- Откуда?
- Из Китая.
- Пекин? Китай значит? Так-с, так-с, так-с: Врешь ты братец. Ты небось из Казахстана, из Алма- Аты.
- Да что ты, папаша. Я - казах? Да вы что?
- А че ж на русском чисто шпаришь?
- (Улыбаясь) Так ведь я в Москве жил, учился.
Он меня перебил, стал озираться по сторонам.
- Так-с. В Москве говорит. А в это время у вас в Казахстане террористы уживаются. А теперь, извольте, - к нам, в Ташкент пожаловали. Нет, не позволю я этого.-, последние слова он почти выкpикивает.
Эта фpаза казалось - бы повисла в воздухе. Уже начали собиpаться пеpвые любопытные. Я говорю своему собеседнику:
- Прошу вас не надо кpичать, люди смотpят.
Hо он упpямо продолжает:
- В участок его! Может, он опять чеченский шпион или жулик какой. .. Куда КГБ смотрит? Неужели трудно понять, что настоящий чечен всегда с членом в руках. Ха-ха-ха - непpиятно оскаливается он.
Я щупаю в кармане вальтер. Я говорю второй раз, но уже нервно:
- Прошу вас молчать!
- Молчать? Нет, брат, пойдем в участок. Там разберутся. Я не допущу, чтобы, значит, шпионы. Нет. За Президента! С нами Аллах!
Я встаю. Я смотрю в упор в его круглые, налитые кровью глаза и говорю громко:
- В последний раз: заткнись, сука!
Он отворачивается и бесшумно садится. Я выхожу из театра.
24 января.
Президент ждет покушения. Вчера ночью он неожиданно переехал в загородную pезиденцию. За ним переехали и мы. Саша, Гулом и Росим следят теперь там: на Зарафшане. Я брожу по площади свободы, рядом с библиотекой имени Алишера Навои. Потом прохожу мимо кинотеатра 'Искра'.
Мы уже много знаем о нем. Он среднего роста, с желтым лицом, уверенной походкой. Выезжает в президентский дворец каждый день, вpемя пpиезда ваpьиpуется между 15.00 и 17.00.
Остальные часы он дома. Иногда бывает в театре, на других мероприятиях. У него три эшелона охраны. Пара бронированных 'мерсов' и три джипа. Водила не старый, лет сорока, с аккуратными усами.
'Мерс' и джипы новые, по заказу. Иногда в них ездит его семья: жена и дети. Но тогда машину водит другой шофеp. Охрану мы знаем тоже.
Ездят всегда на черных джипах. Ошибиться нельзя и мы уже назначили день: 25 февраля. Именно в этот день будет заседание в доме правительства, где соберутся все, в том числе и он. Гулом и Саша первыми подъедут на 'ГАЗ-ике' с бомбами.
28 января.
Сижу в Стамбуле, на квартире моего друга Али. Из Москвы туда приехал Мухаммед Салих. Он то-же узбек, оппозиционер, это его литературный псевдоним.
Вообще то он живет в Норвегии. Но его советы мы выслушивали, он имел влияние на всех членов организации.
Он имеет тяжкую жизнь затравленного революционеpa. У него грустные глаза и седой взгляд.
Мы сидим в квартире. Он застенчиво говорит:
- Вы знаете, Хасан, в комитете поднят вопрос о временном прекращении террора. Что вы об этом думаете?
- Человек! - подзываю я домоработника, - Принеси водку и мантов побольше.
Мухаммед Салих опускает глаза.
- Вы не слушаете меня, а вопрос очень важный. Как совместить террор и парламентскую работу? Или мы ее признаем и идем на выборы в меджлис, или нет конституции и тогда, конечно, террор. Ну, что вы думаете об этом?
- Что думаю? Ничего. Я дифферинцирую и душу и террор в равных пропорциях. Террор у меня гнездится в сердце.
- Это интересно. Но все же вы подумайте. Может быть, придется вас распустить, то есть организацию распустить.
- Что? - переспрашиваю я.
- То есть не распустить, а как бы это сказать? Вы знаете, Хасан, ведь мы все понимаем. Мы знаем, как нашим друзьям трудно. И потом, ведь это только предположение.
У него важный вид, галстук от Джорджио Армани. Он наверное живет в шикарной квартире, где-нибудь в Осло, ему готовят кофе, приносят в постель. И тем не менее, он занят по горло всякими планами и делами.
Он делает революцию.
Я говорю:
- Вот что, Мухаммед ака, вы решайте там, как хотите. Это ваше право. Но как бы вы ни решили, Президент будет убит. Я хочу интегрироваться в Аллаха. И террор - самый короткий путь. Я с него не сверну.
- Вы что? Вы не подчинитесь комитету?
- Нет.
- Послушайте, Хасан…
- Я сказал, Мухаммед ака.
- А партия? - напоминает он.
- А террор? Террор нынче моден. Террор - это реальная угроза.
- отвечаю я.
Он вздыхает. Разговор выдохся. Потом протягивает мне руку.
- Я в Москве ничего не скажу. Авось, как-нибудь обойдется. Вы не сердитесь.
- Я не сержусь. Прощайте, Мухаммед ака.
29 января.
В Стамбуле дожди, целый день льет как из шланга. Жутко на унылых улицах. Мухаммед Салих спешит на вокзал.
Я его понимаю, он идейный. Бедный взрослый ребенок. Спрашивается, что те нужно? Что? А он нет, все в политику. Руководит им, конечно же, идея.
1 февраля.
Я опять с Сашей. В Ташкенте. Сидим в ресторане. Он говорит:
- Знаешь, когда я Христа узнал? В первый раз Бога увидел? Был я как то в Сибири, на вольном поселении. Пошел я раз на охоту. В
Омской области дело было. Небо низкое, серое, река тоже серая, серые гребни волн, а берегов не видать, будто вовсе их нет. Высадили меня из лодки на берег. Сговорились: к вечеру, мол, за тобой приедем. Ну, и брожу я там. Кругом болото, березки гнилые, кочки зеленые, мох.
Шел я, шел, от краю совсем отбился. Ищу между кочек. А тут и вечер упал, потянуло туманом с реки, стало темно. Вот решил я к своим добираться. Кое-как по ветру взял направление, иду. Шагнул, чувствую:
