. попросту ему удается подслушать разговоры на одном из заседаний мирового кагала, во главе которого стоит Бергенблат. Принимая отчет своего немецкого коллеги, тот разражается речью, из коей явствует, что почти все европейские правительства находятся в еврейских руках. Задолженность иностранных дворов еврейским банкирам достигла миллионов и биллионов. В списке должников на первом месте находится Австрия, на третьем – Россия. С утверждением 'Юнсьон Израилит' в России следует, впрочем, повременить, но 'будущее в наших руках… мы многое приберем к рукам и мало-помалу втянем в неоплатные долга… а там науськаем нашу благодетельную Францию на Славян, Англичан – на Турок. И Турок – опять на Славян. И поверьте, что в конце гешщефта мы втянем Россию в войну довольно крупную' (416). Что же касается внутренних дел, то план предусматривал переселение евреев в столицы: 'Мы ползем медленно, но верно… Здешние биржи в наших руках… Надеюсь, что и пресса… скоро будет наша… Вы понимаете, что всего выгоднее можно действовать на семью… Там, в самом центре семейного очага, распространять и пропагандировать… Независимо от этого, мы хлопочем о выпуске газеты, даже двух газет, на еврейском языке и с еврейским направлением' (471). Что же касается пропаганды среди народа, то план прост; 'Это рабочий скот, который мы надеемся победить при помощи водки и медленным, но систематическим разорением' (471). И вновь мы обнаруживаем сходство с 'Протоколами', – там, где речь идет о возможности разложения общества при помощи пропаганды и спирта, поскольку отмена крепостного права предоставила евреям возможность захватить лесную торговлю, хлебную торговлю.
Интересно, соответствовала ли действительность планам Бергенблата? Согласно данным, содержащимся в известной статье И.М. Дижура 'Евреи в экономической жизни России', соплеменники Бергенблата, несмотря на дикие препятствия, чинимые правительством, сумели открыть русскому хлебному и лесному экспорту дорогу на мировой рынок. В банковском деле евреи также играли выдающуюся роль. Только в двух банках – Московско-Купеческом и Волжско-Камском – евреи не были представлены в совете директоров, а также среди служащих и клиентов. Во всех остальных они играли весьма существенную роль. Евреи добились успеха не только в легкой промышленности (сахарной, мукомольной, кожевенной и т.д.), но и были зачинателями промышленной добычи золота и платины, подвизались в железнодорожном деле, в
