Звонили из службы новостей, какая-то незнакомая ему женщина. Судя по голосу, молодая. Браннхёуг попытался представить ее себе. Она спрашивала о демонстрации, которая проходила этим вечером у австрийского посольства против Йорга Хайдера и ультраправой Партии свободы, что вошла в правительство. Журналистка просила Браннхёуга дать свои комментарии для завтрашнего выпуска газеты.
— Господин Браннхёуг, как вы считаете, это может определить курс норвежско-австрийских отношений?
Браннхёуг закрыл глаза. Как всегда, журналисты закидывают удочку, хотя и Браннхёуг и они прекрасно знают, что он не клюнет, — у него слишком большой опыт. Браннхёуг чувствовал, что опьянел, голова была легкой, стоило закрыть глаза, как перед ними проплывали пятна света, но говорить это не мешало.
— Это вопрос политической оценки, и он решается не сотрудниками МИДа, — ответил он.
Молчание. Браннхёугу понравился голос журналистки. Он чувствовал, что она блондинка.
— Но, обладая столь обширны опытом в вопросах международных отношений, вы можете предположить, какие шаги предпримет норвежское правительство?
Браннхёуг знал, что ответить. До боли простое: «Я не хочу загадывать».
Ни больше ни меньше. Это просто смешно. На месте Браннхёуга не стоило так долго раздумывать над вопросом, на который он уже не раз давал ответ. Молодые журналисты обычно думают над нужным вопросом полночи, потом задают именно этот и верят, что они первые, кто его задает. И всем им нравится, когда Браннхёуг раздумывает, прежде чем дать тот ответ, который он давал уже сто раз: «Я не хочу загадывать».
Браннхёуг удивился, что еще не сказал ей этих слов. Но в голосе журналистки было что-то особенное, и Браннхёугу захотелось пойти ей навстречу. Она сказала, что он обладает «столь обширным опытом». Интересно, она сама решила позвонить именно ему, Бернту Браннхёугу?
— Как главный советник Министерства иностранных дел, я придерживаюсь мнения, что наши отношения с Австрией останутся прежними, — ответил Браннхёуг. — Но очевидно, что и другие страны реагируют на последние события в Австрии. И при том, что у нас сохраняются дипломатические отношения со страной, это не означает, что мы одобряем то, что в ней происходит.
— Да, мы ведь поддерживаем дипломатические отношения и с некоторыми военными диктатурами, — ответила журналистка. — Но тогда почему такая бурная реакция была на этот раз?
— Причины нужно искать в недавнем прошлом Австрии. — Здесь нужно сделать паузу. Пауза. — Проблема нацизма. Большинство историков сходятся во мнении, что во Второй мировой войне Австрия была союзницей гитлеровской Германии.
— Разве Австрию не оккупировали, как и Норвегию?
Внезапно Браннхёуг понял, что не знает, как теперь в школах преподают историю Второй мировой. По всей видимости, скверно.
— Простите, напомните еще раз, как вас зовут? — попросил он. Пожалуй, последний бокал был лишний. Девушка снова представилась, и Браннхёуг продолжал: — Так вот, Наташа, позвольте мне сначала кое-что объяснить вам. Вы знаете, что такое «аншлюс»? Это значит, что Австрию не оккупировали в обычном смысле этого слова. В марте тридцать восьмого немцы просто вошли в страну, не встретив практически никакого сопротивления, и оставались там до конца войны.
— Но ведь с Норвегией было примерно то же самое?
Браннхёуг был шокирован. Она говорила с такой уверенностью, нисколько не стыдясь собственного невежества.
— Нет, — протянул Браннхёуг, будто разговаривая с трудным ребенком. — С Норвегией было не то же самое. В Норвегии мы защищались, в Лондоне было норвежское правительство и король, и они постоянно обращались к нам по радио и… подбадривали тех, кто сражался здесь. — Он понял, что выразился неудачно, и добавил: — В Норвегии против захватчиков поднялся весь народ. Конечно, были подонки, которые надели немецкую форму и перешли на сторону немцев, но такие могут быть в любой стране. В Норвегии силы добра сплотились вокруг людей, которые руководили Сопротивлением, ведя народ к демократии. Эти люди были верны своему долгу, что, в конце концов, и спасло Норвегию. Величайшее достижение демократии — она сама. Вычеркните то, что я сказал о короле, Наташа.
— Значит, вы хотите сказать, что все, кто воевал за немцев, — подонки?
Что ей вообще нужно? Браннхёуг решил, что разговор пора сворачивать.
— Я хочу сказать только то, что квислинги легко отделались — непродолжительным тюремным заключением. В тех странах, где я был послом, таких предателей ставили к стенке — всех до одного. И я отнюдь не уверен, что подобные шаги не пошли бы на пользу и Норвегии. Но давайте вернемся к первоначальной теме, Наташа. Вы просили меня дать вам комментарий. Итак, Министерство иностранных дел никак не комментирует прошедшую демонстрацию, равно как появление новых членов в правительстве Австрии. Извините, Наташа, но у меня сейчас гости…
Наташа извинила, и он положил трубку.
Когда Браннхёуг вернулся в гостиную, гости уже собирались уходить.
— Как, уже? — широко улыбнулся хозяин, но не стал никого удерживать. Он устал.
Проводив гостей до двери, Браннхёуг горячо пожал руку начальнику полиции и сказал, что она всегда может обращаться к нему, если у нее возникнут трудности, хотя их пока не возникало, но…
Перед тем, как заснуть, Браннхёуг подумал о Ракели Фёуке. И о ее полицейском, которого он убрал с дороги. Браннхёуг заснул с улыбкой на губах, но проснулся с ужасной головной болью.
Эпизод 71
Поезд «Фредрикстад — Халден», 10 мая 2000 года
Народу в вагоне было немного, Харри сел у окна.
Девушка, сидевшая прямо за ним, сняла наушники, и Харри слышал голос певца, но не музыку. В Сиднее специалист по подслушиванию объяснял Харри, что когда человек слушает тихие звуки, его ухо настраивается на частоту звучания человеческого голоса.
Есть что-то утешительное в том, что последнее, что слышишь перед тем, как погрузиться в тишину, — это человеческий голос, подумал Харри.
Дождь рисовал на стекле зигзаги. Харри смотрел на мокрые поля и ныряющие между столбами провода.
На перроне в Фредрикстаде играл оркестр. Проводник объяснил, что здесь музыканты обычно репетируют перед Днем Конституции.
У Харри была с собой только сумка с одеждой. Мейрик сказал, что в его квартирке в Клиппане есть все необходимое: телевизор, музыкальный центр и даже кое-какие книги.
— «Майн кампф» и все такое, — с улыбкой пояснил Мейрик.
Ракели Харри так и не позвонил, хотя ему отчаянно хотелось услышать ее голос. Последний звук перед тишиной.
«Следующая остановка — Халден», — объявил гнусавый голос. Его прервал фальшивый, визжащий звук. Поезд начал тормозить.
Харри водил пальцем по стеклу, повторяя про себя эти слова: «фальшивый, визжащий звук». Визжащий, фальшивый звук. Звук, визжащий и…
Звук не может быть фальшивым, подумал Харри. Он может звучать фальшиво только тогда, когда рядом другие звуки. Даже Эллен, человеку с самым лучшим музыкальным слухом, нужно было несколько звуков, чтобы услышать музыку. Даже она не могла с уверенностью сказать про отдельно взятый звук, что он нестройный, неверный, фальшивый.
И все равно в ушах Харри стояла эта нота, громкая, фальшивая, режущая слух. Нота в голосе Мейрика, который отправлял его в Клиппан, чтобы шпионить за возможным отправителем факса — из-за пары каких-то газетных заголовков. Сегодня Харри просматривал газеты: о письмах с угрозами, вокруг
