себе. У нас с ним просто шапочное знакомство, а номер мы сняли вместе из соображений экономии. У нас с ним разные планы на отпуск, уверяю вас.
Лейтенант Гонсалес долгую минуту пристально смотрел Тони в глаза, после чего неспешно кивнул.
– Пока все, мистер Хоукин. Наверно, мы еще свидимся. И ради вашего же блага надеюсь, что вы не впутались ни в какие дела, входящие в конфликт с нашими мексиканскими законами.
– Доброй ночи, лейтенант.
Вот и все. По крайней мере, на время. Закрывая дверь на замок и засовы, Тони обнаружил, что руки у него явственно трясутся. Мысль о глотке виски в качестве средства от трясучки застила от него свет. Тони щедрой рукой плеснул спиртного в бокал, осушил почти до дна, после чего сбросил пиджак и направился к гардеробу, чтобы повесить его. Усталость навалилась на плечи непомерной тяжестью.
Человек, уставившийся на него из шкафа, держал в руке нацеленный пистолет.
– А теперь и
Глава 5
Тони ничего не оставалось, кроме как оцепенеть и вытаращиться, ибо эта нежданная встреча стала последней каплей, достойным венцом ночи, которая будет являться ему в дурных снах до скончания дней. Это уж чересчур. Он был чересчур измучен, чересчур ошарашен, чтобы испугаться или не удержаться от истеричного смешка. Не в силах сказать или сделать хоть что-нибудь, он просто прирос к месту, а его округлившиеся глаза смахивали на блюдца.
– Оч-чень мудро, – выходя из шкафа и устало обходя Тони, повернувшего голову следом, проговорил незнакомец – пожилой субъект с рассыпавшимися по плечам абсолютно седыми волосами, аккуратно подстриженной седой бородкой и усами, одетый в зеленый костюм безупречного покроя; видневшийся из- под пиджака жилет был сшит, судя по всему, из парчи ручной выделки. Ботинки его были начищены до зеркального блеска, как и никелированный ствол пистолета в его руке. Осторожно зайдя Тони сзади, он быстро и профессионально обыскал его в поисках оружия. Очевидно удовлетворившись результатом, он уселся в кресло, всего минуту назад оставленное лейтенантом полиции, после чего жестом пригласил Тони занять место на кушетке.
– Пожалуйста, устраивайтесь, сеньор Хоукин, чтобы мы могли мило поболтать.
– Не будете ли вы против, если я спрошу, кто вы, черт возьми? – Тони устало рухнул на кушетку, ни на миг не забывая о немигающем зрачке пистолета, все еще направленного на него.
– Разумеется. Меня зовут Карло Д'Изерния. Мое имя вам известно?
– Нет.
– Удивлен. Говорят, вы специалист по живописи, и посему предполагается, что вы слыхали о запрестольном образе из Сапри…
– Погодите-ка, да, конечно, знаете, со мной уже не впервые за ночь играют в двадцать вопросов и ответов. Знаменитый запрестольный образ, пропал, продан шейху, нефтяному магнату, в деле замешан знаменитый перекупщик краденых произведений искусства, итальянское правительство все еще разыскивает его, по фамилии Д'Изерния. Это вы?
– Фамилия та самая. Значит, вы все-таки помните, вот и чудесно. Мне ужасно жаль, что сегодня ночью у вас возникли некоторые затруднения.
– Мне тоже. Ваша работа?
– Как раз напротив. Я сидел за рулем и был вынужден уехать, когда из переулка выскочили плечистые молодые люди. Мои компаньоны полагают, что это событие… как там у вас говорится?..
– Я бы с радостью вам сказал, но откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете? – После сегодняшних событий в душе Тони тоже завелся червячок подозрительности.
– Справедливый вопрос. Упомяну одно название. Операция «Лютик». Оно вам о чем-нибудь говорит? А также покажу вам вот это.
