- Тебя ждала! - сердито ответила Анюта.
- Зачем? Я же тебе советовал не ждать.
- Советовал. А я ждала. Надеялась на что-то. Идиотка. Теперь вижу
- зря. Все - зря!
Я посмотрел Анюте в глаза и увидел слезы. Зачем? Зачем я это делаю, зачем говорю эти слова, нехорошие слова, злые, зачем я делаю ей больно?
- Прости…, - я взял Анютины руки в свои. - Нет, правда, прости.
Извини… Я сам не знаю, что говорю. Прости меня, Анюта.
Анна освободила одну свою руку, достала носовой платок и промокнула глаза.
- У тебя сигареты есть? - спросила она.
- Сигареты? - удивился я. - Зачем тебе? Ты же не куришь.
- Иногда курю. Редко…
- А мы с Мишкой бросили.
- С Мишкой? Значит, нет у тебя сигарет?
- Есть. - Я с неохотой выпустил Анютину руку, сходил в гостиную, достал из бара пачку 'Явы' и вернулся на кухню.
Анна закурила. Курить она не умела совершенно. Сделав затяжку и поперхнувшись дымом, затушила окурок в пепельнице. Я закуривать не стал, опростал пепельницу в помойное ведро, туда же выкинул почти полную пачку, и даже зажигалку выбросил. Пепельницу вымыл под краном.
- Так что там с Николаем Петровичем?
- Кусаться не будешь?
- Не буду. Обещаю.
*30.*
Николай Петрович был довольно импозантным мужчиной примерно моего возраста, неплохо сохранившимся, но с большими залысинами и седыми висками. Одет он был дорого и при галстуке. Он долго и бесшумно размешивал ложечкой сахар в чашке с чаем, не отпивая. Размешивал и слушал наш подробный рассказ. Чай уже давно остыл, а Николай
Петрович все мешал и слушал. На его чиновничьем лице красовалась мертвая, по-видимому, привычная маска спеси. Мне он не понравился с первого взгляда, и я засомневался, что он захочет нам помочь.
Гоша тоже был здесь, они с Николаем Петровичем приехали вдвоем.
Гоша уже выпил вторую чашку кофе.
Была уже, считай ночь - двенадцатый час. Мишку мне с большим трудом удалось оторвать от Аниного телевизора и уложить спать в своей (теперь своей, то есть его) комнате.
Мы с Анной закончили рассказ, а Николай Петрович закончил размешивать сахар. Сделав маленький глоток, он сморщился, словно в чашке был не сладкий чай, а концентрированный лимонный сок, отодвинул чашку от себя и сказал:
- Думаю, дело это не будет таким уж сложным. Поднимем архивы, восстановим или разыщем свидетельство о рождении. Паспорт он получит. Как вы говорите фамилия этого молодого человека?
Мы с Анной переглянулись.
- Звать Михаилом, - ответил я, - а как фамилия… мы, честно признаться, у него не спрашивали. Не пришлось как-то.
- И где он проживал с отцом? Адреса его вы тоже не знаете?
- Нет, но завтра, когда Миша проснется, мы будем знать все - и бывший адрес и фамилию.
- Уже сегодня. - Николай Петрович приподнял манжет белоснежной сорочки и посмотрел на часы.
- Что? - не понял я.
- Я говорю, что уже первый час ночи. Не завтра, а сегодня.
- А, ну да.
- Итак, - продолжил Николай Петрович, - Паспорт не проблема. Но вот вопрос! - Чиновник с залысинами, которому не понравился мой чай, потому что он был холодный, впрочем, по его же собственной, чиновника вине, пристально посмотрел на меня: - /Вы/ хотите стать опекуном, этого юноши, Сергей… э-э-э Владимирович?
- Да. Я.
- Вы, насколько я понял из рассказа, на пенсии? И каков размер вашей пенсии? Это не банальное любопытство.
Я подтвердил что, мол, да - я пенсионер и назвал сумму, которую
(слава богу!) получаю регулярно.
- Других доходов не имеете?
- Я отрицательно мотнул головой и, запоздало вспомнив про дачу, сказал:
- Дача есть. Я на ней виноград выращиваю. И еще много чего.
- На продажу?
- Нет, для себя.
- Дача, это хорошо, - кивнул головой Николай Петрович. - Я понимаю - овощи там, витамины всякие. Дача - это замечательно. И жилищные условия позволяют, но вот ваши доходы… Боюсь…
- Я устроюсь на работу, - перебил я его. - Меня возьмут на хорошо оплачиваемую работу.
- Уверены?
- Уверен, - без тени сомнения в голосе ответил я, хотя полной уверенности в этом вопросе у меня пока не было. А может, я и не нужен уже в институте? Может, если меня и возьмут, то только вахтером в институтский гардероб?
Николай Иванович пожал плечами:
- К тому же ваш возраст…
- Колян! Кончай комедию ломать, - встрял доселе молчавший Гоша. -
Мы же понимаем - не все так просто и проблемки тут кое-какие имеются. Но проблемки же, не проблемы! Мишке до совершеннолетия пару годков осталось. Он и теперь уже вполне самостоятельный парень. Вон
- всю бытовую технику Анюте отремонтировал. И Сереге магнитофон починил. Рукастый парень, мастеровой. Мы тут все ему поможем на ноги встать - и я, и Анюта, и Серега… Сергей Владимирович. Мы все - как одна семья. Парню с нами хорошо будет. Мы все скопом ему поможем. А в детских домах и интернатах что делается! Ты же знаешь.
- Знаю, Егор, знаю. Но ведь закон…
- Тю! Закон! Я зачем тебя среди ночи поднял и сюда привез? Чтобы мы с тобой в спокойной, так сказать, обстановке, без бюрократии, так сказать, все вопросы обсудили и порешали. И почему я к тебе обратился? А потому, что уже два десятка лет тебя знаю. Как порядочного человека, которому судьбы людские не безразличны знаю.
Как друга тебя знаю.
- Егор, я все понимаю, но закон существует.
- Законы, Колян, они только при советской власти работали. Да и то не всегда. Ты вспомни обстоятельства, при которых мы с тобой познакомились. Тогда закон упирался тебе в живот. Он был не на твоей стороне.
Наверное, это был припасенный Гошей на самый крайний случай сверхмощный удар, и этот удар оказался наиболее действенным. Николай
Петрович слегка сник, и вся его спесь куда-то вмиг подевалась. Он хлебнул чая и сказал:
- Отличный у вас чай, Сергей Владимирович.
- Может, подогреть в микроволновке? - предложил я. - Или давайте, я вам свежего налью.
- Нет, нет, - запротестовал Николай Петрович, - чай ваш и холодный вполне замечательный. Кроме того…, - он снова приподнял манжет рубашки.
