булгары постоянно теряли воинов, а дарникцы нет.
Миновали еще несколько томительных дней и ночей чудовищного напряжения, и к Дарнику прибыл гонец из Толоки, сообщивший, что там все в порядке, войско укрепилось на обеих сторонах реки и готово сражаться. Бросив уже подготовленную засеку, воевода на рысях повел свой заградительный отряд к Толоке. Звоном мечей о щитовые умбоны приветствовали их бойники у левобережного укрепления, но летуны-заградители даже не могли ответить на них. Пройдя укрепление и простучав копытами по доскам наплавного моста, они поднялись на правый берег и у первых же деревьев повалились на траву. Некоторые даже не успели снять доспехи, как глубокий сон сморил их. Налетевшая на Дарника счастливая Саженка едва не сбила его с ног. Мягко отстранив ее, он все же нашел в себе силы сидя выслушать доклад сотских и рассмотреть то, что было ему видно с его места.
Гарнизон Толоки и его помощники постарались как следует. Три месяца назад на левом берегу еще только возводился деревянный сруб и насыпался крепостной вал, теперь там кроме двухъярусной боевой башни, огражденной малым рвом и валом с невысоким частоколом, имелись четыре вышки для камнеметов. В дополнение к этому войско сделало еще одно кольцо вокруг укрепления из наваленных деревьев. На правом берегу стояла еще более мощная крепость из трех, правда, еще не совсем достроенных боевых башен и – особая гордость Меченого – двух вращающихся площадок, на которых укреплены были большие пращницы. Кроме того, у другого брода через Толочь, двумя верстами ниже по течению, был разбит повозочный стан с сотней бойников, способный тоже не допустить переправы противника на правый берег. Всех булгар, сарнаков и наложниц вместе с частью повозок Быстрян направил в Липов.
– Ну и правильно сделал, – похвалил Дарник. – А что толочцы?
– Я им сказал, что булгары поклялись выжечь липовскую землю, и они у меня лучше всех бегали, – сообщил главный сотский.
Дарник его не слышал – прислонившись спиной к дереву, он спал.
Завиловцы подошли к Толоке только к вечеру, когда отряд Дарника уже начал приходить в себя. Выбрав чистое открытое место, булгары быстро выставили свою полотняную ограду и навесы и разожгли полсотни походных костров. С правого берега до них было целых два стрелища, но для большой пращницы двести сажен не расстояние. На помощь двум крутящимся пращницам на самый берег выехала еще и «плевательница». И вот, едва звездно-лунный сумрак лег на землю, на стан завиловцев обрушился град пудовых камней, круша навесы и убивая все живое. Даже издали слышно было, какая там возникла суматоха. Дарник пожалел, что не послал туда всех своих конников – тогда войско булгар перестало бы существовать. Наутро на месте их стана остались одни кострища. Завила переместил его так далеко от реки, что не стало видно.
Все это напомнило Дарнику медведя, который в детстве напал на их с Маланкой землянку. Ведь ясно же, что теперь липовская рать не по зубам и более мощному войску, а все равно булгары не уходят и еще раз попытаются чего-то своего добиться. Жаль только было нести никому не нужные потери. Не меньшая уверенность в своих силах царила и во всем дарникском стане. Рассказы летунов-заградителей, у которых за весь рейд было лишь пятеро раненых бойцов, успели превратиться в веселые ратные приключения, и находилось немало горячих голов, которые жаждали повторить их «безопасные» ночные наскоки.
Как Дарник и предполагал, Завила не стал искать скрытной переправы на правый берег, а уже на следующий день повел свое войско на приступ левобережного укрепления, видимо, полагая, что с частью никуда не убегающего неприятеля как-нибудь да справится. Его воины, выставив вперед жерди с растянутым полотном и толкая повозки с ветками, медленно в пешем строю стали приближаться к дарникскому укреплению. Камнеметы с вышек и лучники накрывали камнями и стрелами их задние ряды, с правого берега туда же летели свои булыжники и пращницы, отсекая булгарскую конницу. Однако булгарская пехота продолжала упрямо двигаться и, достигнув засеки, стала прорубать в ней проходы. Завила не учел только, что по наплавному мосту через Толочь свободно могут перемещаться запасные ватаги дарникцев. Две пехотные сотни Бортя, просочившись через береговой кустарник, беспрепятственно вышли к завиловцам на левый фланг и выстроились двумя прямоугольными «черепахами». Пока булгары разворачивались, чтобы встретить Бортя, им на правый фланг, ведя коней в поводу, зашли катафракты и жураньцы. Вскочив в седла, они с пиками наперевес ринулись на вооруженных мечами и топорами пеших булгар. Удар оказался столь сильным и своевременным, что никакой численный перевес спасти уже не мог, и истребляемая и расстреливаемая с трех сторон пехота обратилась в бегство, по пути смяв собственных конников, которых Завила с запозданием бросил им на помощь.
