Воскресенье, люди не спеша прогуливались, и старик вместе с ними шел по Дворцовому парку. Он остановился перед караульным помещением. Деревья были светло-зелеными, — его любимый цвет! Как все близко! Но высокий дуб посреди парка никогда не станет зеленее, чем сейчас. Разницу было видно уже теперь. Вскоре после того, как дерево очнулось от зимней спячки, живительный сок начал разливаться по стволу, наполняя ядом все артерии дерева. Сейчас яд уже дошел до каждого листика, и через пару недель они зачахнут, пожелтеют, опадут, и под конец — дерево умрет.
Они пока ничего не знают. Ничего. Изначально Бернт Браннхёуг в его план не входил. Старик понимал, что это убийство сбило полицию с толку. Интервью Браннхёуга оказалось просто забавным совпадением. Старик смеялся, когда читал его. Господи, он даже был согласен с Браннхёугом — проигравших нужно ставить к стенке, это закон войны.
А как же другие следы, которые он им оставил? Неужели даже казнь у крепости Акерсхус они не смогли связать с великим предательством? Неужели, чтоб они поняли, надо, чтобы в следующий раз выстрелила пушка на крепостном валу?
Старик прислонился к дереву. Береза. Как у Нурдала Грига, когда он пишет о том, как правительство и король бегут в Англию. «А над ними бомбовозы вражьи». От этого стихотворения старика тошнило. В нем предательский поступок короля изображался как благородное отступление, будто покинуть свой народ в тяжелый момент — благородно. А в Лондоне, в полной безопасности, король, как и все эти «их величества в изгнании», занимался только тем, что на званых обедах вел светские разговоры с дамочками и рассказывал, как он надеется однажды вернуться в свое маленькое королевство. А когда все было кончено и Норвегия встречала корабль, на котором возвращался наследник, люди на пристани кричали до сипоты, пытаясь перекричать позор, свой и своего короля. Старик закрыл глаза, не в силах смотреть на солнце.
Крик командира, чеканный шаг, стук прикладов о гравий. Смена караула.
Эпизод 87
Вена, 14 мая 2000 года
— Так вы не знали? — спросила Хелена Майер.
Она покачала головой, и Фриц достал телефон, чтобы позвонить в полицейский архив.
— Мы разберемся с этим убийством, — шепотом сказал он. Харри не сомневался.
— Значит, полиция решила, что Гюдбранн Юхансен убил собственного врача? — спросил Харри хозяйку.
— Да. Кристофер Брокхард жил один в одной из квартир при больнице. Полиция сказала, что Юхансен разбил стекло входной двери и убил Брокхарда, когда тот спал.
— И как…
Госпожа Майер картинно провела пальцем по горлу.
— Я сама это потом видела, — сказала она. — Можно было подумать, что это дело рук хирурга — до того точно рассечено.
— Хм. А почему полиция решила, что виноват Юхансен?
Старушка рассмеялась:
— Сейчас расскажу. Юхансен спрашивал у вахтера, в какой квартире живет Брокхард, и сторож той ночью видел, как у ворот остановилась машина, Юхансен вышел из нее и вошел в здание. Потом он выбежал из дома, запрыгнул в машину и уехал в сторону Вены. На следующий день его нигде не было, никто не знал, где он. Знали только, что был приказ о переводе его в Осло через три дня. Там он должен был служить в полиции. Но там он так и не появился.
— А не помните, кроме свидетельства вахтера, у полиции были доказательства?
— Еще бы не помню! Сколько лет мы вспоминали это убийство! Кровь на стекле была его группы. Потом, полиция нашла в спальне Брокхарда те же отпечатки пальцев, что и на ночном столике и больничной кровати Урии. К тому же был ясен мотив преступления…
— Даже так?
— Да. Гюдбранн с Хеленой любили друг друга. Но она должна была достаться Кристоферу.
— Они были обручены?
— Нет, нет. Но Кристофер с ума сходил по Хелене — это все знали. Хелена была из богатой семьи, — они разорились, когда ее отца посадили в тюрьму, и выгодное замужество помогло бы Хелене и ее матери поправить дела. Да вы же знаете: у всякой девушки есть перед семьей определенные обязательства. Во всяком случае, у Хелены были.
— Вы не знаете, Хелена Ланг еще жива?
— Пожалуйста, попробуйте штрудель, — оборвала его старушка.
Харри откусил большой кусок, прожевал его и одобрительно кивнул хозяйке.
— Не знаю, — ответила госпожа Майер. — Когда узнали, что в ночь убийства она была с Юхансеном, на нее тоже завели дело, но ничего не нашли. Она уволилась из госпиталя, переехала в Вену, открыла там ателье и шила одежду. Да, она была сильной и деятельной женщиной. Иногда мы с ней встречались на улице. Но где-то в середине пятидесятых она продала ателье, и после я о ней ничего не слышала. Говорят, она уехала за границу. Но я знаю, кого вам надо спросить. Если, конечно, она еще жива. Беатрису Хофман — она была служанкой у Лангов. После того убийства Лангам пришлось ее уволить, некоторое время она работала в нашем госпитале.
Фриц снова достал телефон.
В оконное стекло с отчаянным жужжанием билась муха. Ее микроскопический разум, не способный объять большего, заставлял ее без конца колотиться о стекло.
— А штрудель?..
— В другой раз, госпожа Майер, сейчас у нас мало времени.
— Почему? — удивилась хозяйка. — Это все произошло полвека назад и никуда от вас не убежит.
— Ну… — Харри посмотрел на черную муху за кружевными занавесками.
По дороге в участок Фрицу позвонили, и он тут же развернул автомобиль и поехал обратно. Такое нарушение правил вызвало негодование окружающих водителей.
— Беатриса Хофман еще жива, — сказал Фриц, поддавая газу на перекрестке. — Она сейчас в доме престарелых по Мауэрбахштрассе. Это в Венском лесу.
Двигатель «БМВ» радостно взвизгнул. За окном кирпичные дома сменились фахверковыми, те — старыми трактирами и — лиственным лесом. Лучи заходящего солнца играли в листве буков и каштанов, создавая ощущение сказки.
Сиделка повела их по большому парку.
Беатриса Хофман сидела на скамейке под могучим узловатым дубом. Под огромной соломенной шляпой виднелось маленькое, сморщенное лицо. Фриц обратился к ней по-немецки и объяснил, зачем они пришли. Старуха кивнула и улыбнулась.
— Мне девяносто лет, — дрожащим голосом сказала она. — И все равно, когда я вспоминаю о фройляйн Хелене, слезы на глаза наворачиваются.
— Она живет? — Харри не говорил по-немецки со школы. — Знаете вы, где она есть?
— Что он говорит? — спросила Беатриса, поднося к уху руку.
Фриц объяснил ей.
— Да, — сказала она. — Я знаю, где Хелена. Она — там, наверху.
Старуха указала пальцем на крону дерева.
Вот он, подумал Харри. Маразм. Но старуха еще не закончила:
— У Святого Петра. Ланги были добрыми католиками, но из них всех Хелена была просто ангелом. Я как вспомню, — как говорится, слезы на глаза наворачиваются.
— Вы помните Гюдбранна Юхансена? — спросил Харри.
— Урию. Я видела его только один раз, — ответила Беатриса. — Красивый и очень милый молодой человек. Жалко, что больной. Кто бы мог подумать, что такой вежливый и добрый мальчик может убить?