Вытащив из внутреннего кармана пиджака фотографию, он запустил ее по воздуху, так что она, вертясь, приземлилась у ног Тони. Наклонившись, он подобрал цветной снимок необрамленного полотна, прислоненного к каменной стене. «Битва при Ангиари».
– Похоже, все сходится. Если вы были в машине, то знаете о случившемся в тот миг больше, чем я. Меня стукнули по голове. Я очнулся в подсобке ресторана и был подвергнут основательному допросу по вопросам живописи человеком по имени Яков Гольдштейн…
– Кем?! – Д'Изерния подался вперед, напрочь забыв о пистолете и опустив его.
– Гольдштейном. Вам знакома эта фамилия? Это знаменитый охотник на нацистских преступников.
– Я уже слыхал эту фамилию. Продолжайте. – Внешняя невозмутимость вернулась к Д'Изернии, но Тони знал, что она лишь напускная.
– Похоже, ему порядком известно об этой операции. Я отвечал на его вопросы, постаравшись открыть ему как можно меньше. Похоже, он остался удовлетворен, и меня отвезли сюда.
– И все?
– Он еще назвал мне одну фамилию, я ее ни разу не слыхал, и он велел мне запомнить ее и поразмыслить о ней. Хохханде. Она вам что-нибудь говорит?
– Ничего. Что ж, кажется, вы были откровенны со мной, мистер Хоукин. Пожалуй, мы можем вернуться к нашему деловому соглашению, каковое было столь грубо прервано. Могу ли я рассчитывать, что, отложив оружие, не подвергнусь с вашей стороны попытке насилия?
– Да, конечно. С какой стати?
– С какой стати? А с какой стати искусствовед возит в своем багаже большой и острый мясницкий нож? – Д'Изрения указал на пол шкафа, где виднелось это жуткое оружие. – Я обнаружил его в вашем чемодане и убрал за считанные минуты до прихода полиции. Стоять там было крайне неудобно. И с какой же стати вы возите такое оружие?
– Я его не вожу. Я ни разу не видел его до вчерашнего вечера и не клал его в чемодан, клянусь. – Правда от слова до слова, хоть и несколько деформированная.
– Почему-то я вам верю, мистер Хоукин. На мой взгляд, на убийцу вы не похожи. – Пистолет скользнул в карман пиджака. – Посему мы возобновляем торг. Вам известна цена, которую мы запрашиваем за полотно?
– Меня о ней не известили.
– Один миллион долларов. Вам подходит?
– Чудесное круглое число. Если полотно настоящее, это просто мизер.
– Уверяю вас, так оно и есть. И в качестве жеста доброй воли я предлагаю вам вот это. Ваши люди могут осмотреть его и проверить подлинность, после чего вернуть. Тогда мы еще раз организуем для вас возможность взглянуть на полотно.
«Это» оказалось плоским предметом, завернутым в ткань. Развернув ее, Тони увидел деревянный ящичек размером не больше средней книги. Внутри ящичка, закрытого на простенький крючок, лежала старательно закутанная в вату плоская деревянная панель величиной с мужскую ладонь, потемневшая от времени. Но краски на ней оставались такими же яркими и сочными, как в день написания образа. Святой Себастьян, в полном комплекте с кровоточащими ранами и буквально утыканный стрелами. Не удержавшись, Тони громко охнул.
– Утраченная левая панель триптиха работы Челлини! Тоже погибшая при бомбежке музея Монте д'Капителло. – Еще бы ему не узнать панель, ведь перед поездкой в Мексику Тони внимательно перечитал «Утраченные европейские полотна», прекрасную и повергающую в уныние книгу о произведениях искусства, погибших во время войны.
– Совершенно верно.
– Прекрасная… бесценная…
– От начала и до конца. Итак, вам очевидна степень моей доброй воли, если я вверяю ее вам и вашему правительству, мистер Хоукин. Сегодня утро среды, а самолеты летают весьма регулярно. Вернете мне картину в пятницу вечером, после чего наши прерванные торги возобновятся. По рукам?
– Конечно, да! Неужели вы оставите ее у меня?
