НЕТ, НЕ ВЕЗЕТ!
От Болана я кинулся в Академию наук, в Иностранный отдел. Созвонились с Ленинградом. Условились, что дирекция Пушкинского дома встретит американца и договорится о совершении обмена.
Его встретили и привезли в Пушкинский дом. Список, который он передал, был необъятен. Мистера Болана интересовали журналы, альманахи, сборники и пушкинской поры, и некрасовской, и выходившие в первые годы Советской власти…
Пушкинский дом мог бы отдать ему дубликаты, то есть лишние экземпляры из своего обменного фонда. Но такого количества старинных, а главпоз, редких журналов и альманахов в дублетном фонде, разумеется, не было. Три крупнейшие ленинградские библиотеки кооперировались, чтобы подобрать необходимый комплект,- работали напряженно, быстро, но, когда все было сделано, оказалось, что мистер Болан не дождался и уже покинул пределы Советской страны.
Альбомы поступили в Колумбийский университет в Нью-Йорке.
С тех пор тщетно пытаюсь я получить фотографии с лермонтовских рисунков.
В Колумбийский университет обратился Пушкинский дом.
Отказ.
Союз писателей СССР предложил совместную советско-американскую публикацию.
Отказ.
Редактор выходящего в Бостоне журнала «Атлантик» Эдвард Уикс задумал выпустить номер, посвященный русской культуре. Я был намечен в качестве автора статьи о фольклоре. Я отвечал, что не специалист по фольклору, но взамен могу написать советско-американский литературоведческий детектив: нужны только фотографии из альбомов, хранящихся в Колумбийском университете.
Редактор ответил, что это проще простого…
Отказ.
Сол Юрок, менеджер нашего Большого театра в Соединенных Штатах, по моей просьбе обращался в Колумбийский университет…
Молчание.
Это досадно тем более, что с толком обнародовать эти рисунки можно только в том случае, если ученый сумеет «узнать всех в лицо» – ведь изображены-то конкретные люди, знакомые Лермонтова, московский круг начала 30-х годов! А в этой работе должны быть использованы для «узнавания» сотни портретов, хранящихся в наших музеях; в Америке эту работу не проведешь: не с чем сравнивать!
Но как бы там ни было с Колумбийским университетом – деловые основания для поездки в Западную Германию мне самому стали казаться неясными. Куда ехать? В Штутгарт?
Там ничего нет.
В Мюнхен, к Винклеру?
Винклер не отвечает. А принадлежавшие ему альбомы уплыли за океан.
И я прекратил хлопоты.
Но тогда стал проявлять интерес сам владелец – профессор искусствовед Мартин Винклер.
ПОДАРОК ИЗ ФЕДЬДАФИНГА
Не получая из Советского Союза ответа, профессор Винклер приехал в наше посольство в Бонне и, обратившись к тогдашнему нашему послу в ФРГ Андрею Андреевичу Смирнову, сообщил, что у него имеются лермонтовские автографы и художественные работы поэта и он хотел бы передать их на деловых основаниях в Советский Союз. Рассказал, как они попали к нему.
В 1934 году, после смерти внука Верещагиной-Хюгель полковника графа Эгона фон Берольдинген, в замке Хохберг была объявлена распродажа. Профессор Винклер, неоднократно бывавший там при жизни владельца, сразу понял, что с молотка идет Лермонтов. Он приехал и сумел купить лермонтовские бумаги. Документы самой Верещагиной – переписку по русским имениям, переписку с русской родней – на распродажу не выставляли, а выбросили как хлам. Понимая, однако, что для биографов Лермонтова важно будет и это, профессор Винклер этот «хлам» подобрал. Теперь он просил прислать к нему в городок Фельдафинг возле Мюнхена кого-нибудь из посольства, дабы можно было начать деловой разговор.
А. А. Смирнов направил к нему секретаря посольства Владимира Ильича Иванова. (Побольше бы нам таких Ивановых!) Профессор Винклер показал ему то, что хранил с 1934 года.
Не надо быть самому особым специалистом, чтобы понять, что тут нужен специалист. Иванов это хорошо понял. И обещал сообщить о том, что увидел, в Советский Союз. Когда же стали прощаться, профессор Винклер вручил ему тяжелый пакет и сказал:
– Господин Иванов, милый-милый, пошлите это в Москву Ираклию Андроникову и передайте ему приглашение приехать в Федеративную Республику Германии в качестве моего персонального гостя.
Тут молодой дипломат поинтересовался, откуда профессор Винклер знает Андроникова.
Профессор ответил, что не знает Андроникова. Но знает изданную во Франкфурте библиографию трудов советских лермонтоведов. Открыв ее, он увидел, что лучший советский лермонтовед – профессор Борис Эйхенбаум (Ленинград). И он уже хотел пригласить профессора Эйхенбаума, но тут узнал, что Эйхенбаум скончался. Тогда он снова обратился к библиографии, где сказано: «Следующий, гораздо ниже его, Ираклий Андроников». Тогда он решил пригласить Андроникова.
Вернувшись в Бонн, Владимир Ильич Иванов отправил пакет в Москву, в Министерство культуры СССР. Министерство передало его в Литературный музей. А меня пригласили посмотреть присланные бумаги.
Их много. И они интересные. Очень. Прежде всего – копии лермонтовских стихов и письма родных к Верещагиной, особенно то, в котором мать сообщает ей о гибели Лермонтова: «…Мартынов… попал ему прямо в грудь, бедный Миша только жил 5 минут, ничего не успел сказать, пуля навылет…»
И все-таки это было не главное. Самое главное, писанное и рисованное лермонтовской рукой, осталось у Винклера. То, что он подобрал, что ему досталось бесплатно, он подарил. А то, что купил… Об этом надо было договориться.
МУДРОЕ РЕШЕНИЕ ВОПРОСА
Затеялись хлопоты о командировке моей в ФРГ. И когда уже была получена виза и паспорт в кармане и куплен билет, от Винклера получилось письмо: «Прошу привезти мне в обмен русские книги. Это обязательное условие».
Тут следовал список – не такой, конечно, обширный, как тот, что передал нам мистер Болан, но тоже надежд не внушающий… В нем значились русские летописи, научные труды по истории, археологии, по искусству… И, как нарочно, всё редкие. Даже и те, что вышли в советское время. А уж где достать книгу «Инок Зиновий. Истины показание к вопросившему о новом учении», напечатанную в Казани в 1863 году да еще в малом количестве,- этого мне не могли сказать даже самые крупные книговеды.
Я устремился в Министерство культуры с просьбой выделить книги из дублетных фондов крупнейших библиотек. С резолюцией «Выделить» побежал в Историческую библиотеку…
Нету!