То полное уничтожение, которое Дарник прозевал ночью, осуществилось теперь при свете дня. Все, кто был на правом берегу, вскочив на оседланных и вьючных лошадей, спешно переходили на левый берег, дабы довершить разгром неприятеля.
Рыбья Кровь мог быть доволен – булгарский медведь получил свое по заслугам. До самого вечера дарникцы приводили пленных и несли незатейливую добычу из завиловского стана. Один Журань пребывал в печали – Завила с полусотней всадников ускользнул у него буквально из-под самого носа.
– Удравший воевода гораздо полезней воеводы убитого, – успокаивал его Дарник. – Теперь над ним будут только смеяться.
Свои потери вышли еще меньше, чем ожидалось: до полусотни убитых и раненых – сказывалось возросшее умение как вожаков, так и рядовых бойников. Среди двухсот пленных набралось более трех десятков остёрцев. Их Дарник приказал держать отдельно. Захвачено было огромное количество лошадей с остёрскими клеймами и вся полотняная ограда булгарского стана, ее аккуратно сворачивали и укладывали на повозки.
На душе у Маланкиного сына было сумрачно. Ему вдруг представилось, что все обиженные им в прежних сражениях будут снова и снова собираться, чтобы наказать его, а ему вновь и вновь придется доказывать им свое превосходство. Чем такая доля лучше судьбы смерда, из года в год вынужденного сражаться с собственным участком земли, или раба, зависимого от воли хозяина? Дарник невольно вспомнил пренебрежительное отношение ромеев к своим блистательным воинам. Все правильно: разбоем проживешь лет десять, но тысячу лет не проживешь никогда. Ужасно хотелось придумать нечто такое, что прославило бы его больше военных побед, но что именно это может быть, Рыбья Кровь не мог себе даже смутно представить.
При награждении лучших воинов серебряная фалера снова обошла Меченого, ими воевода наградил десятского арсов за рейд летучего отряда и Быстряна за подготовку толочского укрепления и удар катафрактов, опрокинувший завиловскую пехоту. По левобережным лесам было рассеяно не менее трех сотен булгар, поэтому Рыбья Кровь не спешил уходить в Липов. Все войско, включая пленных, целую неделю занималось плотницкими и землекопными работами – Дарник намеревался оставить в Толоке целую сотню бойцов и хотел подготовить им подходящее зимнее пристанище.
На восьмой день в Толоку с востока прибыл купеческий караван. Купцы рассказали, что видели остатки завиловцев уже под Остёром, вид они имели самый плачевный, и, разумеется, ни о каком новом походе на Липов никакой Завила уже не помышлял.
– Как нам пройти через твои земли? – спросил чуть погодя у воеводы главный караванщик.
Дарник даже вздрогнул от таких слов. Твои земли! Действительно надо было как-то с этим определяться. Каждую из купеческих повозок воевода оценил в один дирхем.
– Не слишком ли дорого? – возразил караванщик.
– Эта цена на весь год. Двенадцать месяцев вы сможете провозить помеченные повозки бесплатно.
– А если у меня не будет товара возить туда и сюда? А и хитрый же ты воевода! – воскликнул заметно повеселевший купец.
Пора было и Дарнику возвращаться в Липов. Что делать с пленными остёрцами, воевода не знал. По какой-то непонятной причине с каждым днем глухая ненависть к ним не убывала, а только возрастала. Селить их на «своей земле» он не хотел, продавать в рабство тоже, отдавать их за хороший выкуп означало бы, что и впредь все кому не лень будут нанимать против него, Дарника, своего брата словенца. Призвав на помощь безотказного Лисича с двумя булгарскими лекарями, воевода приказал увести остёрцев под охраной арсов подальше в левобережные леса и там каждому из них отрубить кисть правой руки так, чтобы они не истекли кровью и остались живы. Затем погрузить на телеги и в сопровождении возниц-толочцев отправить в Остёр.
