В следующем затем рапорте сенату, от 21 сентября 1756 года, Якоби объясняет, что, по его мнению, основанному на достоверных сведениях, не должно с нашей стороны делать решительных сношений с китайским двором относительно домогательства плавания по реке Амуру, но прежде надобно на границах селенгинской и нерчинской, в приличных местах, поставить провиантские магазины и заготовить хлебные запасы; потом выслать из России достаточное число войска, снабдив его полным вооружением и артиллерией. Когда все эти необходимые меры приведутся в исполнение, тогда только можно будет обратиться к трибуналу с требованием о дозволении свободного плавания по Амуру. Если же со стороны китайского правительства последовал бы отказ, то тогда распорядиться построением на берегах реки Амура крепостей и редутов. Когда всё это будет сделано, тогда только можно ожидать успеха, ибо китайцы, внезапно увидя многочисленную стражу, едва ли будут в состоянии начать какие-либо военные действия. 'Всё сие, -- писал Якоби, -- будет стоить больших издержек, но они вознаградятся важной выгодой, какая может произойти от обеспечения Камчатки продовольствием. Можно тогда принять в подданство и мунгал, что наверно последует, когда они увидят столько крепостей около мест их жительства. Наконец, если бы и случилось, что китайское правительство не согласилось бы на наши требования относительно реки Амура, то учреждение крепостей и усиление войск всё же не было бы излишне, несмотря на значительные расходы, и служило бы к славе, а не бесславию России {Этот факт весьма значителен тем, что, заботясь об обеспечении Камчатки продовольствием, никто не обратил внимания, возможно ли выйти, из реки Амура в море, то-есть о положении его устья, о котором не было никаких сведений.}. Несмотря, однако, на живое участие, какое в то время принимали относительно реки Амура, это дело остановилось в самом начале.
Мнение Якоби о построении на Амуре крепостей, к несчастью, нисколько не отвечало местным тогдашним обстоятельствам, ибо мы, вследствие различных пограничных столкновений, находились с Китаем в неприязненных отношениях. Якоби полагал, что бывшей тогда за Байкалом военной стражи недостаточно и что надо прислать еще 30 000 войска; но такого числа послать тогда не могли, да и продовольствовать было нечем. При таком положении дел нам оставалось только отстаивать собственную свою границу, растянутую на огромное пространство, и потому представление Якоби было оставлено без последствий.
Китайцы, между тем, видя, что мы бессильны против них, лишают нас права свободной торговли, выговоренной Нерчинским трактатом, и посольство Кролотова, отправленное в Пекин при императрице Екатерине II в 1767 году для улажения несогласий с Китаем, с немаловажными усилиями, едва могло добиться от них согласия на водворение с ними торговли в одном пограничном пункте. Таким пунктом является только что основанная Кяхта; сперва она делается только местом сбыта наших сибирских произведений, но через весьма короткий промежуток времени туда везут и фабричные произведения Европейской России, и она становится новым источником государственного дохода, связывает более тесным союзом нашу Сибирь с Европейской Россией и поэтому делается для нас весьма важным пунктом.
Войдя на северо-востоке в соприкосновение с океаном и основав в Кяхте сношения с Китаем, мы устремляем всё наше внимание; во-первых, на сохранение и обеспечение кяхтинской торговли и на приведение в порядок дел на прибрежьях Охотского моря, в Камчатке и северо-западной Америке -- новых владениях наших {Эти владения -- Аляска и Алеутские острова -- были проданы в 1867 году правительством Александра II Соединенным Штатам за 7,2 млн. долларов.
Куда без всякой дороги, через пустынные леса, горы и болота могли проникать ватаги отважных промышленников и казаков, туда нельзя было без дорог провозить значительные тяжести и большое число людей, необходимое для обеспечения Камчатки и американских владений. Естественно, что поэтому прежде всего необходимо было обратить внимание на устройство дороги из Якутска в Охотск и из Охотска на Камчатку. Но все труды для устройства этой дороги оказались напрасными; она могла существовать только в виде тропинки, и сообщение оставалось почти таким же, как было и при начале занятия прибрежий Охотского моря. Перевозить тяжести можно было только на вьючных лошадях, привычных к этим дорогам, и притом в весьма кратковременный период года. Дурен был путь до Охотска, но и такого нельзя было устроить из Охотска на Камчатку: громадные пустыни, горы и тундры доставляли такие непреодолимые преграды, что нам пришлось совершенно отказаться от мысли иметь туда береговой путь.
Таким образом весь Камчатский полуостров, равно как и американские наши владения, оставались отрезанными от материка, и сообщение с ними иначе не могло быть как морем. Суда для этого строились в Охотске и оттуда отправлялись на Камчатку и в Америку. Охотск поэтому был главным нашим пунктом сообщений, но, как порт, он имел важные неудобства потому, что расположен при устьях мелководных и опасных рек Кунтуя и Охоты. Бар реки Кунтуй в малую воду доходил до 4 футов. (1,2
В это время мы, во-первых, не только не имели почти никакой военной силы за Байкалом, но даже лишены были возможности отправить её туда, чтобы поддержать наше предприятие и заставить китайцев продолжать весьма выгодную для нас кяхтинскую торговлю. Во-вторых, правительство наше, имея в виду при более благоприятных обстоятельствах возвратить Приамурский край, несмотря на неоднократные требования китайцев, постоянно уклонялось от разграничения его и теперь оказалось вынужденным отменить свое распоряжение и обратить всё внимание на восстановление дружеских отношений с Китаем. Последнего в то время можно было достигнуть только одним путём: надо было снова пожертвовать, до поры до времени, своими видами на реку Амур. Вскоре после этого являются в Татарский залив французы и англичане. Они приходят туда со скромною целью исследования его берегов и лимана реки Амура, но вместе с тем, в случае благоприятных условий для плавания в этих местах, имеют заднюю мысль водворить там свое владычество. Так, в 1783 году французское правительство послало в Тихий океан, для открытий и описи, учёную экспедицию под начальством знаменитого мореплавателя Лаперуза30. Даперуз, следуя вдоль Татарского берега к северу, в широте 51°29', открыл на этом берегу удобный для якорной стоянки залив, который в честь бывшего тогда во Франции морским министром де-Кастри назвал заливом Де-Кастри. В этом заливе Лаперуз собрал от туземцев сведения о северной части Сахалина и устье реки Амура. Туземцы, при начертании Лаперузом на песке очертаний материкового берега и Сахалина, постоянно проводили между ними черту и этим как бы показывали, что Сахалин соединяется с материком обсыхающею отмелью и что перед устьем реки Амура, впадающей в море против Сахалина, лежат такие же мели {В 1852 году, когда мы более или менее ознакомились с языком населения Приамурского края и имели переводчиков, то узнали, что они, чтобы показать о существовании между двумя берегами пролива, проводят между ними черту, которая, по их понятиям, означает путь, то-есть что можно проплыть на лодке. Точно так же воду означали черточками, то есть что по ней можно плыть на лодках во все стороны.}. Но, несмотря на эти показания туземцев, Лаперуз пошел из залива Де-Кастри к северу, имея намерение через лиман реки Амура достигнуть Охотского моря. Через 8 миль (14,8
